томагавк, - сказал он, - когда их собственные молодые люди никогда не
забывают, что они отважные воины, и часто расходятся после встречи с кровью
на руках?
голубей. Между ними часто происходят ссоры; но воинов среди них немного. На
тропу войны выходят только те, кто отмечены свойствами храброго, и такие
видят много битв.
улыбнулся, радуясь своей проницательности; однако во внимание к годам и
заслугам столь старого человека он поспешил любезностью загладить свою
резкость:
воином. И они хотят, чтобы краснокожие собирали коренья и сажали кукурузу.
Но дакота не родился жить, как женщина; он Должен бить в бою пауни и омахов,
или он запятнает имя своих отцов.
правом бою; но он слеп и уши его не внемлют воплям индейцев, убитых, когда
они грабили соседа или причиняли ему другое зло!
насмешливым взглядом, показавшим, что вождь тетонов принадлежит к тем, кто
позволяет себе нарушать стеснительные правила благовоспитанности и склонен
злоупотреблять приобретенной таким образом свободой суждения. - Он очень
стар; может быть, он уже совершил свой путь в далекие луга и не поленился
вернуться назад, чтобы рассказать молодым о том, что он увидел?
прикладом ружья и устремив на индейца твердый и ясный взгляд, - я слышал,
что есть в моем народе люди, которые изучают великие знахарства, пока не
вообразят себя богами; и которые смеются над всякой верой, кроме тщеславной
веры в собственную власть. Может быть, это и правда. Это, конечно, правда!
Потому что я сам видел таких. Когда человек заперт в городах и школах один
на один со своими безумствами, ему легко вообразить себя превыше Владыки
Жизни. Но воин, живущий в доме, где крышей над ним облака, где он в любую
минуту может поглядеть на небо и на землю и где каждый день видит могущество
Великого Духа, такой человек научается смирению. Вождь дакотов должен быть
мудрым, ему не пристало смеяться над тем, что правильно.
благоприятного впечатления, поспешил перейти к непосредственному предмету
разговора. Ласково положив руку на плечо траппера, он повел его вперед, к
роще, пока они не оказались футах в пятидесяти от нее. Здесь он уставил в
честное лицо старика пронзительный взор и начал так:
прикажет им выйти. Ты видишь, что дакота не знает страха. Матори великий
вождь! Когда у воина седая голова и он готов отправиться в страну духов, не
может его язык быть двойным, как у змеи.
жил в дремучих лесах или на этих голых равнинах, и не было у меня ни жилья,
ни семьи. Я охотник и выхожу на свою тропу один.
выстрелит.
опасное подтверждение правды своих слов: он видел - иначе ему не усыпить
подозрений своего коварного собеседника. Пока он клонил дуло, глаза его,
хоть и сильно затуманенные и ослабевшие с годами, вглядывались в смутную
мглу за многоцветной листвой кустарника и наконец сумели различить бурый
ствол тоненького деревца. Выбрав его мишенью, он прицелился и выстрелил.
Только когда пуля вылетела из дула, руки траппера охватила дрожь; случись
это мгновением раньше, он не позволил бы себе произвести столь отчаянный
эксперимент. Эхо выстрела стихло. Стрелок ждал с минуту в напряженной
тишине, что сейчас раздастся женский вопль. Потом, когда ветер развеял дым,
старик увидел взвившуюся полосу коры и уверился, что не вовсе лишился своего
былого искусства. Поставив ружье прикладом на землю, оп опять с невозмутимо
спокойным видом повернулся к индейцу и спросил:
знак того, что поверил искренности собеседника. - Он знает, что воин,
куривший трубку у многих костров совета, покуда волосы его не побелели, не
стал бы водить дружбу с дурными людьми. Но мой отец, наверное, ездил прежде
верхом на коне как богатый вождь бледнолицых, а не странствовал пешком,
подобно голодному конзе?
Шестьдесят весен и зим я скитался по лесам Америки, десять долгих годов
прожил в этих открытых степях - и не видел нужды обращаться к силе других
господних созданий, чтобы они меня переносили с места на место.
Солнце его опалит.
