И это сказала она, которая из года в год едва перебивалась с хлеба на
воду, продавая яйца на рынке!.. Нет, жизнь не так уж плоха, а иногда
бывает даже совсем хорошей!
картины. Давайте постоим здесь, в дверях, тогда мы сможем вернуться за наш
столик, если вы захотите. Вам видно? А то я приподниму вас.
глаза как бы остекленели, он видел только ее. Он смотрел туда, куда она
смотрела, он охватывал ее своим взглядом всю, с ног до головы, следил за
выражением ее лица, обратил внимание даже на то, что роза на ее груди
поднималась и опускалась, вверх и вниз, вверх и вниз. Она стояла сзади
всех, но ее легко было узнать, несмотря на грим и костюм. В центре сцены
сидела фрекен Андерсен, изображая королеву. Эта пластическая группа,
подсвеченная красными фонарями, вся эта выставка замысловатых костюмов и
реквизита представляла собой малопонятную аллегорию, создать которую
стоило немалых трудов доктору Стенерсену.
одну точку, Нагель принялся расспрашивать ее о каждом участнике
представления, но едва слышал, что она ему отвечала. Они глядели на сцену
до тех пор, пока не погас красный свет и не опустили занавес.
Когда пробило двенадцать, Марта и Нагель все еще стояли в дверях зала и
смотрели последнюю картину. Наконец занавес опустился, снова заиграла
музыка, и они вернулись к своему столику.
заговаривала об уходе.
записывали номера лотерейных билетов, на которые можно было выиграть
куклы, качалки, вышивки, чайные столики и даже напольные часы. Стало очень
шумно, люди уже не стеснялись и говорили громко. И в зале, и в соседних
комнатах гул стоял, как на бирже. Праздник должен был закончиться только в
два часа ночи.
устала! Большое спасибо, она с удовольствием выпьет, только, пожалуйста,
полстаканчика. Не позвать ли сюда и Дагни?
упали на пол. Дагни вскрикнула и судорожно схватила Марту за руку. Но тут
же рассмеялась и принесла свои извинения, лицо ее, однако, было пунцовым -
так сильно она разволновалась. Она была возбуждена до предела, смеялась
резким, отрывистым смехом, а глаза ее неестественно блестели. Она была уже
в пальто, собиралась идти домой и ждала адъюнкта, который, как всегда,
должен был ее проводить.
не встал со своего стула и уже сильно захмелел.
идти домой. Ему в голову приходят такие странные фантазии. Как-то раз, но
это, конечно, строго между нами, он просил меня назначить ему свиданье.
Честное слово! Под деревом, сказал он, под большой осиной, там-то и
там-то. Нет, господин Нагель для меня слишком опасный кавалер. Представьте
себе, нынче вечером он самым решительным образом требовал от меня какие-то
шерстяные фуфайки, которые мой жених будто бы обещал когда-то Грегорду. А
между тем сам Грегорд, оказывается, ничего об этом не знает. Правда,
Грегорд? Ха-ха-ха, ну что вы на это скажете?
ему сказала. Видимо, просила, чтобы он проводил ее.
объяснить, но тут же запнулся, замолчал и испуганно глядел то на одного,
то на другого. Даже Марта была поражена и подавлена. Нагель шепнул ей
несколько ободряющих слов и принялся снова наполнять стаканы. Фрекен
Андерсен быстро нашлась и заговорила о благотворительном базаре: подумать
только, такая пропасть народу, а ведь расходы были не так велики...
Красавица в духе Байрона, с серебряной стрелой в волосах.
хотя все видели, что мысли его заняты другим. О чем он думал? Почему его
лоб вдруг прорезала горькая складка? Он по-прежнему медленно вертел в
руках стакан.
Застегивая перчатки, она говорит своим ясным красивым голосом:
господин Нагель? Какие у вас были намерения? Может быть, вы объясните это
сейчас?
