надежд, скажем прямо - обманул вас. Это же не причина, чтобы не любить всех
военных вообще!
придется. Вы вот меня не обманывали, просто проявили недостаточное внимание,
и то мне трудно было заставить себя еще раз встретиться с вами.
кажется, так теперь принято говорить? Я слишком долго находился в изоляции
от того, что называется обществом: сначала - батальон и дом, потом -
лаборатория и дом, обиталище холостяка. Десять лет - срок немалый ... Да и
раньше - много ли я думал о таких проблемах?
За мальчика... он тоже только успел окончить училище. Так хотелось поскорее
стать самостоятельной! Я думала, что люблю его, а может быть, что-то такое и
было, сейчас уже трудно сказать. Да и что в восемнадцать лет понимаешь в
любви? Хотя думаешь, что - все... Наверное, то, что он стал военным, как раз
помогло мне решиться: в восемнадцатом веке любили военных. Ну и вот...
было интересно. Я привыкла к интересной жизни, пусть и не роскошной. Много
читала... А потом мы попали на Дальний Восток. Военный городок, гарнизон. До
настоящего города не добраться - далеко, жены старших офицеров держатся
особняком, мы - сами по себе, у женщин все время разговоры о том, кто
получил звание (и кто-нибудь обязательно скажет, что рановато получил, что
офицер он слабый - позавидует, одним словом), кто повышен в должности и кто
- нет, какую на кого написали характеристику, как отдыхали прошлым летом на
юге, что привезли в магазин, тот потихоньку стал пить, у жены другого -
роман со старшиной-писарем из ОВС, надо бы выписать новую обстановку, но
может быть, и не стоит - скоро должны перевести куда-нибудь западнее, а
может, и за границу... Послушаешь один раз - и можешь больше не ходить и не
слушать. Но ведь и одной вечно невозможно быть... Муж почти всегда от
подъема до отбоя в части, занятия, занятия, к концу недели еле таскает ноги,
разговаривать ему не хочется, просит: "Оля, помолчим, я за день и
наслушался, и накомандовался..." Куда денешься? Самодеятельность... Солдаты
и мы, офицерские жены. Бедные ребята, месяцами, годами не прикасавшиеся к
женщине, изголодавшиеся до помрачения ума. В каждом прикосновении - просьба
или даже требование, в каждом взгляде - желание, ходишь, словно голая. И ты
ведь тоже человек... Одним словом, терпела-терпела, но не выдержала. Пусть и
не в шалаше, а в доме офицерского состава - все равно, рая не получилось.
Уехала и написала: больше не вернусь...
быть, сейчас бы я...
для вас по какой-то причине стало невозможно там остаться, - можно понять...
(Она вспыхнула, хотела перебить меня, я протестующе поднял руку, и она
отвернулась; стала смотреть сквозь широкие ворота в темноту - там все так же
лило...) Возможно, вы уехали не в одиночку...
чем вы представляете и, наверное, чем сами верите. Ведь в шалаше-то рай с
милым! А если не мил, то ни шалаш, ни гарнизон, ни кооператив в столице -
ничего не спасает. Вы просто не любили, и значит, главной точки в жизни не
было, чтобы на ней сосредоточиться, не было человека, ради которого можно и
нужно не только переносить, но и так делать, чтобы ему легче было жить. Ведь
все, о чем вы тут сказали - не вся жизнь, и не главное в ней. Пусть даже вы
оказались в такой обстановке - вы, насколько я успел вас понять, человек
достаточно интересный, чтобы попытаться там, на месте, что-то изменить,
чтобы пошли другие разговоры, а не те, что были, чтоб возникли иные темы,
иные интересы... Но на деле вы очень быстро все поняли и стали жалеть, и
все, что было, принимали с заранее для себя установленным отрицанием,
несогласием. И причина была не в том, в какой мир вы попали, а в том -
почему вы в него попали, вот что... Иными словами, настоящая причина и вина
была в вас - а вы обвиняете сразу множество людей, которые, если
разобраться, может быть, виноваты только в том, что в какой-то момент
отнеслись к вам без должного внимания, не помогли - да могли ли они помочь?
