в просторах континента, с двумя бабками... Нет, этим нитям, опутывающим
крохотное существо как свивальники, которыми в старину пеленали ручки и
ножки новорожденного, не было конца. "Холодный, как рыба", - отозвался о
нем Чарли Фортнум. Что передаст ребенку холодный, как рыба, отец? Хорошо,
если бы можно было менять отцов. Холодный, как рыба, отец был бы и для
него самого куда более подходящим родителем, чем тот, который из одного
сострадания умер за других. Ему хотелось бы, чтобы маленький ублюдок во
что-то верил, но не тот он отец, который может передать в наследство веру
в бога или в идею. Он крикнул в другой конец комнаты:
из Эдинбурга не зря опаздывает на полчаса.
только смеешься надо мной, Эдуардо. И все-таки я тебе отвечу, когда
исчезнет последняя надежда. Тогда тебе не захочется смеяться. Извини меня
на минутку - детектив становится все интереснее: эдинбургский экспресс
подходит к станции под названием Кингс-Кросс. Королевский Крест. Это что,
какой-нибудь символ?
которые в этот час передавались из Буэнос-Айреса. Диктор сообщил о визите
Генерального секретаря Организации Объединенных Наций в Западную Африку;
полсотни хиппи были насильно высланы с Майорки; снова поднялись пошлины на
автомобили, импортируемые в Аргентину; в Кордове в возрасте восьмидесяти
лет умер какой-то генерал в отставке; в Боготе взорвалось несколько бомб,
и, конечно, аргентинская футбольная команда продолжала свое триумфальное
шествие по Европе.
здесь... и чтобы о нас позабыли... навсегда. Не такая уж плохая участь, а?
3
но им пришлось терпеливо выслушать последние известия до самого конца.
Задачей всех заинтересованных правительств было всячески умалить значение
дела Фортнума. Буэнос-Айрес приводил весьма сдержанные высказывания
британской прессы. Лондонская "Таймс", например, сухо сообщила, что один
аргентинский писатель (имя не называлось) предложил себя в обмен на
консула, а передача Би-би-си, по выражению аргентинского комментатора,
дала всему этому делу должную оценку. Некий заместитель министра кратко
коснулся этого вопроса в телевизионной дискуссии, посвященной
политическому насилию, в связи с трагической гибелью свыше ста шестидесяти
пассажиров одного из самолетов Британской авиационной корпорации: "Я знаю
об этом происшествии в Аргентине не больше любого нашего телезрителя. Мне
некогда читать романы, но сегодня, прежде чем выйти из дома, я позвонил в
книжный магазин, которым пользуется жена, и навел справки о господине
Савиндре, но, к сожалению, они знают о нем не больше моего". Заместитель
министра добавил: "Как бы я ни сочувствовал мистеру Фортнуму, я хочу
подчеркнуть, что мы не можем рассматривать похищение такого рода как удар
по британской дипломатической службе со всеми вытекающими отсюда
последствиями. Мистер Фортнум никогда не был членом дипломатического
корпуса. Он родился в Аргентине и, насколько мне известно, даже никогда не
посещал нашу страну. Когда произошло это печальное событие, мы как раз
собирались освободить его от должности почетного консула, поскольку он
давно достиг пенсионного возраста, к тому же у нас не было необходимости
его заменить, так как число британских подданных в этой провинции за
последние десять лет сильно упало. Вы, несомненно, знаете, что наше
правительство не щадит усилий по сокращению расходов на содержание нашей
дипломатической службы за рубежом".
жертвой оказался сотрудник дипломатического корпуса, заместитель министра
заявил: "Конечно, мы заняли бы точно такую же позицию. Мы не намерены
уступать шантажу где бы то ни было и при каких бы то ни было
обстоятельствах. В данном конкретном случае мы имеем все основания
полагать, что мистер Фортнум будет освобожден, когда эти безрассудные люди
убедятся в тщетности своей попытки. В этом случае президент Аргентины
будет решать, намерен ли он проявить к преступникам милосердие. А теперь,
если председатель позволит, мне бы хотелось вернуться к основной теме
сегодняшней передачи. Могу вас заверить, что на борту самолета не было
охраны, и, следовательно, вопрос о вооруженном столкновении..."