доверительно:
моих дней и застала меня там, где мне было любо жить в тиши и одиночестве -
да, в моих честных лесах! Тетон, тогда я спал счастливый: там мой взор
проникал сквозь ветви сосен и буков далеко в высоту, до жилища Великого Духа
бледнолицых. Если я желал открыть перед ним свое сердце, когда его огни
горели над моей головой, у меня была перед глазами незакрытая дверь. Но меня
разбудили топоры лесорубов. Долгое время уши мои ничего не слышали, кроме
треска падающих деревьев. Я сносил это как воин и мужчина; была причина,
почему я должен был это сносить; но, когда причины не стало, я надумал идти
туда, куда не доносится стук топоров. Большое нужно было мужество, чтобы
переломить свои привычки; но я услышал про эти широкие и голые поля и вот
пришел сюда, чтоб уйти от любви моего народа к разрушению. Скажи мне,
дакота, разве не правильно я поступил?
вождя и с жалкой улыбкой, в которой торжество странно сочеталось с грустью
об утраченном, казалось, ждал похвалы за свою решимость и мужество. Матори,
внимательно выслушав, ответил в характерной индейской манере:
многое. Что он делает - хорошо; что говорит он - мудро. Пусть он скажет
теперь: вполне ли он уверен, что он чужой для Больших Ножей, которые ищут по
всей прерии своих коней и не могут найти?
только...
Едва эти слова слетели с его языка, кусты у ближнего края зарослей
раздвинулись, и те, кого он там укрыл, ради кого наперекор своему
правдолюбию кривил душой, вышли на открытую равнину! Все онемели, пораженные
этим зрелищем. Но, если Матори и удивился, он не позволил своему лицу
отразить удивление и пригласительно махнул рукой приближавшимся друзьям
траппера с напускной любезностью и с улыбкой, которая осветила его темное
злое лицо, как луч заходящего солнца пробивает свинцовую тучу, насыщенную
электричеством. Он счел, однако, ниже своего достоинства словами или
как-нибудь иначе выразить свои намерения - только подозвал к себе стоявший в
отдалении отряд. Индейцы тотчас кинулись на зов, готовые повиноваться.
Инес. Она казалась совсем прозрачной, а он нежно поглядывал на ее испуганное
лицо, как мог бы при таких обстоятельствах глядеть отец на дочь. Следом за
ними Поль вел Эллен. Бортник не сводил глаз со своей красавицы невесты,
однако глядел он исподлобья и так сердито, что был похож не на счастливого
жениха, а скорей на медведя, когда он угрюмо пятится от охотника. Шествие
замыкали Овид и Азинус, причем доктор вел своего друга не менее любовно, чем
молодые люди - своих юных спутниц.
его не желают ни шагать вперед, ни стоять на месте; таким образом, положение
его было весьма похоже на положение гроба Магомета <По преданию, гроб
Магомета висел в воздухе между двумя огромными магнитами.>, с той лишь
разницей, что тот в состоянии покоя удерживало притяжение, тогда как здесь
действовало скорее отталкивание. Впрочем, сила, действующая сзади, казалось,
получила некоторый перевес, и, являя, как мог бы отметить он сам, странное
исключение изо всех естественных законов, она с расстоянием не слабела, а,
напротив того, возрастала. Так как глаза натуралиста все время смотрели в
сторону, противоположную той, куда несли его ноги, то те, кто наблюдал за
процессией, получили ключ к загадке и поняли, почему друзья траппера вдруг
решились оставить свой тайник.
вооруженных людей, которая сейчас огибала дальний край-рощи и осторожно
двигалась прямо к месту, где стояли сиу. Так иногда флотилия каперов
подбирается через пустыню вод к богатому, но надежно охраняемому каравану
торговых судов. Это семья скваттера, или, вернее, те из его семьи, кто был
способен носить оружие, вышли в степь с намерением отомстить за свои обиды.
от рощи, пока не достиг гребня холма, откуда открывался широкий, ничем не
заслоняемый вид на голую равнину, где появился неприятель. Здесь дакота,
видимо, решил остановиться и выждать, какой оборот примут события. Несмотря
на отступления индейцев, увлекших за собой и траппера, Мидлтон продолжал
подвигаться вперед и остановился лишь тогда, когда поднялся на тот же
гребень и приблизился настолько, что можно было начать переговоры с
воинственными сиу. Буш и его семья тоже заняли выгодную позицию, но на
изрядном расстоянии. Три отряда напоминали теперь три эскадры в море,
которые осмотрительно легли в дрейф, стараясь, чтобы их не опознали прежде,
чем сами они не убедятся, кого из незнакомцев должны считать друзьями, кого
врагами. В эту минуту напряженного выжидания Матори переводил угрюмый взгляд
с одного чужого отряда на другой, быстро и торопливо изучая их. Потом,
Флинт Эрик
Перумов Ник
Андреев Николай
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Белов Вольф