комнаты. Ее удерживала надежда. Вечер был для нее только ожиданием того,
что потом будет хорошо. И так до самого конца. А вот с сидением дома она
не связывала никакой надежды.
Никого не намерен видеть в Варшаве, объявлял он.
Завишу лишь тогда, когда он вокруг чувствовал зависть других. И он
пользовался каждой возможностью появляться с нею.
лавки. Девочка летела с огромной скоростью через всю улицу, размахивая
руками в попытках удержать равновесие, медленно вращаясь, словно угасающий
детский волчок. Тут и увидел будто бы ее директор балетной школы. Завиша
обижалась, когда это подавали как начало ее артистической карьеры.
что касается возраста, я начала танцевать значительно раньше.
них себя не помнит. Она разоблачала эту неправду и разоблачала тот факт,
что мать ее не работала в магазине. Та доставляла товар из мастерской
мужа! Это была большая разница. Дочка ее, будучи малым ребенком, не
танцевала. Она прыгала, скакала, вертелась. И не для забавы. По крайней
мере не для своей. Движением она искупала свое уродство. Жестами платила
за право входить во двор. Она была слишком некрасива, чтобы получить его
без издевательств. А мысль о плате родилась у нее странным образом. Когда
она удирала!
как-то ответить лишь в том случае, если посчитать их глупыми. - Откуда
знать, зачем делаешь то или иное, если делаешь это с детства!
ее ответ свелся к одному: я раньше тоже курила.
объясняли ее. И она едва выходила за рамки того наипростейшего объяснения,
что делает это постоянно, когда добавляла, что делала это всегда. Так
было. С той, однако, поправкой, что как-то она сделала это впервые. Тот
раз выветрился из памяти. Или же слился с сотней других в один. Ибо она
без конца должна была все так же прыгать и вертеться, чтобы толпа
ровесников со двора оставила ее в покое. Выбрасывая руки вверх, изгибаясь,
словно тетива лука, то вправо, то влево, она утихомиривала детей. Зрелость
для нее-это только проблема, как подобным средством воздействовать на
взрослых. Черты лица Завиши долго считались малопривлекательными. И сейчас
это порой в чем-то давало о себе знать. Поэтому Завиша не любила, когда ей
говорили, что она выглядит молодо. Эпоха, которую многие невольно
связывают с воспоминанием о неуклюжих движениях, была неприятна для
Завиши, поскольку красота их использовалась в столь унизительных целях. В
лучшем случае она была уловкой. Как иные дети кривляются, чтобы насмешить
остальных, так и она выполняла свои красивые движения, дабы попросить
прощения. Но и то, и другое долго казалось ей бесчеловечным. И лишь когда
она начала прыгать не для всех детей, а только для одного-сына доктора с
ее этажа, - она прониклась уважением к своему танцу, которое необходимо
питать ко всякому искусству, даже к колдовству.
что она так страшно ему не нравилась. Он донимал ее на все лады. Он был
ребенком, а стало быть, созданием, которому так легко дается жестокость. И
ее голос, немного похожий на утиный и хрипловатый, сплюснутый, пуговкой,
нос, кожа вся в мельчайших пятнышках-все он ей ставил в вину, с
отвращением тысячу раз открывал одно и то же. Где тот единственный способ
убежать, если именно убежать-то она и не могла! Ведь парнишка жил по
соседству, на той же лестничной площадке. Весь день если не во дворе, то в
окне торчал. Не следил за ней, но что за мысль! Его разбирала злость, что,
куда ни посмотришь, всюду ее физия. А она бегала с места на место, с
одного на другое, а так его ей было мало! Впадала в забытье, род движения
ради самого движения, делая вид, что это для себя, что она от холода
перебирает ногами, подолгу почти что зависая в воздухе, хлопая в ладоши
или крутя руками все меньшие и меньшие круги. Казалось, она сливается
воедино, растворяется, примешивая к рукам, ногам, ко всему телу свое
особенно некрасивое лицо, смягчая тем самым свое безобразие. Так,
собственно, зачем танцуют? - думает она, решает, можно ли из своих
воспоминаний выкроить какой-нибудь ответ на вопрос Чатковского.
