пропорциональна количеству убиенных. Великий Мао понимает это. Я тоже.
- Вовсе не обязательно распространять этот закон на банкиров- Их в сто раз
меньше, чем крестьян.
- Mon ami, мы можем открыть еще пять тысяч героаптек и десять тысяч кокскафе, но
это ни на йоту не укрепит гарантию нашей безопасности. Страна кишит врагами. И
басовым струнам все равно кого душить.
- Иосиф! - разочарованно вздохнул граф и двинулся вверх по лестнице. - Я всегда
знал, что ты великий эмпирик масс и не очень дальновидный стратег.
- Я тебе в затылок за эти слова не выстрелю, - проговорил сзади Сталин.
- Только попробуй! - засмеялся Хрущев. - У меня во дворце тридцать восемь
пулеметных гнезд. А на крышах - огнеметчики.
- Пулемет - не самый веский аргумент в современной войне, - усмехнулся Сталин. -
А огнемет - вообще декоративное оружие...
Из гостевой залы они поднялись на бельэтаж, миновали анфиладу просторных залов,
обустроенных в богатом, но строгом классическом стиле, и вошли в парадную
столовую. Это был огромный зал в коричневатых тонах, с окнами на террасу
обставленный немногочисленной ореховой мебелью, китайскими вазами и античными
скульптурами. Главную стену столовой украшали два полотна Тьеполо - "Встреча
Антония и Клеопатры" и "Пир Клеопатры". Длинный стол на шестьдесят человек был
богато и со вкусом сервирован. На столе лежала только легкая закуска, сыры,
фрукты и две тарелки с приборами на противоположных концах. Как из-под земли
появился неизменный телохранитель Хрущева монгол Аджуба с непроницаемым лицом,
литыми мускулами и двумя револьверами на узких кожаных бедрах. Он встал за
спиной графа, скрестив тяжелые руки на груди.
- Voila! - граф жестом пригласил Сталина. - Сегодня здесь было не очень весело.
Надеюсь, хоть ты развлечешь затворника.
Сталин достал из внутреннего кармана изумительную бриллиантовую заколку в форме
совокупляющихся эльфов и протянул ее графу:
- Позволь, mon cher ami, сим скромным куском неживой материи приветствовать тебя
в день твоих славных именин.
- Благодарю, Иосиф.
Они трижды, по-русски, расцеловались.
Слуги внесли четыре серебряные кастрюли с горелками для фондю, белое вино, мелко
нарезанный швейцарский сыр, золотые спицы, чеснок и оливковое масло.
- Прелестно, - Хрущев бегло разглядел заколку и небрежно нацепил ее на ворот
своей сорочки. - Выпьем.
Слуга наполнил шампанским два бокала.
- За тебя, mon cher, - поднял бокал Сталин.
- Нет, нет, - покачал головой граф. - Мои именины прошли. Утро. И посему я хочу
выпить за одно твое удивительное качество, которому всегда завидовал.
- Неужели во мне есть что-то, способное вызвать твою зависть? - улыбнулся
Сталин.
- Есть, Иосиф. Твое умение жить настоящим.
- Первый раз слышу!
- Да, да. Николай II умел жить прошлым, Ленин - будущим. А ты - живешь
настоящим. Живешь полной грудью. И вместе с тобой живет настоящим советский
народ.
Сталин серьезно посмотрел во влажные, глубоко посаженные глаза Хрущева. Они
чокнулись и выпили.
Слуги, между тем, проворно готовили фондю - топили сыр в кипящем вине, быстро
размешивая его специальными ложками.
Двое охранников подземной тюрьмы внесли на мраморной доске отрубленный торс
только что умершего юноши. Торс сочился парной кровью. Повар с ножом и двузубой
вилкой склонился над ним и вопросительно посмотрел на графа.
- Вырезку. На уровне почек, - приказал Хрущев. Повар принялся вырезать из торса
два узких куска.
- Cela vaudrait le coup d'aller a Archangelskoe pour gouter une vrai fondue! -
засмеялся Сталин, садясь за стол. - Я, признаться, только что поужинал.
- Мое фондю я готов есть в любое время суток, - граф сел на противоположный
конец стола. - Такого в вашем Кремле не попробуешь... Опять, небось, свинину
ели? Или этих дурацких рябчиков в сметане?
- Mon cher, ты культивируешь в себе желчь.
- Я культивирую в себе гастронома. У вас не осталось ни одного хорошего повара.
Ежов и Берия пересажали всех.
- Приходи к нам на 8-е марта. Будет прекрасный французский стол. И куча дам,
которых ты так не любишь.
- Дважды в кремлевскую воду не входят... Расскажи лучше про эту амнистию.
- По "ленинградскому делу"?
- Да. Что это за метания? Вы полагаете, что ждановское противопоставление убогих
ярмарок продовольственным советским магазинам не было ошибочным? И Вознесенский
не занимался промышленным вредительством?
Сталин осторожно стряхнул пепел с сигары в аметистовую пепельницу:
- Вознесенский действительно был вредителем и работал на англичан. А насчет
ярмарок для народа у Политбюро мнение изменилось.
