Чтение 46–й страницы книги ~День гнева~

- Пойду переоденусь.

Кузьминский взглядом проводил Алусю до автобуса и решил, что:

- Дешевка ты, Аркадий.

- Эй, полегче! - предупредил режиссер.

- Да что полегче?! - отмахнулся от него Виктор. - Все голых снимают,
и ты туда же. Как же, мода!

- Не мода, а зритель.

Кузьминский махнул рукой и направился к автобусу, в котором
переодевалась Алуся.

- Куда, куда? - заверещала костюмерша, караулившая вход, но Алуся из
автобуса крикнула:

- Если это Кузьминский, пусть заходит!

- Вы - Кузьминский? - спросила костюмерша. В съемочной группе обычно
не знают сценариста.

- Кузьминский, Кузьминский, - успокоил ее Виктор и влез в автобус.
Алуся в трусах и лифчике покуривала, развалясь на сиденьи. Сообщила:

- Пьяна в дымину, Витя.

- Может это к лучшему, - вроде как про себя сказал Кузьминский. Но
Алуся услышала и догадалась:

- Тебя ваш главный старичок подослал? Чтобы выведывать?

- Ага, - признался Виктор. - Пообедаем или ты уже наелась?

- Я не наелась, а напилась, - поправила его Алуся.

- Что в просторечьи одно и тоже. Так как насчет пообедать?

- С удовольствием, я бы сказала, с наслаждением. После стакана водки
жрать хочу, как крокодилица. Только вот как дойду? С ногами плохо.

- Донесу, - пообещал Кузьминский.

- В Дом кино?

- А куда же еще?

Кузьминский подогнал "семерку" к автобусу, и, держа слово, на руках
перенес уже полностью и в соответствии с временем года одетую Алусю в свой
автомобиль, который, гудками приветствуя энтузиастов кинематографического
дела, выбрался, нарушая все возможные правила, по пешеходной дорожке
наверх. Менты из оцепления, считая его своим, не то чтобы оштрафовали -
помахали ручонками на прощанье. Кузьминский вырулил на Минское, и семерка
покатила к Смоленской. Разрумянившаяся от водки Алуся со значением и
страстно пела старинный романс "Капризная, упрямая..." Дослушав
темпераментное пение до конца и никак не соединив себя с героем романса,
Кузьминский спросил:

- Как дела?

- Замечательно, - сказала Алуся, просунула левую руку под его правый
локоть, виском привалилась к его плечу, закрыла глаза и повторила:

- Замечательно.

- Разобьемся к едрене фене! - предупредил он.

- Нет, - не согласилась она. - Я не могу разбиться. Я фарт ухватила.

- Может, не следует говорить "чоп"?

- Ты знаешь, сколько мне предложений поступило сниматься?
Восемнадцать! Никаких собеседований, никаких проб, сразу сниматься!

- Стая обезьян! Вандердоги! - ужаснулся Кузьминский.

- О ком это ты?

- О киношниках моих родимых! О ком же еще. Начал тебя Аркадий
снимать. И сразу слух пошел: новое дарование. Тут уж только не опоздать,
не пропустить, не дать себя опередить. Мне, мне новое дарование! А сколько
раз тебя до этого вызывали на смотрины и тут же от тебя отказывались?

- Не сосчитать, - призналась Алуся и приподняла голову для того,
чтобы поцеловать Виктора в плечо. - Я тебе благодарна не знаю как, Витя.

- За что же, королева моя?

- За то, что ты рекомендовал меня на эту роль и настоял на своем.

По делу она должна бы быть благодарной отставному полковнику милиции.
Кузьминский ощерился в улыбке и сделал, выезжая на Садовое, левый поворот.
До Дома кино рукой было подать.

В ресторане гужевались, обедая, нувориши - скоробогатеи. Но дорогому
постоянному посетителю и известному сценаристу столик спроворили без
лишних слов. Официантка Танечка мгновенно принесла заказ и, в ожидании
первого подноса, Кузьминский заговорил о главном. Ради чего и пригласил ее
на обед.

- Меня наш главный старичок подослал, - напомнил он. - Кое о чем
спросить тебя надо.

- Ну, мужики, ну, засранцы! - яростно восхитилась она, показав, что
хорошая актриса, и резко поменяла ритм и интонацию: - Давай спрашивай.

- Ты не замечала слежки за собой?

- Да вроде нет. Ты же знаешь, одно время ходил за мной охранник от
Ваньки, а теперь, по-моему, никто не ходит.

