Чтение 47–й страницы книги ~Штурмфогель~

моими мозгами. Слушай, Антон, если бы они не были предателями - скажи, стали
бы они настаивать именно на ликвидации? Почему не захватить меня, не
доставить в контору и не допросить как следует? Ну? Вон телефон. Позвони,
скажи, что взял меня, просишь дополнительных инструкций. Что я сдался сам и
готов дать информацию. Ценную информацию. Позвони. Это будет момент истины.
Ведь вы же не механические куклы, черт возьми! Вы такие же солдаты, как я, -
почему же вы, зараза, допускаете, чтобы вас использовали как наемных убийц?
Позвони, Антон.

- Это хорошая мысль, - сказал кто-то сзади.

- Я подозревала, что дело нечисто... - еще кто-то. Вернее, если не
Хельга, то Дора. Или Берта. Скорее Дора, хотя Штурмфогель, выполняя приказ,
не вникал в структуру отряда, именно Дору он видел с блокнотом и карандашом,
напряженно размышляющую над чем-то. Аналитик...

- Я позвоню, - сказал Хете. - Все остаются на местах. Ждите.

Он повернулся и быстро пошел к телефону - и в этот момент ему заступили
дорогу. Угловатый, шипастый, стремительный, очень опасный силуэт...

- Хельга! Назад...

Поздно, две или три автоматные очереди ломают странную фигуру,
отбрасывают назад... да и сам Штурмфогель падает лицом в землю, уложенный
грамотно и четко: руки уже скручены...

- Почему ты сказал: Хельга?!

- Потому что это Хельга... Это - Хельга. Пустите.

Она была еще жива, когда Штурмфогель и кто-то еще - он не смотрел кто -
склонились над нею. Из приоткрытого рта текла пузырящаяся черная кровь. Она
силилась выговорить что-то важное...

- Единороги, - повторил за ней Штурмфогель, сжимая обеими руками ее
сухую твердую кисть. - Единороги. Мы пойдем к ним. Не волнуйся. Мы их
найдем...

Его тронули за плечо. Хете невозмутимо возвращался от телефонной будки.

- Тебя приказано убить на месте без допроса, - сказал он. - Короче...

Потом не выдержал и посмотрел вниз. Сглотнул.

- Кто это сделал?

- Волков. Он же Дрозд.

- Никогда не думал... оказывается - можно... Так вот, Штурмфогель, я не
тебе верю. Ты для меня как был, так и остаешься одним из офицеров. Но я верю
ситуации. И ситуация мне приказывает...

- Антон, подожди, - сказал Штурмфогель. - Подожди. Я только что потерял
своего основного бойца. У меня нет больше почти никого. Мне будут
противостоять как минимум два десятка парней с автоматами и минометами. Если
ты веришь ситуации, то ситуация приказывает именно тебе идти в бой. За мной
следом. Тебе и твоему отряду. Вопреки формальному приказу. Я даже не знаю,
как ты сможешь потом отбрехаться...

- Им будет трудно судить победителей - сказал Хете. - В противном же
случае не придется и отбрехиваться... Отряд, стройся. Ситуация всем ясна, не
повторяюсь. Не имею права никому приказывать. Кто идет со мной - шаг вперед,
остальные на месте...

Только Эмиль задержался на долю секунды - и тоже шагнул вместе со
всеми.

- Тогда возьмите тело, и пошли.

- Она мертва... - Хете, неуверенно.

- Может быть. Но нести недалеко...

Крапицы, возбужденно звучавшие, смолкли, когда увидели тело подруги на
руках бойцов.

Как же вы так? Отпустили...

...она так быстро, так внезапно бросилась... не спросила, не сказала...

Штурмфогель только кивнул. Конечно, что они могли сделать? Хельга не
научилась их слышать... просто не успела.

Но некогда было горевать о павших.

Вперед, вперед, вперед!!! Не задерживаться, это как с горки... вперед!

Одиннадцать нас, подумал Штурмфогель. Сколько же будет их?

Хорватия, 8 марта 1945. 20 часов 40 минут

Старший говорил на ломаном немецком, остальные болтали по-своему, но
так весело и дружелюбно, что даже Эрика прекратила тихие рыдания, вытерла
слезы и попыталась поправить волосы. И именно сейчас, глядя на ее распухшее
лицо, на красный мокрый нос и искусанные губы, Гуго впервые в жизни подумал,
что она молода, мила и красива...

Как понял он из объяснений старшего, разведчиков-усташей послали за
ними, потому что самолет не смог прорваться; им предстоял двухдневный путь
на лошадях до железной дороги - если ее еще не перерезали титовские
партизаны или русские и не взорвали сербские четники, которые воюют сейчас и
против немцев, и против усташей, и против партизан, и против русских - но
зато за короля... Последний раз в седле Гуго сидел в пятнадцатилетнем
возрасте, а Эрика не сидела вообще, и только Джино смотрелся вполне
уверенно, как настоящий берсальер.

