крахмального воротничка. Поверх белоснежной сорочки на нем был роскошный
пунцовый халат со стегаными золотистыми лацканами и обшлагами и толстенная
золотая цепь, делавшая его похожим на персонаж бесчисленных анекдотов про
"новых русских".
волчары рваные...
слегка поморщился и поправил сползающий ремень автомата: у хозяина было
плохое настроение. Понтиак ночевал на борту своего теплохода уже неделю,
опасаясь сойти на берег. Он давно отвык от подобного образа жизни, и, хотя
теплоход изнутри больше напоминал дворец, вынужденное затворничество бесило
Понтиака все больше.
было совершено четыре неудачных покушения, которые стоили ему двух
"Мерседесов", пятерых охранников и нескольких миллиардов выгоревших дотла
нервных клеток. Чертов Умар взялся за дело всерьез, и теперь Понтиак уже
сомневался, что идея "опустить" зарвавшегося чеченца была такой блестящей,
как ему показалось вначале. Умара нужно было замочить, пока была
возможность, а теперь проклятый мусульманин исчез, как в воду канул и мстил
из подполья, как будто дело происходило не в Москве, а в каком-нибудь горном
селении.
казавшаяся сверхъестественной. Понтиак давно привык считать себя птицей
высокого полета. До какого-то момента Умар и его косноязычные бойцы казались
ему мелочью, наподобие попавшего в ботинок камешка. Тем неприятнее ему было
обнаружить, что темнолицые дети гор обложили его со всех сторон, как зверя,
и он нигде не может чувствовать себя в безопасности. Маршруты его движения
по городу, его планы и замыслы становились им известны раньше, чем ему
самому, и, куда бы Понтиак ни направлялся, его везде ждала засада. Это
заставляло думать о том, что в его ближайшем окружении завелся "дятел",
который постоянно продавал чеченцам самую свежую информацию. Понтиак
буквально на стенку лез, думая о том, что чертов стукач становится богаче с
каждым прожитым днем, в то время как сам он, уйдя в подполье, нес немалые
убытки. Не все можно решить, сидя на борту плавающего взад-вперед по
Москве-реке теплохода. Кое-какие дела требовали личного присутствия
Константина Ивановича, а он, черт подери, не мог ступить ни шагу, не
опасаясь схлопотать пулю в затылок!
которого сверкала, как червонное золото, мок под мелким осенним дождем
покрытый жухлой умирающей травой пологий береговой откос. Примерно на
середине склона начиналась березовая роща. Почти голые березы уныло роняли с
ветвей последние, мокрые от дождя желтые листья. Стекло иллюминатора было
рябым от мелких капель, которые постепенно увеличивались, собираясь вместе,
набухали и наконец начинали струиться по стеклу извилистыми ручейками,
сбегавшими к нижнему краю рамы, огибая невидимые глазу препятствия на
гладкой поверхности стекла. Сидя за столом, Понтиак мог видеть угол облезлой
дощатой будки, когда-то выкрашенной в небесно-голубой цвет, ржавые перила со
следами белой краски и край покосившегося щита с названием пристани,
которой, судя по ее виду, никто не пользовался уже лет десять. От этого
унылого зрелища его раздражение только усилилось, и ему вдруг захотелось,
как в молодые годы, выйти на разборку с волыной в руке и собственноручно
выбить дерьмо из чернозадого ублюдка.
неумелого пианино - похоже, кто-то из девиц, которых Понтиак повсюду возил
за собой, вспоминал полученные в детстве уроки музыки, бездумно перебирая
пальцами клавиши стоявшего в кают-компании концертного "стейнвея". Эти
упорные, но безуспешные попытки исполнить "Собачий вальс" на дорогом
профессиональном инструменте могли довести до белого каления кого угодно, но
Понтиак их почти не слышал: его раздражение было вызвано гораздо более
вескими причинами. Он посмотрел на массивный золотой хронометр, казавшийся
изящной безделушкой на его окорокоподобной волосатой лапище, и почти в ту же
секунду по сходням приглушенно простучали торопливые шаги, где-то загремел
железный трап, и вскоре под дверью кабинета послышался негромкий разговор.
Он обращался к Понтиаку, но при этом одним глазом косил на того, кто остался
в коридоре. У охранника была странная кличка - Луза. Он обладал тем
неоспоримым достоинством, что не доверял вообще никому и всегда был начеку.
Когда у дверей кабинета стоял Луза, Понтиак чувствовал себя в полной
безопасности.
назначено.
прибыл минута в минуту, но раздражение Понтиака не уменьшилось.