- От Ваньки ли? - усомнился Кузьминский. - Ну ладно. А телефонные
звонки были?

- Были.

- От кого?

- От поклонников, балда!

- А не от поклонников?

- Были.

- От кого? - занудливо доставал Кузьминский.

- От сожителей! - заорала она на весь ресторан. - От тебя, к примеру.

- А если не к примеру?

- Ты мне выпить дашь?

- Несут, - обрадовал ее Кузьминский, увидев официантку с подносом.
Танечка мигом расставила на столе графинчик, бутылки с водой и легкую
предобеденную закуску. Ухватив маленький графинчик, как гренадер Петра
Первого гранату, Виктор тотчас налил Алусе.

- Сам не пьешь, а меня спаиваешь, - сварливо отметила она. Будто
только что не требовала выпить.

- Не хочешь, не пей, - резонно отметил он. В связи с чем она сей
момент и выпила. Выпила и запихнула в рот печеночное канапе целиком. Потом
намотала на вилку податливый кусок семги и его тоже отправила в рот.
Кузьминский ждал окончания процесса предварительного насыщения. Прожевав,
наконец, Алуся потребовала:

- Наливай по второй.

- По второй не получается. Знаешь сколько рюмок в том стакане? -
возразил он, наливая. Она потянулась к налитой рюмке, но он закрыл ее
ладонью и мягко сказал:

- Алусенька, миленькая, ответь мне на последний вопрос, и я от тебя
отстану. Пить будешь, гулять будешь, а смерть придет - помирать будешь. Ты
меня слышишь, цыпленочек? Ты меня поняла, ласточка?

- Я тебя слышу и поняла, - важно сказала она. - Вопрос задавай.

- Меня очень интересуют люди, с которыми контактировал твой Иван.

- Не мой! - перебивая, возразила она.

- ...Люди, с которыми контактировал не твой Иван, когда вы были
вместе. В ресторанах, на домашних междусобойных вечеринках, на загородных
пикниках. О Горском, Краснове, поганце Федорове можешь не упоминать. Меня
интересуют другие, мне неизвестные.

- Ну, кто? - Алуся сообразно с состоянием легкомысленно задумалась: -
Ну, Широв такой, старый хрен из ЦК. Он все боялся чего-то, все время
говорил: "Только тихо, только тихо!" А сам тайно меня за жопу трогал.
Подойдет?

- Подойдет. Давай о других.

- Помню Ванька меня с собой в город Красносоветск брал...

- Нет такого города, Алусик мой!

- Но, в общем, какой-то красный городок, километрах в ста от Москвы.
Ванька туда в командировку ездил, а меня взял, чтобы не скучать. С нами
еще один клиент был, потасканный плейбой. В этом Красносранске тамошний
начальник Гена в резиденции для почетных гостей очень мило нас принимал.

- А имя-фамилию клиента, который с вами был, не помнишь?

- Звали-то Димой вроде, а по фамилии не представился.

- Ну, а чем занимается, кто такой в этом мире - разговор не шел?

- Вроде во Внешторге работает, потому что о купле-продаже говорил.

Алик долго-долго смотрел на утихавший живой огонь. Знамя пламени
сначала было разорвано на флажки, а потом превратилось в маленькие
вымпелы, которые неожиданно возникали на пепельно-бордовых останках
поленьев. Каминный костер умирал. Спиридонов перевел взгляд на собеседника
и негромко, по-доброму спросил:

- Зачем вы нам тогда врали, Гена?

Геннадий Пантелеев особой кочергой измельчил угли в камине, повесил
кочергу на специальный кованый столб, где уже висели лопатка и щипцы,
вздохнул, откинулся в кресле и возразил:

- Мы не врали, Алик. Мы умолчали.

- Почему? - почти надрывно потребовал ответа Спиридонов.

- Почему? - Пантелеев задумался и ответил: - Я сам не уверен, что
знаю почему. Ну, наверное, в данном конкретном случае нам показалось, что,
расскажи мы всю правду о Курдюмовских визитах, это будет выглядеть в
какой-то степени предательством. Мы не соврали. Мишка даже подробно вам
рассказал о том, как уходит отсюда неучтенная международной квотой часть
изделий. Вы же сделали соответствующие выводы из его рассказа?

- Сделали, - подтвердил Спиридонов. Перед ним вместо огня была куча
золы.

- Будто и не врали мы, да? - продолжал размышлять вслух Пантелеев. -
И не предавали. А в общем и целом получается, что замешаны в чем-то
грязном и вонючем. Знаешь, за последние два-три года появились неизвестно