Чтение 46–й страницы книги ~Следы на снегу~

он идет не по готовой лыжне, а по цельному снегу. Это не так просто. Так?

- Ну, ну, продолжайте, - заметил майор.

- Значит, если, не теряя времени, последовать за ним на оленях, то
его можно нагнать через два, самое большее, через три часа.

Шелестов молчал и кивал головой, думая про себя:

"Да, часа через три, не меньше. Без отдыха идти очень трудно".

- И я хочу предложить, - сказал Петренко, но его прервал Шелестов:

- Знаю, что вы хотите предложить. Заранее знаю. Я вот тоже думаю:
сесть на запасные нарты, кстати олени в них еще не так устали, и пока эти
три упряжки будут отдыхать, попробовать нагнать Белолюбского.

- Правильно, товарищ майор, - все более возбуждаясь, продолжал
Петренко. - Только разрешите сделать это мне.

Шелестов неторопливо закурил новую папиросу. Выпустив облачко
сизо-голубого дыма, он прищурился. Ему понятно было состояние энергичного,
нетерпеливого и неискушенного в боевых делах лейтенанта. Он сам был
когда-то таким и хорошо помнит, как ему впервые начальник пограничной
заставы поручил нагнать и задержать нарушителя советской границы,
проникшего на нашу территорию. С каким рвением и энтузиазмом он пошел на
боевое задание. Это было давно, очень давно, но память отлично сохранила
все детали боевого крещения.

Петренко сидел, как на иголках, но не решился заговорить.

Молчание затянулось, и его нарушил сам майор:

- А кроме вас и некому это сделать, - сказал он с улыбкой. - Я-то
ведь инвалид.

- Правильно, товарищ майор. Ногу надо поберечь, она еще пригодится.

- Возможно, - заметил майор. - Поезжайте вместе с Надюшей.

Петренко перевел глаза на Эверстову.

- Да, только вместе. Два глаза хорошо, - а четыре лучше. Поедете на
запасных оленях, а эти пока будут отдыхать и кормиться. И Таас Баса
прихватите с собой.

- Ну, уж нет, - возразил вдруг Петренко. - Одного мы вас не оставим.

Шелестов внимательно посмотрел на лейтенанта, а тот, выдержав взгляд
майора, продолжал:

- Да вы сами согласитесь: остаться в таком положении, - он показал на
ногу, - совершенно одному, отлично зная, с кем мы имеем дело...

- Правильно говорит лейтенант, - вмешалась Эверстова. - Таас Бас
должен остаться с вами, Роман Лукич. Да иначе и нельзя. Это будет
преступлением...

- Даже? - усмехнулся майор. - Ну ладно, уговорили. Пусть Таас Бас
остается. Собирайтесь. Вы, Надюша, снимите с нарт весь груз, а вы,
Грицько, притащите мне дровец, иначе я замерзну. На одной ноге не
напрыгаешься.

Когда дрова были принесены и нарты готовы к отъезду, Петренко
разложил по карманам обоймы с патронами, повесил поверх кухлянки бинокль.

- Кажется, я готов, - сказал он.

- Если кажется, то проверьте еще раз, - предложил майор.

- Да, готов, - твердо сказал Петренко, поправляя ремень винтовки.

- Тогда возьмите в моей сумке наручники. И помните, что кто бы ни был
этот человек, он должен попасть в наши руки живым. И еще: если не нагоните
в течение четырех часов, возвращайтесь. Поняли? И последнее: продвигайтесь
осторожнее, будьте всегда наготове, особенно в темных местах. Я не
исключаю, что они могут устроить засаду. Иначе непонятно, зачем они
разделились. А я покараулю здесь.

- Все ясно, товарищ майор. Можно отправляться?

- Трогайтесь.

- Пошли, товарищ сержант, - пригласил Петренко Эверстову и направился
к нартам.

Через несколько секунд упряжка, увозящая Петренко и Эверстову,
скрылась из глаз.

Шелестов опустился на одно колено, подбросил в костер сухих поленьев
и сел на прежнее место.

"Странно, чтобы не сказать больше, - подумал он. - Действительно,
зачем понадобилось Белолюбскому встать на лыжи, когда в их распоряжении
было четыре оленя? Хм... Что же тут придумать?"

Майор сидел, положив руки между ног и сжав их коленями.

Солнце уже достигло того места, где оно должно быть в полдень. На
него наползали небольшие облачка, и оно обиженно хмурилось, точно было
этим недовольно.

Вспомнив, что Таас Бас после утраты своего хозяина еще ничего не ел,
Шелестов подтянул мешок с продуктами, достал из него два куска замерзшего
мяса и начал их отогревать на огне.

