нечиста. Нет-нет, - поспешно прибавил Мартин. - Ничего ничтожного или
вульгарного. Понимаешь, мне показалось, он проник в самую суть жизни и
отчаянно испугался того, что увидел и сам перед собой притворяется, буд-
то ничего этого не видел. Пожалуй, это звучит не очень внятно. Попробую
сказать иначе. Он набрел на тропу, ведущую к потерянному храму, но не
пошел по ней; возможно, мельком он увидел и храм, но потом постарался
убедить себя, что то был только мираж, игра теней в листве. Или еще так
скажу. Человек мог кое-что сделать, но решил, что это бессмысленно, и
теперь все время в глубине души жалеет, что не сделал: он втайне смеялся
над наградой, которую заслужил бы деянием, и однако, еще затаенней жаж-
дал награды, жаждал радости деяния.
понимаю, что ты хочешь сказать.
Причин так думать у меня нет. Это только ощущение, и очень возможно, что
я ошибаюсь. Уж наверно ты его знаешь лучше.
у него были самые противоречивые. Он так трудно шел к этим высотам, так
стремился к этим людям, а они его разочаровали. С другой стороны, успех
ободрил его. Подъем оказался легче, чем он ожидал. Он одолел подъем - и
теперь (не страдая ложной скромностью, он не скрывал этого от себя) он
выше тех, к кому стремился, кроме, конечно, профессора Колдуэла. Он знал
больше них о жизни и о книгах и диву давался, куда они подевали свое об-
разование. Ведь он не знал, что сам обладает выдающимся умом, не знал
также, что гостиные всевозможных Морзов не то место, где можно встретить
людей, доискивающихся до глубин, задумывающихся над основными законами
бытия; и не подозревал, что люди эти - точно одинокие орлы, одиноко па-
рят в лазурной небесной выси над землей, обремененной толпами, чей удел
- стадное существованье.
дверь. Двадцать пять дней, работая и в воскресенья и в праздники, тру-
дился он над большим, примерно в тридцать тысяч слов, этюдом "Позор
солнца". То была тщательно обдуманная атака на мистицизм школы Метерлин-
ка - из крепости позитивной науки он нападал на мечтателей, ждущих чуда,
однако не ниспровергал красоту и чудо, ту красоту и чудо, что совместимы
с фактами. Несколько позднее он продолжил атаку, написал два коротких
эссе "Взыскующие чуда" и "Мерило своего "я". И принялся оплачивать путе-
вые расходы всех трех работ - из журнала в журнал.
сок на шесть с половиной долларов. Одна шутка дала ему полдоллара, а
вторая, купленная первоклассным юмористическим еженедельником, принесла
доллар. И еще два юмористических стихотворения заработали ему одно - два
доллара, другое - три. И вот, исчерпав кредит а лавках (хотя бакалейщик
поверил теперь ему в долг на пять долларов), Мартин опять отнес в заклад
велосипед и костюм. Агентство опять требовало с него за машинку, настой-
чиво напоминая, что согласно договору плату непременно следует вносить
вперед.
принялся за поделки. В конце концов, может быть, на них и просуществу-
ешь. Под столом скопилось двадцать коротких рассказов, отвергнутых га-
зетным синдикатом. Он перечел их, стараясь понять, как следует писать
рассказы для газет, и, читая, вывел точный рецепт. Оказалось, в газете
рассказ не должен быть трагическим, у него не должно быть несчастливого
конца, ему отнюдь не нужны ни красота стиля, ни проницательность мысли,
ни неподдельная тонкость чувств. Но чувства необходимы, притом в изоби-
лии - благородные и чистые чувства того сорта, каким он аплодировал с
галерки в ранней юности - чувства вроде тех, какими полны ура-патриоти-
ческие пьесы и мелодрамы "о бедном, но честном малом".
и, руководствуясь своим рецептом, принялся изготовлять смесь. Рецепт
состоял из трех частей: 1. Двое влюбленных ссорятся и расстаются; 2.
благодаря какому-нибудь поступку или по стечению обстоятельств они вновь
соединяются; 3. свадебные колокола. Третья часть была величиной постоян-
ной, но в первую и вторую можно было подставлять несчетное множество ва-
риантов. Так, влюбленных может разлучить недоразумение, прихоть судьбы,
ревнивые соперники, разгневанные родители, злокозненные опекуны и ковар-
ные родственники, и так далее и тому подобное; а вновь соединить их мо-
жет отважный поступок влюбленного, подобный же поступок влюбленной, пе-
ремена в его или ее чувствах, вынужденное признание злокозненного опеку-
на, коварного родственника или ревнивого соперника, добровольное призна-
ние любого из них, какая-нибудь внезапно открывшаяся тайна, влюбленный
может взять сердце девушки штурмом, либо покорить долгим благородным са-
мопожертвованием, и т.д. без конца.