Минутка тоже встает. Все чувствуют себя ужасно неловко. Нагель поднимает
глаза, его лицо не выражает особого волнения, но все замечают, что он
ставит свой стакан, стискивает пальцы и тяжело дышит. Что он сейчас
сделает? Что означает эта чуть заметная улыбка, которая тут же сбежала с
его лица? К всеобщему удивлению он говорит спокойным голосом:
если я избавлю вас от этого объяснения, фрекен Хьеллан? Я и так причинил
вам уже столько огорчений. Я глубоко опечален этим и, видит бог, все бы
сделал, чтобы этого не было. А почему я в тот раз просил вас о свиданье,
вы и сами понимаете, я не скрывал этого от вас, хотя, может, и следовало
бы. Будьте великодушны ко мне. Больше мне нечего добавить.
другого ответа. Но тут подошел адъюнкт, как нельзя более кстати, чтобы
прервать это тягостное молчание. Он был сильно навеселе и нетвердо
держался на ногах.
разговор. Марта хохотала безо всякого повода и даже хлопала в ладоши.
Иногда, когда ей вдруг начинало казаться, что она чересчур много смеется,
она краснела, умолкала и испуганно озиралась по сторонам, не обратили ли
на нее внимание. Это очаровательное смущение, которое то и дело сковывало
ее, приводило Нагеля в восторг, и он балагурил почем зря, только чтобы
веселить ее. Он даже дошел до того, что исполнил "Старика Ноя", зажав
между зубами пробку.
не уйдет отсюда, пока все не кончится. По программе оставался еще один
номер - выступление двух акробатов, которое она непременно хотела
посмотреть. Да, она всегда сидит до самого конца. Ведь ночи такие длинные,
и ей обычно так грустно, когда она возвращается домой и остается одна. Не
пойти ли им всем в зал смотреть акробатов?
в футляре. Это органист, он исполнил свой номер и теперь направляется
домой. Он останавливается, здоровается и тут же начинает говорить с
Нагелем о скрипке. Да, Минутка был у него, спрашивал насчет скрипки, хотел
ее купить, но он, к сожалению, никак не может ее продать, она досталась
ему по наследству, он относится к ней как к своему другу, она ему очень
дорога. Да, на ней даже есть его монограмма. Он может показать, это не
простая скрипка... И органист осторожно открывает футляр.
обернутый алым шелковым платком, со струнами, переложенными ватой.
рубинов, вот здесь, на грифе, означают: Густав Адольф Кристенсен. Нет,
продать такой инструмент грешно! Как же без нее коротать дни, если находит
тоска? Но вот если речь идет о том, чтобы немного поиграть на ней, взять
несколько аккордов, это дело другое...
делали последние упражнения, а публика хлопала, он продолжал говорить об
этой редкостной скрипке, которая переходит от отца к сыну вот уже в
четвертом колене.
скрипка оказалась у него в руках, он стал оглядывать ее со всех сторон и
коснулся струн. Потом он произнес с видом знатока: это, несомненно,
Миттельвальдер. Однако понять, что это Миттельвальдер, было нетрудно,
поскольку на внутренней стороне деки виднелась наклейка с названием фирмы.
Так зачем же было принимать этот вид знатока? Когда акробаты ушли со сцены
и публика перестала аплодировать. Нагель вдруг встал и молча, не произнеся
ни единого слова, протянул руку за смычком. И в следующее мгновение, хотя
люди в зале поднимаются, чтобы идти к выходу, он, не обращая внимания на
шум и громкий говор вокруг, начинает играть, и тогда постепенно воцаряется
тишина. Этот приземистый, широкий в плечах человек в кричаще-желтом
костюме вызвал у присутствующих величайшее изумление. Да и что он играл?
Какой-то романс, баркаролу, какой-то танец, венгерский танец Брамса,
какое-то страстное попурри. Резкие волнующие звуки наполнили весь зал. Он
Шломо Вульф
Пехов Алексей
Никитин Юрий
Влодавец Леонид
Конан-Дойль Артур
Каргалов Вадим