приходится довольно настойчиво стучать в дверь почтового вагона, а он
свое: "Чем?" - "Как "чем"? Ясное дело, рукоятью кольта. А еще лучше для
начала бабахнуть из сорок пятого под крышу, дырка останется величиною с
кошачью голову, впечатляет". - "А если охранники ответят на ваш выстрел
своими двумя?" - "Так у них дробовики!" - "Почему?" Как ребенок
"почемукает", честное слово, абсолютный несмышленыш в наших делах. Ну,
объяснил я ему, что сорок пятый калибр стоит в десять раз дороже
дробовика. "А где хранятся деньги?" - "Как где? В сейфе!" - "А ключи?" -
"Ключи в Банке, куда они везут деньги". - "А как же вскрыть?" - "Очень
просто: упираешь кольт в затылок охранника и почтальона, они и трудятся за
милую душу, пыхтят с ломом, а потом отдают содержимое". - "А если в сейфе
пусто?" - "Плохо тогда дело!" - "Что, надо ждать нового поезда?" - "Ну да,
новый поезд придет с полицией, те всех нас перестреляют". - "Так ведь
можно убежать?" - "От полиции бежать трудно". - "Почему?" - "Да потому что
все полицейские на Диком Западе сами раньше были налетчиками". - "А как же
они смогли попасть в полицию?" - "Да проще простого: заложат своих друзей,
скрутят ночью, перестреляют самых ершистых, сдадут властям, вот и получают
шерифские звезды". - "Ладно, теперь понял, но что ж делать, если в сейфе
пусто?" - "Как что? Грабить пассажиров!" - "Так ведь они могут быть
вооружены?" - "Они и с револьверами под лавки залезают". - "Почему?" - "Да
потому что люди трусы. Если ты распахнул ногой дверь, гаркнул на них, они
сразу потекут!" - "А если найдется человек, который выпустит в вас пять
патронов?" - "Это, конечно, будет плохо, но ни разу никогда и никто так не
поступал. Я ж говорю, трусы". - "Все?" - "Все, кроме женщин". - "Почему?"
- "А потому что те любопытные. Им страсть как интересно на живых
налетчиков посмотреть". - "Почему?" - "Да потому что ихние мужики, словно
тряпки, прими, подай, пшел вон! Им настоящего хочется, чтоб можно было со
всей душой подчиняться". - "Почему?" - "Да потому что баба любит сильного,
им матрацы не нужны". - "И не стыдно вам было женщин грабить?" Я аж
взвился: "Да я никогда их не грабил!" - "Только мужчин?" - "Конечно. Они
хитрые, пока мы почтовый вагон шерудим, все свое передают бабам, а те в
чулки прячут". - "Ну и как же вы поступали?" - "Чулочки берем, высыпаем
содержимое, всякие там золотые челюсти, бумажники с зелененькими и
платиновые часы берем себе, а сережки и обручальные кольца возвращаем
женщинам. С извинением". - "Ладно, ограбили вы поезд, а потом что?" - "Как
что? Потом надо смываться". - "Смылись. А дальше?" - "Погуляли маленько, и
снова надо искать одиноко стоящую водонапорную башню". - "Так ведь у вас
после налета много денег. Куда вы их девали?" - "Это нормальному человеку
можно обойтись малым, а когда за тобой постоянно гонит полиция, деньги
летят направо и налево; где обычный человек за ночевку платит доллар,
нашему брату приходится отваливать четвертак. Потом очень много идет на
то, чтоб откупаться от полиции". - "А это как?" - "Через третьих лиц... А
вообще-то полицейским с нами выгодно работать... Почему они в перестрелке
никого из наших стараются не убивать? Потому что невыгодно". - "То есть
как это так?" - "Да вы что, ребенок? Все проще простого... Если мы
убежали, тогда начинает работать бюрократия, на нас выписывают ордера и
пошла погоня..." - "Ну и что? Какая полицейскому выгода от погони?" - "Ну
и ну! То есть как это, что за выгода?! Им же деньги дают на это,
бесконтрольные деньги! А они берут фиктивные расписки, что, мол, лошадей
купили, фураж, проводнику отвалили полтысячи, врачу семьсот... Они не за
нами гоняются-то, шерифы распрекрасные, а за своей выгодой, за дармовыми
баками..." - "А когда ж налетчик вкушает сладкой жизни?" - "Да никогда!
Вся жизнь в бегах... А если и выдастся денек-другой погулять, так сил нет,
и все время ждешь, что дружок заложит..." - "Значит, ваша профессия менее
заманчива, чем смежные с нею?" - "А какие профессии с нею смежные?" А
Портер серьезно так ответил: "Ясное дело, какие: политик и биржевой
спекулянт"... Ну юморист, а?! Я только вечером, перед сном понял, какой у
него ум... Это мы все так считаем: нет ничего легче, чем сочинять всякие
там книжонки, а он мне всю душу вытряс своими "почему", прежде чем я смог
вспомнить, что такое налет на поезд... А ведь так все было понятно: согнал
машиниста, открыл почтовый вагон, прошелся по пассажирам - и давай
стрекача...
стану больше грабить поезда, а начну писать рассказы, благо Портер рядом,
научит.