лала она, мало-помалу Мартин находил и другие несомненно пикантные и
соблазнительные хитрости. Но свадебные колокола в конце неизбежны, тут
нельзя себе позволить никаких вольностей; хоть весь мир провались в тар-
тарары, хоть настань конец света, а все равно свадебные колокола должны
звонить. Минимальную дозу рецепт предписывал в двенадцать тысяч слов и
максимальную в пятнадцать тысяч.
казы для газет, он разработал с полдюжины схем и, выстраивая рассказ,
постоянно в них заглядывал. Схемы эти напоминали хитроумные таблицы, ка-
кие в ходу у математиков, они состояли из десятков клеток и множества
рядов, их можно было читать сверху вниз, снизу вверх, справа налево,
слева направо, и, не думая, не рассуждая, черпать из них тысячи различ-
ных решений, каждое из которых будет бесспорно верным и точным. Таким
образом, за полчаса Мартин мог при помощи своих схем сколотить дюжину
сюжетов, потом откладывал их, а когда выдавалась удобная минута, разра-
батывал. Он мог превратить такую схему в рассказ за час перед сном, пос-
ле целого дня серьезной работы. Позднее он как-то признался Руфи, что
мог писать их чуть ли не во сне. Тут только и требовалось сколотить сю-
жет, но это он делал чисто механически.
он понял, чего хотят редакторы, и первые два рассказа отослал, твердо
веря, что они принесут ему чеки. И через двенадцать дней они действи-
тельно принесли чеки, по четыре доллара каждый.
Хотя "Трансконтинентальный" опубликовал "Колокольний звон", оттуда чека
не последовало. Деньги нужны были позарез, и Мартин написал в редакцию.
Но получил лишь уклончивый ответ и просьбу прислать еще что-нибудь из
его работ. В ожидании ответа он два дня голодал и теперь снова заложил
велосипед. Аккуратно, дважды в неделю, он писал в "Трансконтинен-
тальный", требуя свои пять долларов, но ответом его удостаивали далеко
не всякий раз. Не знал он, что "Трансконтинентальный" уже многие годы
висит на волоске, что это журнал даже не третьего, а десятого сорта, нет
у него ни доброго имени, ни постоянных читателей и подписчиков, и он
кое-как существует хлесткими заметками, отчасти патриотическими призыва-
ми да еще объявлениями, которые помещают на его страницах благотвори-
тельности ради. Не знал он и того, что "Трансконтинентальный" -
единственный источник существования для редактора и коммерческого дирек-
тора и выжать из него средства на жизнь они умудряются, лишь вечно пере-
езжая с места на место в бегах от уплаты аренды и никогда, если их не
возьмут за горло, не платя по счетам. Невдомек Мартину было и то, что
принадлежащие ему пять долларов присвоил коммерческий директор и пустил
на окраску своего дома в Аламеде, причем красил сам, вечерами, так как
ему не по карману было платить маляру по ставкам профсоюза, а первый же
нанятый им нечлен профсоюза угодил в больницу с переломом ключицы;
кто-то выдернул у него из-под ног лестницу.
"Охотников за сокровищами". Очерк напечатали, он проверил это в цент-
ральной читальне, но от редактора не мог добиться толку. Все письма ос-
тавались без ответа. Чтобыубедиться, что они доходят по назначению, Мар-
тин несколько писем послал заказными. Значит, его просто грабят, грабеж
среди бела дня. Он голодает, а у него крадут его добро, его товар, плата
за который - единственная для него возможность купить хлеба.
повести с продолжениями, объемом в двадцать одну тысячу слов, перестал
существовать. И рухнула надежда получить свои шестнадцать долларов.
казов "Выпивка" случилась беда. В отчаянии, в лихорадочных поисках под-
ходящего журнала, Мартин послал этот рассказ в Сан-Франциско в светский
еженедельник "Волна". "Волну" он выбрал главным образом потому, что на-
деялся быстро получить ответ - ведь рассказу предстояло лишь переплыть
залив из Окленда. Две недели спустя он, вне себя от радости, увидел в
газетном киоске, в последнем номере журнала, свой рассказ, напечатанный
полностью, с иллюстрациями и на почетном месте. Он пошел домой и с
бьющимся сердцем гадал, сколько же ему заплатят за одну из лучших его
вещей. И до чего же приятно, что рассказ так вот сразу приняли и напеча-
тали. Радость была еще полнее от неожиданности, ведь редактор не извес-
тил Мартина, что рассказ принят. Он подождал неделю, две, две с полови-
ной, наконец отчаяние взяло верх над скромностью и Мартин написал редак-
тору "Волны", что, вероятно, коммерческий директор запамятовал о его не-
большом гонораре.
ховый суп, чтобы написать еще полдюжины рассказов, и возможно, ничуть не
хуже. Редактор ответил до того невозмутимо, что Мартин восхитился.