Было почти темно и по-лесному сыро и душно, падал редкий дождь - а
может быть, это скатывался с деревьев сгустившийся туман, - сильно пахло
прелым дубовым листом и прорастающими желудями. Тропа пока была широка,
ехали по двое. Эрику посадили в седло боком, она крепко вцеплялась в луку,
боясь свалиться назад.

- Не понимаю, что ты вбила себе в голову, - сказал Гуго. - Я вовсе не
собираюсь тебя бросать.

Эрика судорожно вздохнула.

На небольшой поляне их ждали еще несколько всадников. Они искали пилота
и пассажира сбитого несколько дней назад связного самолета. Судя по
оживленному обмену репликами, поиски оказались успешными. А потом Гуго
внезапно услышал такой знакомый голос, что забыл, как управляют лошадью, и
кубарем полетел на землю...

Крепость Боссэ, 8 марта 1945. 21 час 10 минут

Что-то долго они молчат, подумал Эйб. Не к добру... Мрак уже сгустился
бы, но из какой-то близкой канавки, заросшей кустарником, постоянно
выпускали в небо над крепостью осветительные ракеты - по одной, по две, по
нескольку. Они висели на парашютах, трещали, роняли искры...

Ровный, протяжный, тягучий звон моторов дотянулся до земли от неба. Вот
оно что... Сквозь световую завесь, созданную ракетами, не было видно ни
черта, и все же показалось: распластанные крылья. Но тут же в глаза упала
резь, как будто хватил горячего песка, и пробила слеза. Эйб чихнул, замотал
головой. И тут же донесся до слуха множественный свист падающих бомб.

Упадут во двор, подумал Эйб отвлеченно. Или за стену. А мы-то все - на
стене. Чтобы нас сковырнуть, стену надо снести. На всякий случай он лег.

Взрывов не было. Только громкий, резкий, точечный звон бьющейся посуды.
Зажигательные? Но и огня не было. Химия? С них станется...

На несколько десятков секунд ракеты вдруг погасли, а когда вновь
вспыхнули, Эйбу показалось, что из крепостного двора к небу поднимается
несколько столбов плотного струистого дыма. Будто легкие ленты неслись в
попутной струе бьющего снизу вверх ветра.

Он уже понял, что это.

Если не двигаться, то еще есть шанс уцелеть. Они не видят
неподвижного...

Наверное, кто-то из ребят этого не знал. Или не заметил опасности.
Несколько лент пружинисто метнулись вниз... Эйб не решился посмотреть туда.
Дикий вой, в котором не было ничего человеческого, сказал ему все.

- Сдавайтесь! - приказали из-за стены. Громко приказали, но звук не был
пропущен через механику - в нем чувствовалось горячее дыхание. - Иначе всем
конец.

Это явно был Маг. Магам непристойно ввязываться в дела и отношения
людей... а значит, произошло или происходит что-то необычное...

И как бы в подтверждение новый крик, хруст, агония.

- На две минуты я их парализую, - продолжал голос. - За две минуты вы
должны выйти. Кто не успеет, тот погиб. Сейчас я начну читать заклинание.
Когда я дойду до многократного повторения слов "мам цах", вставайте и бегите
к воротам. Повторяю: кто не успеет, тот погибнет, Я начинаю: тудруб прикот
ма, прикот ма. Тудруб хачрав ма, хачрав ма. Прикот давара давара, прикот
шогарав ма, шогарав ма. Хачрав мам цах ма, мам цах ма, хачрав тудруб ма,
тудруб ма. Мам цах, мам цах ма, мам цах, мам цах ма!..

- Бегом! - крикнул Эйб и сам метнулся по стене в сторону ворот... не
успеть, их ведь еще надо открыть...

И когда ворота вылетели буквально в лицо ему тучей мелкой деревянной
пыли, он не испугался, а даже обрадовался...

Maг стоял, окруженный несколькими полицейскими чинами, огромный,
страшный. Росту в нем было метра два с половиной - фуражки чинов мелко
маячили на уровне его груди. Он пристально посмотрел на Эйба, и Эйб
неожиданно успокоился. Все самое страшное состоялось, и теперь бояться
больше нечего... Глаз его он не увидел, а взгляд почувствовал: мудрый,
темный, страшный.

Их клали лицом в землю и вязали руки и ноги, а Эйб все пытался
повернуться и еще раз поймать этот взгляд...

Арденнский лес, 8 марта 1945. 21 час 45 минут

- Есть! - выскочил из палатки ассистент длинного Уха. - Есть общая
тревога! Они вылетают!

- Ну, все, - сказал Волков, подавив в себе желание перекреститься. -
Дождались. По коням! - крикнул он сначала по-русски, а потом уж перевел на
приличествующий в этом обществе испанский. - По коням! да шлемы им, гадам,
поплотнее натяните, шлемы! давай манок, Гонза!

Раскрыв от усердия или от натуги рот, Гонза, помощник Пекаря, завертел