мстил за свое унижение, за неудачи последнего времени, за положение
фактического узника, в котором очутился. Григорий ожидал, что Протопопов
вот-вот набросится на него, ему даже пришло в голову, что сама драка затеяна
с этой целью. В общей потасовке легко спрятать концы в воду, свалить вину на
другого. Но, заметив могучую фигуру Середы, выросшую рядом с Сомовым,
Протопопов сразу остыл. Он теперь боялся своего бывшего подручного, всячески
обходил его, чувствуя, что в драке с бывшим лесовозом один на один он
непременно потерпит поражение, которое может оказаться для него фатальным.
отлагательства делу! - сухо приказал он.
Берлину. Собственно говоря, сказать "мчалась" - значило бы допустить явное
преувеличение, так как по дороге из Берлина в Мюнхен непрерывным встречным
потоком двигались грузовые машины. Местами шоссе было сильно разбито. Лишь
на отдельных очень коротких участках машина летела со скоростью ста
километров, чаще же едва ползла.
какой-то таинственной конторе, расположенной во вновь отстроенном крыле
полуразрушенного дома.
повидавшись с ним, путешествовать по Берлину, и поэтому прибывшим пришлось
терпеливо изучать потолок приемной.
так, словно они накануне виделись, пригласил посетителей к себе в кабинет.
осложнения. В чем они заключаются?
сверху начальнику лагеря пришлось дать согласие на вербовку власовцев для
руководства отрядами националистов, которые будут вести подпольную борьбу на
территории Западной Украины, и что многие перемещенные уже дали согласие
вступить в отряды, даже получили аванс.
полезно. Оно привлечет внимание большевиков к западным границам, и нам будет
легче действовать в глубоком тылу. Меня предупреждали о таком варианте, и я
согласился. Когда думаете приступить к отправке?
поговорка о больших глазах от большого страха. Не помню уже, как она звучит
и есть ли у нас, немцев, аналогичая, но уверен, что все подозрения о
проникновении советского агента безосновагельны. За время, истекшее после
перевода группы под Мюнхен, он бы успел проинформировать о новом адресе,
каким-нибудь образом передать списки. Этого не произошло. Еще до моего
приезда, как я уже докладывал, трое из перемещенных погибло. Возможно, среди
них был и тот, кто раньше сообщил о группе. На эту мысль меня навело вот
что: все трое в большей или меньшей степени враждебно относились к
руководителю группы Протопопову, поскольку он категорически запретил
всяческие дебаты о возвращении на родину. Да и гибель людей таинственная:
она скорее напоминает устранение нежелательных элементов, чем естественную
смерть. Думаю, что Протопопов мог бы кое-что сказать по этому поводу
мы можем без риска приступить к переброске группы. Сколько человек останется
после отправки завербованных?
пятьдесят один. Из них двадцать три завербовались. Итак, мы имеем двадцать
восемь человек, включая руководителя Протопопова, вслух считал Сомов.
должны переправить двадцать семь человек. Будете перебрасывать по несколько
душ. Самолеты готовы. На первом из них я сам прилечу в Мюнхен, а вы,
Хейендопф, к этому времени должны укомплектовать все группы, чтобы потом без
задержки отправить их к месту посадки.
возразил Хейендопф.
взглянул на часы, - нет, завтра, ибо сегодня вы, Фред, не успеете! - в
четырнадцать двадцать вылетите в Испанию. Самолет летит через Париж. Во
время остановки опустите эту открытку в почтовый ящик аэровокзала.
Иностранный штемпель, отправь мы открытку отсюда, может привлечь к ней
нежелательное для нас внимание. Предосторожность не помешает. Впрочем,
содержание корреспонденции, на первый взгляд, совершенно невинно и вряд ли
его смогут расшифровать. Предупреждаю, мистер Сомов, это важное поручение,
отнеситесь к нему внимательно... По прибытии в школу немедленно позаботьтесь
об изолированных помещениях для вновь прибывших. Нунке на этот счет даны
указания. У меня все! Есть какие-либо вопросы?
Хейендопф, - разрешите отправиться в обратный путь не сегодня, а завтра. Я
обещал полковнику Гордону вернуться немедленно, но понимаете...
миллионером... Узнаю наших ребят!.. И, признаться, хвалю. Деловая хватка,
черт побери, это тоже талант... Что же, мистер Хейендопф, быть по-вашему. В
случае чего можете сказать добряку Гордону, что задержал вас я. Только
обещайте выехать не позже завтрашнего утра.
вернулся в прекрасном настроении.
Хейендопф.
а вы завоеватель. Я же в штатском и по происхождению - вы это знаете немец.
Меня не будут остерегаться.
задерживайтесь больше чем на час... честное слово, я тут места себе не
найду!
взволнованному Хейендопфу только в восемь часов вечера, еще более
возбужденный и радостный, чем уходил.
меня вспоминать. Вот вам адрес - завтра ровно в четырнадцать вы зайдете в
эту квартиру. Вас встретит старичок, и вы спросите: "Фрау Эльза дома?" Он
ответит: "Вы от Карла? Заходите!"
не договаривался, торгуйтесь по поводу каждой, хотя мне кажется, что дорого
он не запросит: по всему видно, бедняга в трудном положении. Очень жаль, что
мой самолет вылетает в четырнадцать двадцать. Вдвоем мы бы это дело
провернули быстрее... А теперь спать...
Думбрайту, а лишь в пять часов пополудни. Это его немного смущало, но не
могло испортить чудесного настроения, на заднем сидении лежали все
восемнадцать икон. К счастью, он не знал, что везет несусветный хлам, наспех
собранный друзьями того, кого он знал как мистера Сомова.
"Орли" под Парижем, опустив в почтовый ящик открытку мистера Думбрайта с
немного подпорченным текстом. Попробуй придерись! Ведь каким только
превратностям не подвергается корреспонденция, попадая в руки неаккуратных
почтальонов!
приблизилось вплотную. Словно время перешло в какое-то другое измерение и с
бешеной скоростью помчалось вспять, к тому самому дню, когда телеграф принес
весть о смерти Моники.
снова увидал узенький светло-голубой бланк с черными, почти выпуклыми
буквами, которые прыгали перед глазами, расплывались, снова сливались. А
потом текст приобрел неумолимую четкость. "Через три часа после вашего
отъезда неизвестная грузовая машина сбила на дороге мадемуазель Монику,
которая, не приходя в сознание, умерла в тот же вечер, подробности письмом,
положу венок вашего имени, Кубис"
жертвы!
забывать ее, а скорее, спасая ее образ от забвения. Ему казалось, что
воспоминания блекнут, если часто к ним возвращаться, так же, как стирается и
блекнет снимок, который всякий раз вытаскиваешь из бумажника, где он
хранится.