У меня есть веские доказательства! Взгляните на Луну - вся ее поверхность
изрыта кометными кратерами!
хвала.
миллионов лет. Никакое горение не может длиться так долго - это нарушает
элементарные законы физики!
другом Гексли, что мы должны просвещать невежественную публику, однако нужно
время от времени бросать ей косточку. Наши читатели желают побольше узнать о
левиафанном Мэллори как о человеке.
туземка...
продолжал Дизраэли. - И вы не хотите признаться, что у вас есть возлюбленная
в Англии. Пришло время вывести на сцену эту индейскую деву. Нет никакой
необходимости описывать события прямолинейно, со всеми непристойными
подробностями. Просто несколько добрых слов о девушке, пара вскользь
оброненных намеков - женщины от этого без ума. А они читают гораздо больше
мужчин. - Дизраэли отвинтил колпачок самописки. - Вы еще не сказали мне ее
имя.
Пятнистой Змеи или Матерью Хромой Лошади. Но вообще-то я не стал бы ручаться
ни за одно из этих имен. Переводчиком у нас был вечно пьяный
француз-полукровка, не знавший толком ни английского, ни шайенского.
жестов. Ее имя было - Уак-си-ни-ха-уа или Уак-ни-си-уа-ха - что-то вроде
того.
нескольких зубов, и она была жилистая, как волчица.
можете упомянуть об этом. Мы завоевали ее... гм... расположение, дав ей
иглы. Стальные иглы вместо заостренных кусков бизоньей кости. И, конечно же,
стеклянные бусы. Они все без ума от стеклянных бус.
любовь к женскому рукоделию взяла в ней верх над застенчивостью, -
пробормотал Дизраэли и начал быстро строчить.
читательниц скромными, благопристойными намеками; Мэллори слушал его и
неуютно ежился.
успел вроде бы выкинуть всю эту убогую историю из головы. Но, как оказалось,
не совсем. Пока Дизраэли усердно карябал свою сентиментальную ахинею, правда
накатила на Мэллори со всей жестокой отчетливостью.
***
стельку. Визжащий, улюлюкающий, подвывающий пандемониум - несчастным и в
голову не шло, что спиртное для них яд, верная гибель. Они носились как
угорелые, палили из винтовок в пустые американские небеса и падали с
закатившимися глазами на промерзшую землю, в объятия видений. Стоило им
начать, свистопляска могла продолжаться часами.
в какой-то момент осознал, что с этим делом надо кончать. Тогда он вылакал
из бутылки дюйма два дешевого бирмингемского самогона, который они привезли
вместе с винтовками, и пошел в палатку, где вдова сидела на одеялах и шкурах
перед костерком из бизоньего навоза. Двое ее детей поднялись и вышли наружу,
в снег и ветер.
непристойные жесты. Вдова кивнула с преувеличенным старанием человека, для
которого кивок - элемент чуждого языка, затем скользнула в свое гнездо из
шкур, легла на спину, раздвинула ноги и вытянула вверх руки. Мэллори
взобрался на нее, накрылся одеялом, вытащил из штанов набрякший, ноющий член
и ввел его по принадлежности. Он думал, что дело кончится быстро и,
возможно, без особого стыда, но все это было слишком непривычно.
Совокупление тянулось так долго, что женщина начала поглядывать на него с
каким-то робким раздражением, а потом осторожно подергала его за бороду.
Наконец тепло, блаженное трение, резкий звериный запах что-то в нем
растопили, и он кончил долго и сильно, кончил в нее, хотя и не намеревался
этого делать. Три других раза, когда он навещал вдову, он вовремя выходил,
боясь наградить это несчастное существо ребенком. Ему было жаль, что в
первый раз так получилось. Но если она была к их отъезду беременна, скорее
всего, ребенок был не его, а кого-то другого из экспедиции.
***
легче, однако теперь Мэллори пребывал в полном смятении. Цветистая проза
литератора была тут, собственно, и ни при чем, дьявола разбудила яростная
сила его собственных воспоминаний. Призрак вернулся за отмщением. Мэллори
был переполнен похотью и терял над собой контроль. После Канады он ни разу
не имел дела с женщиной, да к тому же та француженка в Торонто была не
слишком уж чистой. Ему отчаянно хотелось женщину. Англичанку, какую-нибудь
пейзанку с упругими белыми ногами и веснушками на пухлых плечах...
начали слезиться. Прохожих было много, однако Фрейзера среди них не
замечалось. На город опустилась мгла, невероятная даже по меркам этого
невероятного лета. К полудню купол собора Святого Павла окутался саваном
грязного тумана. Шпили и рекламные щиты Ладгейт-Хилла скрылись в
грязно-серой вате маслянистого дыма. Флит-стрит превратилась в бурлящий,
грохочущий хаос, надсадное пыхтение пароходов мешалось с криками, лошадиным
ржанием и пистолетными щелчками кнутов. Женщины шли по тротуарам
ссутулившись, прикрываясь грязными от сажи зонтиками, все прохожие прижимали
к носу и глазам скомканные платки. Мужчины и мальчишки тащили саквояжи и
баулы с резиновыми ручками, их веселенькие соломенные канотье уже покрылись
пятнами сажи. По зависшей над улицей эстакаде железной дороги ?Лондон, Четем
и Дувр? пропыхтел переполненный прогулочный поезд, дым из его трубы завис в
тяжелом, недвижном воздухе, как грязно-черный транспарант.
поглощенная все разрастающейся глыбой беспросветной мглы. То тут, то там на
мостовую плавно ложились серые хлопья, отдаленно похожие на снег. Одна из
этих чешуек кристаллизованной грязи села Мэллори на рукав; при первом же
прикосновении она рассыпалась тончайшим пеплом.
призывно махал рукой; в спокойном обычно полицейском чувствовалось какое-то
необычное возбуждение. Не исключено, осознал Мэллори, что он давно так уже
кричит и машет.
двигались сплошным потоком, как стадо взбесившихся, непрерывно блеющих овец.
Мэллори перебежал улицу, ежесекундно выскакивая из-под колес, и остановился,
задыхаясь.
платками. Тот, что повыше, успел уже надышать на белой ткани неприятное
желто-коричневое пятно.
моих давних знакомых. Это мистер Дж. С. Тейт, а это - его партнер, мистер
Джордж Веласко. Они считают себя конфиденциальными агентами или чем-то в
этом роде. - Рот Фрейзера растянулся в нечто, почти напоминающее улыбку. -
Насколько я знаю, вы, джентльмены, уже встречались с доктором Эдвардом
Мэллори.
вздувшийся кровоподтек. - Псих он долбаный, и больше никто! Бедлам <Бедлам -
разговорное название ?Вифлеемской королевской больницы?, старейшей
психиатрической клиники Великобритании; основана в Лондоне в 1247 г.;
название стало нарицательным для обозначения сумасшедшего дома> по нему
плачет.
окинув Тейта тяжелым взглядом. - Пока не потерял свою должность.
лондонской полиции нельзя добиться справедливости - да ты, Эбенезер Фрейзер,
и сам это не хуже меня знаешь.
кинжала, - невозмутимо продолжал Фрейзер. - Отец его прибыл в Лондон как
испанский беженец-роялист, а наш юный мастер Джордж с охотой берется за
любую работу - фальшивые паспорта, подглядывание в замочную скважину,
избиение видных ученых...