чувствует себя не в своей тарелке. В те минуты, когда он оказывается рядом
с красивыми женщинами, ему даже чудится, что он занимает чье-то место. К
счастью, все очень интересные дамы, которых он знал, непременно жены либо
его сослуживцев или начальников, либо иностранных чиновников. Это
позволяло Дикерту забывать об их красоте. Какое же это удобство! - думает
он. Женщины малопривлекательные или совсем некрасивые. С ними не
конфузишься.
скороговоркой, задыхаясь.
обнаружил это известие, или как его? Но Завиша сама знает, что ей думать о
своем турне. Ее меньше занимают слова Дикерта, чем его взгляд. Отвратный!
переставая смотреть прямо в глаза Дикерту. - И был так любезен, что велел
перевести самое интересное.
норковую накидку, укрывающую ее плечи. Она прекрасно разобралась в глазах
Дикерта. Такие взгляды она ненавидит: взгляды мужчин, которым только
безобразие придает смелости и возбуждает, как профессия уличной
девки-своей доступностью. Пусть по крайней мере поймет, она загибает
разукрашенные перстнями пальцы, что я из дорогих. И называет города, в
которых в последнее время побывала с концертами:
анекдотов. Такого, к примеру: однажды, изрядно выпив, она по очереди
ощупывала одну за другой драгоценности на себе и, словно сопровождая
кого-то по галерее, где были выставлены только неподписанные произведения,
не задумываясь комментировала. Указывая на сапфир с бриллиантами-Черский,
на большой, в три карата, бриллиант-князь Бялолуский, на
следующий-Костопольский. И опять-шла дальше-Черский. Среди различных
перстней был один из мелкого жемчуга в форме цветка клевера. А это даже и
не знаю откуда, - и долго разглядывала его, задумавшись, силилась
вспомнить. После какого-то приема обнаружила на пальце. Кто-то дал мне. Но
кто и за что? - она развела руками. Нет, в памяти никаких следов не
осталось.
на месте. Танцевать неуместно, раз уж тут кто-то знает о его
несчастье-хотя это всего лишь один человек. И он может войти в любую
минуту! Вспомнив об этом, Дикерт посерьезнел.
Ах да, вспоминает она, так это брат того Дикерта, который когда-то заходил
к ее брату, Марку. Завиша спрашивает о нем.
брате. Но ей и в голову не приходит, что, как и она, кто-то еще тоже может
стыдиться своего брата. Дикерт, пожалуй чересчур сухо, повторяет свой
вопрос. Янек поступает нелояльно, завязывая знакомство с особой,
принадлежащей свету, который сам покинул. Свет для тех, кто его принимает.
А тут Янек оставил свой след! Рука Завиши медленно и отлого поднимается
вверх, шевелятся растопыренные пальцы. Она и понятия не имеет, откуда
знает.
Очень умный.
люди существуют не для того, чтобы на некоторые темы можно было бы
говорить откровенно?
она его знает. Еврейка! И, кажется, такая ловкая. Может, она в жизни
играет еще и другие роли, а не только танцует. И тут вдруг в душе его
злоба, которую он испытывал по отношению к брату, переносится на нее, с
нее на Черского, с Черского на всю санацию. Шайка дикарей и неврастеников.
И эти их женщины! Он с такой яростью смотрит на Завишу, что та начинает о
чем-то догадываться.
как зыбки ее воспоминания о брате Дикерта, покачивается в ритме. Этим
жестом она призывает на помощь ритм из соседней комнаты. От трудной
ситуации она бежит в музыку.
его ритм. Как она уже не раз делала, стремглав удирая от людей.
Корнев Павел
Никитин Юрий
Каргалов Вадим
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Суворов Виктор