отправлявшиеся то с одной, то с другой выдрой на обычную утреннюю прогулку
так много лет тому назад.
обитателям.
тогда как Теко, обследовав, хоть и не так дотошно, как Эдаль, незнакомые
объекты, прошествовал вслед за Эндрю к дюнам и дальше к устью речушки. В
конце концов они исчезли из поля зрения, я вышел из дому и пошёл к дюнам,
чтобы можно было наблюдать за их передвижением по берегу, и, если нужно,
то чем-то помочь.
дома, и чтобы избавить Эндрю от утомительной процедуры заманивания выдры в
загон, которая уже так ясно продемонстрировала своё явно непримиримое
отношение к этому, я вошел в его домик, стал звать его, и Теко немедленно
пришёл на зов.
Эндрю, хотя судя по тому, как прохладно относился Теко к своему поводырю,
за исключением его роли официального гида, я полагал, что пройдёт ещё
много времени, прежде чеммежду ними установятся достаточно тесные
отношения. Я считал, что любовь Теко принадлежит только мне, но это я
льстил себе. Всего лишь четыре дня спустя, в конце их третьей прогулки
случилось нечто почти невероятное. Стоял серенький денёк, порывы влажного
ветра доносились с моря, и почти беспрерывно моросил дождик.
письменного стола я увидел их в конце поля. Эндрю безуспешно звал Теко,
который копошился на первом крутом склоне дороги для "джипа" и иногда
исчезал в кустах на обочине, где глубоко между отвесных берегов незаметно
тёк небольшой ручеёк. Дождь усилился, и я пошёл за курткой с капюшоном,
прежде чем отправиться за Теко, чтобы заманить его домой. Когда я надел её
и выглянул в окно, то увидел, чтоЭндрю и Теко валяются и катаются по
мокрой траве среди поля, а весёлый и радостный голос Теко доносился до
меня даже сквозь закрытые окна. Эндрю лежал ничком на мокрой траве, а Теко
прыгал у него на груди и облизывал ему лицо и уши,взвизгивая от восторга,
я видел, как Эндрю дул ему в мех, как это делал я, а Теко совал нос ему
под куртку, я видел, что Эндрю прямо в восторге от этого, и сам глубоко
удивился этому. Они позабыли обо всём на свете, как закадычныедрузья,
которые вдруг снова встретились, и я задумался о том, каким образом и
насколько желание Эндрю установить эту связь передалось животному. Как
всё-таки мало мы знаем!
удалось водворить Теко на место самому. Уже на следующий день он был
преисполнен решимости сделать это сам, но после того как они прогонялись
друг за другом более тридцати раз под проливным дождём, я посчитал
благоразумным прийти на помощь.
И всего лишь несколько дней спустя я сам полностью восстановил прежние
отношения с Эдаль. То был один из редких осенних дней, когда нет ни
дуновения ветерка, а солнце сияет на золотых, бурых и красных вянущих
листьях на крутом склоне холма перед домом. Отлив был очень, очень далеко,
и тихое лазурное море разбивалось лишь мелкой белой пеной на скульптурно
отточенном песке. Оттенки были так нежны, так тонко очерчены, что всё
казалось почти хрупким, как будто бы в любой миг оно могло лопнуть как
мыльный пузырь и оставить зрителя в бесцветной пустоте.
сама была как бы в экстазе от солнечного света и тишины и как никогда
раньше резвилась и кувыркалась в этой стихии. Когда мы перешли островную
косу и вышли к заливу Трейгх-э-Гулрабейн, я увидел, что отлив оказался
ниже, чем когда бы то ни было, огромные стебли и как бы резиновые
коричневые листья зонтичных водорослей стояли голые и блестящие на
побережье из песка и гальки, а чуть подальше они возвышались над водой как
шатровые кроны какого-то первобытного леса.
вокруг, пытаясь найти ещё. Вода была настолько чистой, что даже когда она
подымалась мне выше колен, можно было видеть мельчайшие предметы на дне,
многоцветные раковины и мидии, перламутровые ракушки, белые как мел
иероглифы, напоминающие какой-то забытый уже алфавит, отпечатанный
трубчатыми червями как на раковинах, так и на камне, мелкое кружево алых и
белых подобных папоротнику водорослей. Я увлёкся разглядыванием всего
этого под водой и на время забыл об Эдаль, которая, когда я видел её
последний раз, с большой скоростью кувыркалась где-то метрах в ста от
меня. И вдруг я почувствовал, что сзади кто-то ткнул меня в ногу,
обернулся и увидел, что она трогает меня, кружится как штопор, со страшной
скоростью вертится, так сказать, как сумасшедшая. И мне вспомнилось, как
она, бывало, делала это будучималенькой,свыражением невыразимого восторга
от окружающей среды, нечто большее, чем просто ощущение благополучия, чуть
ли не экстаз. И я вспомнил ещё одно давно забытое дело, как я брал её за
хвост и крутил вокруг себя, пока у меня не закружится голова, и как она
реагировала на это глупым выражением довольства и счастья. Теперь, как
никогда, настало время восстановить этот небольшой ритуал, я взял её за
хвост и стал кружить её всё быстрей и быстрей, и пока я делал это, она вся
расслабилась, а на мордочке у неё было давно забытое выражение
удовлетворения. Когда я отпустил её, она шлёпнулась в чистую воду, а я
смотрел на неё и думал, кто кому больше вернул. Небо, море и горы
показались мне гораздо ярче, более настоящими, мелкое морское дно намного
светлее, чем раньше, так как с них сошёл навязчивый туман вины. И теперь я
решил, пусть будет, что будет, ибо я знал, что больше не смогу нарушить
доверие дружбы с животными.
