внимания на сверкающее лезвие, направленное прямо на нее.
чтоб отпарировать роковой удар и спасти Еву, которая
безрассудно наступала на адъютанта. Но мне так и не пришлось
нанести удар. То ли пораженный диким странным видом безумной
женщины, то ли боясь, что она швырнет в него змею, адъютант в
паническом страхе вдруг стал пятиться назад. Сделав два шага,
он очутился на самом краю каменистого берега, зацепился ногой
за камень, поскользнулся и полетел в воду. Озеро было глубокое,
и он сразу скрылся под водой. Быть может, это падение и спасло
ему жизнь. В следующий момент он снова показался на поверхности
и быстро стал карабкаться на берег. Теперь он не помнил себя от
ярости и, выхватив шпагу, ринулся на Хадж-Еву. Его гневные
проклятия свидетельствовали о его решимости убить ее тут же на
месте. Но его шпага не вонзилась в нежное тело женщины и не
поразила змею. Сталь ударилась о такую же твердую блестящую
сталь.
удержать Хадж-Еву от свершения ее мстительного замысла. До сих
пор адъютант не видел меня. Ярость, больше чем вода, ослепила
его, и только когда наши клинки встретились, он заметил мое
присутствие.
непрошеное вмешательство, но, услышав, что ваша нежная любовная
беседа вдруг перешла в ссору, я счел своим долгом вмешаться...
касается? Кто дал вам право шпионить за мной и вмешиваться в
мои дела?
слабую невинную девушку от посягательств такого хищника, как
вы. Вы еще хуже, чем Синяя Борода!
началась ожесточенная игра клинков.
раз, я ранил своего противника в плечо, и он больше не мог
владеть правой рукой. Его шпага со звоном упала на гальку.
упавшую шпагу: -- Я безоружен! Довольно, сэр, я удовлетворен...
попросите прощения у той, которую вы так грубо оскорбили.
слово, которое, по-видимому, должно было выразить его
непреклонное мужество, он вдруг обернулся и, к величайшему
моему изумлению... бросился бежать.
шпагу ему в спину, но теперь я уже не жаждал его крови и
ограничился тем, что дал ему хорошего пинка ногой в то место,
которое Галлахер назвал бы "задним фасадом". Удовольствовавшись
этим прощальным приветом, я предоставил адъютанту возможность
продолжать свое постыдное бегство.
я услышал другой, более нежный голос, назвавший меня по имени:
но он хорош для вас, а для Хадж-Евы мрачный... Не стану больше
думать... нет, нет!
милый мико, и твой, моя красавица. Дорогие мои! Оставляю вас
одних наслаждаться, вам не нужна старая, сумасшедшая королева.
Я ухожу -- не бойтесь ни шороха ветерка, ни шепота деревьев.
Никто не подкрадется к вам, пока Хадж-Ева караулит, и
читта-мико тоже будет охранять вас. Хо, читта-мико!
наедине с Маюми. Мы оба несколько смутились.
ни одним словом любви. Хотя я любил Маюми со всем пылом своего
юного сердца и теперь уверился в том, что и она любит меня, но
мы еще до сих пор не сказали этого друг другу. У нас обоих
точно язык отнялся.
будто прошел электрический ток, наши души и сердца слились в
счастливом единении, мы без слов понимали друг друга. Никакие
речи не могли бы убедить меня сильнее в том, что сердце Маюми
принадлежит мне.
одни и те же мысли. По всей вероятности, Хадж-Ева уже
рассказала ей о том, как я пылко изливал свои чувства. По
веселому, спокойному взгляду Маюми я догадался, что и она не
сомневается во мне. Я раскрыл объятия. И моя любимая, как бы
поняв мой призыв, спрятала личико у меня на груди.
с ее губ, когда она прильнула к моей груди и самозабвенно
обвила мою шею руками.
как бы шептались между собой. Затем смущение растаяло, как
легкое облачко под лучами летнего солнца, и мы наконец
признались во взаимной любви. Я не стану пересказывать здесь
наши любовные речи. Эти самые священные слова в передаче часто
звучат пошло, поэтому я воздержусь от подробностей.
блаженство. Немного спустя мы опомнились и, отвлекшись от
настоящего, заговорили о прошлом и о будущем.
произошло в мое отсутствие. Она призналась без всякого
кокетства, что с первой же нашей встречи полюбила меня и в
течение всех этих долгих лет разлуки ей никто не нравился. Она
простодушно удивлялась, что я не догадывался об этом. Я
напомнил ей, что она никогда не говорила мне о своей любви.
Маюми сказала, что это верно, но добавила, что она и не думала
скрывать ее. Она оказалась проницательнее меня и догадалась,
что я люблю ее. Маюми говорила так свободно и откровенно, что
мои подозрения рассеялись. Она оказалась благороднее меня:
никогда Маюми и не подумала бы сомневаться во мне. Только один
раз, совсем недавно, она поддалась этому чувству. Выяснилась и
причина: оказывается, ее неудачливый поклонник пытался отравить
ее слух клеветой на меня. Поэтому и было дано поручение
Хадж-Еве.
открыть Маюми только часть истины. Но я чувствовал угрызения
совести, когда мне приходилось, чтобы не огорчить девушку,
умалчивать о том или ином эпизоде из моего прошлого.
было изменить. Зато более светлое будущее открывалось передо
мной, и я дал себе клятву искупить свою вину. У этого чудесного
создания, которое я теперь держал в своих объятиях, никогда
больше не будет повода упрекать меня.
признание Маюми в любви, но, как только мы заговорили о ее
семье, во мне снова закипела кровь от гнева. Она рассказала мне
о судебных процессах, несправедливостях и оскорблениях,
перенесенных ими от белых, и особенно от их соседей --
Ринггольдов.
еще обстоятельства, известные только Маюми. Ринггольд, этот
презренный лицемер, пытался ухаживать за нею. Только страх
перед ее братом вынудил его оставить ее в покое.
ней под видом дружбы. Он знал, как и все остальные, в каком