- Вот как? - притворно поднял брови граф. - Значит, ждановские ярмарки - не
реставрация лапотной Руси?
- В них было много действительно лапотного, архаического... эти показательные
казни на Сенной, четвертования, битье батогами... массовые совокупления на
льду... Но. Сама идея устройства зимних ярмарок не была антисоветской.
- Гениально! - Хрущев ударил своими костистыми ладонями по столу и длинный,
черного дерева стол угрожающе загудел в гулком и прохладном пространстве зала. -
Ленин и Сталин освободили забитого русского человека, сделали внутренне и внешне
свободным! Но счастье ему обеспечат не медикаментозные разработки наших химиков,
а коллективные пляски, свальный хлыстовский грех и поклонение Перуну на
Сенатской площади! "Припадем к корням и напьемся древней радости предков!" Эту
бухаринскую крамолу раньше протаскивали Жданов и Постышев. А теперь кто?
Маленков?
- Маленков здесь ни при чем.
- А кому же пришло в голову амнистировать "ленинградцев"?
- Мне.
Хрущев тяжело посмотрел на него. Сталин ответил спокойным немигающим взглядом.
Хрущев отвел глаза в сторону повара и слуг:
- Ну и что?
- Все готово, ваше сиятельство, - выпрямился бритоголовый повар.
- Подавай.
Вмиг перед Сталиным и Хрущевым были поставлены кастрюли с кипящим оливковым
маслом и нехотя булькающим расплавленным сыром, тарелки со специями и с мелко
нарезанной человечиной.
Хрущев воткнул спицу в кровавый кусок, быстро обжарил его в масле, затем посыпал
свежемолотым перцем, обмакнул в сыр, отправил в рот и сразу же запил добрым
глотком ледяного "Chateau Rieussec". Сталин выбрал небольшой кусочек
человеческой вырезки, обжарил в масле, спрыснул лимоном, долго и неторопливо
окунал в тягучий сыр, вынул, покрутил спицей в воздухе, остужая, и так же не
спеша поднес к губам и попробовал:
- Ммм... Incroyable.
Некоторое время они ели и пили молча.
- Значит, Жданов тоже будет реабилитирован? - спросил Хрущев.
- Возможно... - Сталин любовался мясом, стремительно меняющим свой цвет в
кипящем оливковом масле. - Послушай, mon ami, я давно тебя хотел спросить:
почему ты не держишь собак?
- Я не люблю животных, - сухо ответил Хрущев.
- Странно. Такой гедонист - и не любит животных.
- Я не гедонист, - граф зло посмотрел на Сталина.
- Еще одна новость! А кто же ты, mon cher?
- Раб Сталина, - угрюмо процедил граф, открыл рот, вывалил свой мясистый, с
беловато-желтым налетом язык и, закатив глаза, завибрировал им, издавая низкий
гортанный звук.
Сталин замер с золотой спицей в руке. Тонкие пальцы его разжались, спица с
нанизанным куском сырой человечины упала ему на колени, соскользнула на пол и
завертелась на блестящем паркете. Голова вождя дернулась назад, пальцы вцепились
в стол и после долгого приступа хохота хрипло-пронзительное "Ясаух пашо!"
разнеслось по пустынным залам дворца.
ААА разродилась к восьми утра. Она лежала, подплывая кровью, на своей громоздкой
кровати с поднятым к потолку балдахином и слезящимися глазами смотрела на плод -
черное матовое яйцо, чуть меньше куриного, покоящееся на ладонях
коленопреклоненной маленькой дамы. Большая дама, посаженная на цепь возле ванны,
билась и надсадно выла, чуя нехорошее. Роды были смертельны для ААА. Жить ей
оставалось не долго. Кровь сочилась из ее развороченной матки, и не было на
земле силы, способной остановить ее. Швейцар, опустившись на колени, беззвучно
плакал.
- Зовите... пускай попытаются... - прохрипела ААА. Швейцар неловко поднялся с
колен и вышел к собравшимся подросткам:
- Ступайте...
Подростки стали робко подниматься по лестнице.
- Только по одному... по одному... - хрипела ААА.
- По одному, - высморкался в кулак швейцар и угрюмым Цербером встал в дверях
спальни.
Первым вошел толстый веснушчатый мальчик.
- Как звать? - спросила ААА,
- Роберт... - произнес мальчик и, увидя черное яйцо, оцепенел от ужаса.
- Давай, Роберт. Первому всегда легче... - она прикрыла веки.
Но ужас прижал мальчика к стене. Пухлое лицо его побелело, губы стали серыми.
Выпученные глаза вперились в яйцо. На зеленых брюках проступило пятно и под
начищенным до блеска ботинком показалась растущая лужица.
- Ну, что... что же ты... - прошептала ААА.
- Он обмочился, - ответила маленькая дама. ААА открыла глаза.
- Я бэ-бэ-бэ... я не-не-не... - заговорил Роберт, тряся головой.
- Пошел вон, - сказала ААА.
Афанасьев Роман
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Орлов Алекс
Самойлова Елена
Пехов Алексей