вереском и травой, и стала кататься и шлифовать себя на её склонах. Я
присел в нескольких метрах от неё, решив не нарушать вновь обретённое
доверие вмешательством, и закурил. За последние несколько лет я, пожалуй,
прочувствовал этот пейзаж и его звуки: Бен-Сгриоль с первой шапкой
похожего на кружево снега на вершине на фоне бледно-голубого осеннего
неба, далёкий рёв оленей на склонах побережья острова Скай, алый цвет
рябиновых ягод и ледяная вода речушки, стекающей в тихий залив
Камусфеарны, тут и там покрытая осенними опавшими листьями, но всё это
мало значило для меня,восприятие было только ощущением, я уже не был
частью всей этой природы, и в экологическом плане я стал здесь чужим.
Теперь же я потянулся к этому некогда знакомому миру, так же как Эндрю и
Теко вдруг просто так потянулись друг к другу, ия почувствовал всё это
всеми своими чувствами. Высоко надо мной кружили два стервятника и мяукали
как котята, а одинокий дикий гусь летел на север через пролив,
краснолапый, он постоянно звал кого-то, потерянный, как и я в течение
столь долгого времени.
спине, то усиленно поглаживая шею и грудь. Мех её приобрёл блеск, какого я
не видел долгие годы, а глаза сверкали, в них не было того потухшего,
сумрачного взгляда, к которому я уже давно привык. Вниз по склону она
съезжала большей частью на спине, лапки её с обезьяньими пальчиками
торчали вверх, и вот она упёрлась ногой мне в бедро. Я ещё не знал,
насколько вольно можно обращаться с ней на земле, но тут возобладало
чувство единства, совместной радости и веселья. Я стал возиться с ней так,
как это было в её детстве, в те дни, когда всё было ясно и просто, а
недоверия не было и в помине. Я взял её за плечи, прижал к себе, гладил и
дул ей в мех, переворачивал её и щекотал ей пятки и шею, а она вела себя
так, как Теко, пофыркивала от удовольствия и корчилась, стараясь покрепче
прижаться ко мне.
видение, которое я было утратил. Только зима, да расставанья создавали
барьер между людьми и действительностью, но это была лишь частичная
преграда, ибо тогда я уже знал, что радужные планы на будущее и ожидание
худшего - это всего лишь мечты, не подкреплённые ничем. Нечто среднее, в
неузнаваемой форме или волевой цели, наступает вместо того и другого,
оставляя лишь принятие данного и ожидание более строгих испытаний. В такие
мгновенья покоя, как я испытал в тот день с Эдаль, есть некое неритуальное
воссоединение со всем сущим на земле, без которого жизнь многих из нас
тривиальна. "Вымершее" относится в такой же степени как к духовному складу
людей, так и к исчезнувшим существам на земле, таким, какптица Додо. Мы
больше не можем ждать какого-то научного открытия, чтобы избежать
уничтожения своего собственного вида в этом плане, все свидетельства этого
уже налицо, письмена уже видны на стене. И путь назад не может быть
одинаков для всех нас, но для таких как я -это значит спуск по ступенькам
до тех пор, пока мы снова не окажемся среди творений мира и не разделим
хоть в малой степени их видение его, даже если это могут назвать
романтизмом по Вордсворту.
ЭПИЛОГ
Ровно год спустя, день в день, после того, как сорвались наши переговоры
с зоопарком в декабре 1966 года, мне позвонили из Уобурна и сказали, что
перестроить озеро китайской молочной фермы в соответствии с нашими
требованиями невозможно. Контролёр предложил мне другие варианты, и я
поехал на юг посмотреть белые замёрзшие пруды, которые можно было занять.
Ни один из них, по моему мнению, не подходил, более того, помещения для
выдр были изготовлены так, чтобы их можно было расположить под прикрытием
колоннады.
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Каменистый Артем
Белов Вольф
Лондон Джек