Но ведь им тоже нелегко, Оля. Вы думаете, им такая жизнь нравится? Или вы
одна - такая тонкая натура, а все остальные - бабы, у кого в жизни вовсе и
нет других интересов? Молоды вы были, конечно, слишком молоды...
спокойно рассуждать с высот своего возраста, как вы (это был ответный удар -
относительно возраста, но я перенес его спокойно: мне вовсе и не хотелось
казаться моложе, чем на самом деле). Я легкомысленна, и так далее, и тому
подобное, недостойна чего-то там, и вообще не понимаю, как это вы еще
снисходите до разговора со мной... Но я могу уйти, я уйду, сейчас же,
немедленно!
по-настоящему - изо всех сил. Я старался говорить спокойно, именно так, как,
по моим соображениям, человек вполне взрослый должен разговаривать с
молодым: без эмоций.
признаться в собственной ошибке, ополчились на великое множество людей, ни
в, чем не виноватых. Вы все это увидели не с того конца. В армии место
службы не выбирают. Войска стоят не в столицах. И в дальнем гарнизоне не
найти, конечно, ни Большого, ни Третьяковки. Но ведь военная служба всегда
была одной из самых трудных профессий, и то, о чем вы говорили - одна из
трудностей. Человек, становясь профессиональным военным, от многого
отказывается. От права выбора, от права оспаривать распоряжения начальника,
от права свободно располагать даже личным временем: тревога может начаться в
любой миг... Конечно, в какой-то мере вы приносили бы в жертву себя; но зато
как же вам были бы благодарны! В наше время поспешных браков и быстрых
разводов мало какие семьи так устойчивы, как семьи людей военных. И не
только потому, что развод мог бы отрицательно повлиять на прохождение
службы. Как бы ни банально это звучало, но трудности, пережитые вместе,
сближают, как ничто другое, как не сблизят никакие райские условия...
с Ольгой никак не могли служить подтверждением моего тезиса. Кажется, и ей в
голову пришла та же мысль - она улыбнулась:
что, Оля, кажется, стихает - рискнем, совершим бросок?
меня... Но в восемнадцать лет, да и не только в восемнадцать, хочется, есть
сильнейшая потребность жить, не сдерживая себя потому только, что так нужно
для политики, или обороны, или еще каких-то высоких материй. Когда тебе
между двадцатью пятью и тридцатью, замуж уже не так торопишься. Что это
такое, уже знаешь. Не хочется повторять ошибок. Жить можно и одной. И я
могу, хотя, конечно, много значит, когда можно к кому-то прислониться.
Иногда это просто необходимо. Но за Алешку я сейчас, конечно, не вышла бы.
Не любила, да... Но ведь в том возрасте не понимаешь, что можно и подождать.
Вот сейчас многие мои подруги тоже выжидают. Это не значит, что они пошли в
монахини... В наше время заработать на жизнь можем и мы сами, экономика не
гонит нас под венец. Да и вырастить ребенка можем сами, если захочется... И
не делайте большие глаза. Я - нормальная женщина последней четверти
двадцатого века. А вы, наверное, долго избегали женщин, или среди ваших
знакомых были только люди вашего поколения - иначе вы знали бы все не хуже
меня... Нет, не рисуйте меня черной краской. - Она высвободила, наконец,
руку, которую я все еще держал в своей ладони, отошла на несколько шагов,
повернулась, снова подошла вплотную и, глядя мне прямо в глаза, сказала
негромко и раздельно: - И не убеждайте себя в том, что ваше новое мнение обо
мне может изменить то, что уже возникло. Да, возникло. Вы можете обмануть
меня в чем-нибудь другом, но в этом вы меня не обманете, и ни одну женщину
не обманете. Это есть.
приблизились.
лихим признанием испортит все к чертовой матери.
Я хотел что-то сказать - любое междометие пригодилось бы. Но она отчаянно
замотала головой и спрятала лицо у меня на груди.
ничего не делать, но делать нельзя было ничего, потому что мы не были готовы
к этому.
хлещущие струи.
Лукьяненко Сергей
Лукин Евгений
Акунин Борис
Роллинс Джеймс
Русанов Владислав
Корнев Павел