Когда мясо оттаяло, майор подозвал к себе Таас Баса. Пес подошел. Он
погладил его и дал ему мясо. На этот раз Таас Бас не отказался от еды и,
отойдя в сторонку, стал грызть мясо.

- Правильно, дружище, - одобрил Шелестов. - Мне тоже тяжело, ой, как
тяжело, но надо жить. И горем горю не поможешь. Вот лишь бы не заснуть
только от скуки, да не влипнуть, как кур во щи. И хотя ты верный часовой,
а все же я поберегусь от сна.

* ї *

Через полтора часа быстрой езды по тайге след лыж вывел
преследователей в русло небольшого, промерзшего до дна ручья. Местами
ручей был укрыт нетолстым слоем снега, а местами обнажен до льда.

И чем дальше двигались Петренко и Эверстова, тем все более сужались и
сближались крутые берега ручья, напоминая собой узкое горное ущелье.

Левый берег, позолоченный косыми лучами солнца, походил на
многослойный кусок из различных по окраске геологических пород. Кое-где на
нем висели, точно гирлянды, изъеденные и измочаленные дождями и морозами,
потерявшие жизнь корни. Поверху, по самому гребешку берега сплошной стеной
тянулась тайга.

А по правому берегу громоздились отполированные ветрами до блеска
совершенно лысые черные скалы. Они то лезли друг на друга, карабкаясь
вверх и как бы ища простора, то угрожающе нависали прямо над головами,
готовые вот-вот сорваться. Между скал, там и сям, торчали, закрепившись
каким-то чудом, молодые сосенки.

- Вот видите? - обратилась к Петренко Эверстова. - Опять он отдыхал.

- Вижу, - отозвался лейтенант. - Значит, он отдыхал уже семь раз за
эти полтора часа, и если допустить, что на отдых уходило не больше пяти
минут, значит тридцать пять минут долой.

- Видно, лыжник из него неважный, - заметила Эверстова.

- Трудно сказать. Возможно, что он сознательно экономит силы.

След забирал все вверх и вверх, ущелье сужалось, до рога становилась
с каждой минутой труднее. Видно было, как преступник прокладывал дорогу
между валунами, выпирающими из-под снега, обходил их.

Олени перешли на шаг. Нарты натыкались на валуны.

- Придется идти пешком, - сказал Петренко и хотел было уже сойти с
нарт, как их подбросило и перевернуло.

- Кажется, свалились? - весело, не теряя бодрости духа, сказала
Эверстова и рассмеялась.

- Да, что-то вроде этого, - в тон ей ответил Петренко, быстро
поднявшись.

Олени встали. Бока их тяжело вздымались, точно меха горна. Над их
головами, низко опущенными к самой земле, клубился пар.

Петренко помог Эверстовой подняться и отряхнуть снег, потом тронул
оленей.

Ущелье становилось все уже и мельче и, наконец, исчезло, но подъем
делался еще круче.

- Тут, должно быть, истоки ручья, - высказала предположение
Эверстова.

- И из таких-то вот ручейков и образуются огромные реки. Ну что это
за речушка? Так, мелюзга, а сложить их сто, двести, получится знаменитая
Лена или Алдан, Вилюй, Олекма.

- Алдан, Вилюй и Олекма это притоки Лены.

- Это я знаю. И Витим тоже приток Лены. И Пеледуй.

- Правильно.

Олени, идя шагом, с трудом тащили за собой пустые нарты, которые то
переворачивались, то кренились на бок, то с ходу ныряли в какие-то ямы.

Ущелье уже осталось позади, но дорогу преграждали бог весть откуда
занесенные сюда полусгнившие бревна, оголенные и острые, каменные наросты
и густо растущий невысокий, но очень цепкий кустарник.

Через все это было очень трудно пробиваться.

Олени вновь остановились.

- Какой-то первозданный хаос, - сказал Петренко к ослабил шарф на
шее. - Смотрите! - обратился он к Эверстовой, - крутизна, крутизна-то
какая!

- А, по-моему, подъему скоро конец, - заметила Эверстова. - Видите,
вдали лесок начинается. Там, наверное, перевал.

- Возможно. Но куда черт несет этого Белолюбского? Вот бы что я хотел
знать, - и лейтенант вытащил из кармана спиртовой компас. Он положил его
на ладонь, загнал шарик воздуха в кружочек, нанесенный в самом центре
стекла, и совместил надпись "Норд" с острием намагниченной стрелки.

Эверстова взглянула на компас, через плечо лейтенанта и, смеясь,
ответила на его же вопрос:

- Черт его несет строго на северо-восток.

- Вы правы. Опять, как и ранее, на северо-восток, - согласился
лейтенант. Он спрятал компас, посмотрел на часы и задумался.

Майор разрешил идти по следу четыре часа, а Петренко использовал