убьем, тем лучше.
отец Ривас.
говорить все это на публику. Мы не знаем, какое давление они негласно
оказывают в Буэнос-Айресе и Асунсьоне. - Даже ему самому эти слова
показались недостаточно убедительными.
доктора Пларра - он унаследовал от отца вкус к обычному чаю. Сыграв еще
одну партию с Акуино, Пларр притворился, что допустил ошибку, потерял
королеву и дал Акуино одержать победу, но, когда тот произнес "шах и мат",
в его угрюмом голосе звучало недоверие.
спящим. Его раздражало спокойное выражение лица приговоренного к смерти.
Консул даже слегка улыбался - может, ему снилась Клара или ребенок, а
может, он просто видел во сне, как принимает свою "норму". Доктор Пларр
задумался о будущем - на тот маловероятный случай, если им суждено
будущее. О Кларе он не беспокоился: эта связь - если ее можно назвать
связью - все равно скоро кончилась бы. Его тревожил ребенок, который будет
расти под надзором Чарли Фортнума. Непонятно почему, но он представлял
себе его мальчиком - мальчиком, похожим на две ранние фотографии его
самого: на одной он был снят в возрасте четырех, на другой - восьми лет.
Мать все еще хранила их в своей захламленной квартире среди фарфоровых
попугаев и старья из антикварных лавок, но серебряные рамки почернели -
их, видно, давно не чистили.
строгостью, что сам уже давно нарушил церковный закон; он представлял
себе, как Чарли сидит у кровати мальчика и с умилением внимает усилиям
ребенка пролепетать "Отче наш". Потом он выйдет на веранду к Кларе и к
бару. Чарли будет очень добрым отцом. Он не станет заставлять мальчика
ездить верхом. Он даже бросит пить или по крайней мере решительно сократит
свою "норму". Чарли будет называть мальчика "старина", трепать по щеке и
перед сном перелистывать с ним "Панораму Лондона". Доктор Пларр вдруг
увидел, как мальчик сидит в постели, будто это был он сам, прислушиваясь к
отдаленным звукам запираемых дверей, к тихим голосам этажом ниже, к
осторожным шагам. Он вспомнил ночь, когда со страха прокрался в комнату
отца, и теперь всматривался в бородатое лицо этого отца, растянувшегося на
крышке гроба, - четырехдневная щетина стала похожа на бороду.
Фортнума.
индейца у двери. Гуарани тихо спал на полу, а Марта гремела тарелками на
заднем дворе. Отец Ривас сидел, прислонившись спиной к стене. Он
забавлялся сухими горошинами, перебрасывая их из одной руки в другую, как
бусины разорванных четок.
Всегда можно предсказать, чем все кончится. Убийца взял и покончил с собой
в эдинбургском экспрессе. Вот почему экспресс опоздал на полчаса и этот
Бредшоу ошибся. Как консул?
милосердие и сострадание. Священник всегда остается священником - так ведь
утверждают, верно? Не говори мне об отце Торресе [Торрес Рестрепо, Камило
(1929-1966) - национальный герой Колумбии, священник, автор "Революционной
платформы Единого народного фронта", убит в стычке с правительственными
войсками] или о епископах, которые шли на войну в средние века. Сейчас не
средневековье, и тут не воюют. Вы готовы убить человека, который не
причинил вам никакого зла, человека, который по годам годится мне в отцы -
да и тебе тоже. Где отец твой, Леон?
Фортнум ненавидел своего. Пожалуй, моего я любил. Возможно. Откуда мне
знать? Само слово "любовь" звучит так фальшиво. Мы ставим любовь себе в
заслугу, словно выдержали экзамен с хорошими отметками. Каким был твой
отец? Я его ведь даже не видел.