литературных агентств. Если и эти вернут, то, значит, надо
переквалифицироваться в профессионального карикатуриста, сейчас люди белее
охотно глядят смешные рисунки, чем читают грустные книги.
"Сидней", "Миллер", "Билл Бу", "Вилли Билл", настолько приелись
литературным агентствам, что надо придумать нечто новое.
там был один креол, он к тому же плохо говорил по-английски и очень
жаловался на боли в печени, но ему сказали, что он симулянт, и заточили в
каземат - без хлеба и воды, на двое суток. Он потерял сознание, лежал
бездыханный. Его отнесли в мертвецкую и бросили на лед. А утром он стал
стонать. Его волосы, черные, с проседью, вросли в лед. Когда мы вытащили
его наверх, в лазарет, он скончался. В каптерке я получил ящик с его
вещами. Там были носки, старая рубашка, шляпа, проеденная молью,
фотография древнего старика с надписью: "Дорогому сыну от беспутного Папы,
прости меня, мальчик", и оловянное кольцо. Я пошел в администрацию, чтобы
узнать домашний адрес креола, но мне сказали, что адреса нет, поскольку он
жил с отцом, а тот вскоре после ареста сына умер от голода, так как креол
был единственным кормильцем. Оказывается, он работал почтальоном; отец,
которого он трепетно любил, страдал запойной болезнью, а в газетах
напечатали объявление, что доктор Снайдерз умеет лечить алкоголиков. Креол
заимообразно - до получки - взял чей-то денежный перевод на сорок два
доллара и отвез отца к доктору Снайдерзу, но тот, конечно, ничего не смог
сделать для старика, а сын угодил к нам в тюрьму на двенадцать месяцев и
три недели. Он страшно бушевал, кричал и плакал, доказывая всем, что отец
умрет без него, единственного кормильца, а надсмотрщики смеялись: "Не
кормильца, а поильца!" Из-за того, что он бушевал, страшась за жизнь отца,
ему то и дело давали наказания, а потом стали отправлять в карцер, и все
дело кончилось смертью тридцатилетнего человека с густой сединой в
курчавых, когда-то черных как смоль волосах.
плохо строганных досок (впрочем, какая разница, в каком гробу лежать?!), я
вдруг вспомнил своего отца и мою к нему несправедливость, и мне стало так
горько, что нет слов передать. Я вспомнил огромный лоб отца и вечно
удивленные глаза, взирающие на мир доверчиво, ищуще и просто! А я по
наущению бабушки сжигал его чертежи, а ведь, может быть, он был близок к
своему открытию, быть может, он был на грани того нового, что могло дать
людям хоть какое-то облегчение в их каждодневном каторжном труде во имя
хлеба насущного!
они ведь неосознанно помнят мать и бабушку с первых дней своих, и нет, им
кажется, умнее и сильнее существ на земле, чем женщины. А ведь самые
страшные удары судьбы принимают на себя мужчины, именно поэтому так суровы
они, так редко ласкают детей, так часто обрушиваются в пьянство. Когда
женщине нечем кормить ребенка, она сокрушается о нем лишь, об одном,
маленьком, а мужчина чувствует, как разрывается сердце не только за дочь
или сына, но и за ту, которая решила стать его подругой. Боль за двоих
страшнее, чем боль за одного, тут арифметика, а не геометрия, это понять
просто, но понимание это приходит к людям, когда отцов нет в живых уже,
сиротство и одиночество.
Грэхэм, он угодил к нам, потому что грабил в аристократических районах, но
он стал заниматься этой работой лишь после того, как испробовал все пути,
чтобы получить место на службе, а у него было двое детей, и их надо было
кормить... Боже, как он плакал по ночам, Ли! Он весь трясся под суконным,
пропахшим карболкой одеялом, рвал зубами подушку, чтобы никто не услыхал
его слез и не увидел их - в тюрьме такое мало кому прощают, слабого
затаптывают, закон выживания, ничего не поделаешь... Когда он получил
письмо, что его жена вышла на панель, а детей отдала в приют, он умудрился
повеситься на простыне, а у нас такие дырявые и старые простыни, что
только можно было диву даваться, как он набрался смелости на такой шаг -
останься в живых, сидеть бы ему в карцере пару недель, как пить дать...
самые надежные сейфы банков, и делал это не оттого, что родился
взломщиком, а потому, что нечем было кормить маму. Ты думаешь, это просто
- вскрыть сейф?! О, это страшное и кровавое искусство! Прайс спиливал
напильником кожу с пальцев и ощущал ею секреты шифра, понимаешь? Он провел
в тюрьме больше пятнадцати лет и уже смирился с мыслью, что здесь и умрет;
он был лишен права на переписку - то, что поддерживало Надеждой одних, для
него оказалось спасением, потому что он был отрезан от Памяти по своей
семье; ему были запрещены свидания, ни одного за пятнадцать лет; даже
газет и книг ему не давали - дядя Сэм умеет сурово наказывать тех, кто
посягает на святая святых - Ее Величество Собственность! И надо ж было
случиться такому, что в здешнем банке дал деру один босс, прихватив с
собой ключи от сейфа! Тюремщики пообещали Прайсу свободу, если он вскроет
сейф, и подтвердили свое обещание тем, что позволили ему написать письмо
Курылев Олег
Якубенко Николай
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Флинт Эрик
Сертаков Виталий