Он всегда возникал, как из-под земли, в своей дурацкой широкополой шляпе и
огромном кожаном плаще поразительно похожий на гестаповца в штатском, какими
их показывали раньше в отечественных фильмах. Глядя на него, невозможно было
отделаться от мысли, что за лацканом его тяжелого плаща приколот симпатичный
круглый значок со свастикой или еще какая-нибудь бляха, подтверждающая его
принадлежность к тайной полиции. Однажды Понтиак, не удержавшись, проверил
это предположение, но, конечно же, там, за лацканом, ничего не было.
в довольно удобное, но чересчур низкое кресло. Теперь он смотрел на Понтиака
снизу вверх, но, казалось, это его ничуть не смущало. Он снял с головы свою
старомодную черную шляпу, положил ногу на ногу и пристроил шляпу на колене,
так что у Понтиака на мгновение возникла иллюзия, будто в кресле сидят двое
и у одного из них лицо по какой-то причине завешено тканью.
сходство усилилось. У него было длинное костлявое лицо с бледными
обескровленными губами и холодными рыбьими глазами, высокий белый лоб с
прилипшими завитками темных волос и большие хрящеватые уши.
общем-то, рассказывать. Умара до сих пор ищут. Инкассатор отказался наотрез.
Боюсь, Умар успел заплатить ему раньше.
насупленных бровей неодобрительно поглядывая на Кощея. У того вдруг стало
мелко подергиваться левое веко, и Понтиак с удовольствием понял, что его
собеседник все-таки не железный: он, как и все, побаивался грозного
Понтиака, хотя и отменно держал себя в руках. Этот человек был для
Константина Ивановича загадкой, и Понтиак в который уже раз мысленно дал
себе слово, что непременно найдет отгадку, как только сумеет улучить немного
свободного времени.
посчастливилось уцелеть после той мясорубки, которую устроил Инкассатор в
доме покойного Арчибальда Артуровича. Кое-кто полагал, что Кощей уцелел
неспроста, и Понтиак, беря его под крыло, имел это в виду, но Кощей был
ценным работником и очень быстро доказал, что может быть полезным. Понтиака
немного беспокоило отсутствие у него прошлого - не только криминального, но
и какого бы то ни было вообще, но работа на Графа сама по себе была
прекрасной рекомендацией. Именно Кощей рассказал Понтиаку об Инкассаторе, и
идея завербовать этого чокнутого десантника для охоты на Умара тоже
принадлежала ему. Впрочем, Понтиак считал чокнутыми почти всех военных,
особенно тех, которые действительно позволяли загнать себя на войну. Если
человек согласен лезть под пули за зарплату, это не человек, а просто
пушечное мясо. Но Инкассатор, если верить Кощею, был стопроцентным идиотом:
он убивал не за деньги и даже не за зарплату, а в поисках справедливости.
"Сумасшедший, как крыса из уборной", - охарактеризовал его Кощей.
"Предлагать ему деньги бесполезно, - говорил Кашей. - Вот если убедить его в
том, что Умар - нехороший человек, тогда.., тогда да". "Так убеди", -
помнится, сказал ему Понтиак. И вот теперь Кощей заявлял, что Инкассатор,
возможно, перекуплен Умаром...
Понтиак. - Что ты мне втираешь? Кто говорил, что Инкассатор денег не берет?
Ты вроде взрослый мужик, Кощей, делового из себя строишь, а того не знаешь,
что за базар ответ держать надо. Может, Умар не ему забашлял, а тебе?
тихонько прижал его указательным пальцем.
мне забашлял, я бы отказываться не стал. Деньги не пахнут. Уж я бы тогда
постарался этого урода за его же бабки под пулю подвести. Только он - хитрая
сволочь, от всех прячется.
тебя знаю. Ты мне толком объясни, что там у вас с Инкассатором вышло.
Сработали тонко, через друга-приятеля. Что они ему посулили, чем его
зашугали, теперь не узнаешь: друг-приятель, как дело сделал, сам
застрелился. Был он самый что ни на есть русский, так что Умара к этому делу
не пришьешь. А Инкассатор - лопух, всем верит. Боюсь, втер ему Умар, что
кореша его наши ребята повалили.
Я вас, козлов, кормлю, а вы одного чурбана завалить не можете. Вчера, блин,
пришел ко мне один: таксисты, мол, криком кричат, под крышу просятся...
Звери, их, видите ли, заели! Меня они тоже заели. Так что же мне теперь,
войну начинать? Некогда мне ерундой заниматься! Выборы на носу, только
успевай следить, чтобы этот Бальзак затраханный дело не завалил, а тут эти
макаки под ногами путаются... Не могу я сейчас на них отвлекаться!
бесстрастным, как посмертная маска. Поймав взгляд Понтиака, он оживился,
подвигал бровями, прочистил горло и сказал:
Ильин Андрей
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Грабб Джеф
Смит Кордвейнер