было удовлетворения, когда перестаешь чувствовать, где кончается плоть и
начинается душа, когда они неразделимы и говорят, да нет - поют на одном
языке, и хочется только одного: чтобы это никогда не кончалось, не
кончалось, длилось вечно... Ничего похожего на это состояние от новой
близости с Изаром не получилось. Да и у него - тоже: после первой же ночи
он заявил, что от этого следует отказаться - ей надо сперва избавиться от
плода, иначе близость становится опасной, а он, мол, не хочет терять ее в
дни, когда и без того все потеряно. Она понимала, что он бы воспринял с
удовольствием ее действия, захоти она на самом деле избавиться от ребенка.
И со злорадством подумала, что этого Властелин не добился. Ребенок
родился, и будет, будет править на Ассарте. Он, а не ублюдок от какой-то
дешевой девки. Что же касается опасности - это был бред собачий: она сама
почувствовала бы, если бы близость стала вредной. А тогда она еще какое-то
время могла позволить себе быть полноценной женщиной, но не захотела
играть в любовь даже ради властных интересов.
ничто не изменилось, тело так же тянулось к нему, и можно было лишь
упрекать себя за то, что прежде отстраняла его, не использовала всех
возможностей. Время же, на которое она отложила их новую встречу, было
нужно для того, чтобы привести себя в полный порядок: говорят, что
материнство красит женщину, но не во всем, к сожалению - не во всем. Она
же хотела быть желанной для него, как и раньше.
самому человеку, которого все время и видела внутренним оком, и не только
в связи со Властью. Бессознательно видела. А впрочем - что притворяться:
совершенно сознательно.
она. А вовсе не потому, что истома охватывает, когда вспоминается то, что
бывало...
Ассарта. И тебе решать, никому другому.
вхождения во власть. Чтобы никого не душили и никто не душил. И чтобы не
женились на молодых, когда и первая супруга еще способна на очень многое!
полной женской силе.
усилием изгоняя мысли о сыне и его отце, чтобы сосредоточиться на деле,
предстоявшем сейчас: выиграть бескровную драку без малого с пятью
десятками весьма воинственно настроенных мужчин.
и размещения - все, кроме одного: донк Яшира Саморский предпочел остаться
дома. Но остальные-то слетелись, как мухи на падаль. Высокая Мысль! Тьфу,
да и только... Хотя - похоже, они собрались играть по правилам.
аристократии, - Ястра с некоторым удовольствием отметила, что одеты они
были в старинные, еще времен рыцарства, костюмы и мантии, обуты в высокие
- тех же эпох - сапоги, удобные для верховой езды, хотя никто из них,
разумеется, не прибыл в Сомонт на лошади (Впрочем, подумала она,
одному-другому понадобилось, наверное, собирать остатки топлива по всему
донкалату, чтобы доехать до столицы). Такого наряда требовала традиция.
Если бы донки Высокой Мысли предстали перед нею в современных нарядах, это
явилось бы знаком полного неуважения к Власти; вероятно, такая возможность
обсуждалась между ними, когда все они собрались в Плонте, главном городе
Великого донкалата Плонт, чтобы оттуда уже единым караваном - учитывая
опасности, подстерегавшие на дорогах Мармика, - добраться до Сомонта. И
при обсуждении большинство, надо полагать, высказалось против
демонстративного неуважения. Значит, не было у них полной уверенности в
успехе их замысла...
перед донками следовало совершенно серьезной, величественно-нахмуренной.
Едва ли не возмущенной уже самим фактом появления в Жилище Власти такого
множества незваных - пусть и вельможных - гостей, пусть даже именующихся
Высокой Мыслью.
- неторопливо занимали давным-давно закрепленные за их родами места,
усаживались поудобнее, стараясь, чтобы поменьше мешали давным-давно
вышедшие из обихода мечи и шпаги.
старинные скамьи куда-нибудь подальше. Тогда пришлось бы донкам стоять. А
сейчас может статься, что они не поднимутся при ее появлении: будь тут
Изар, вскочили бы безусловно, но как отнесутся к ней? Ястра намеренно
приказала никого не предупреждать о том, что Властелин находится в
отъезде. Об этом, кстати, он тоже просил - или приказал, если говорить
откровенно. Спрашивавшим отвечали одно: занят важными государственными
делами.
Иначе...
несколько лет выполнявшему также обязанности главного герольдмейстера:
пора.
старинного бархатного, с золотым шитьем занавеса. Сделав два шага,
остановился, ударил в пол массивной, черного дерева тростью:
четверо поднялись было на ноги сразу после удара трости, но сразу же
опустились на скамьи, едва прозвучали слова старого царедворца.
широким задом на полированную дубовую доску.
Власть - великая, неодолимая и необъяснимая сила.
черт знает какой дурной ветер.
широких фалдах старинного, традиционного платья, тяжелого, как солдатское
снаряжение, и остановилась там, где полагалось, сохраняя ту дистанцию от
своих подданных - все еще подданных! - на какой и надлежало находиться
Правительнице. Стала неподвижно, как статуя, не дрогнув лицом, не моргнув
глазом, приспустив веки, не позволяя неуверенности проявиться не то что в
движении, но и в намеке на движение.
смотрели куда-то - вверх и в стороны, но только не на нее. Как будто
Жемчужины здесь и не было. Как будто не замечали яркого света, что
(принято было считать) исходил от нее.
ее, холодный и острый, как выкованная великим мастером эпохи Амоз,
золотого века, шпага, ударил прямо в цель: в того из небольших донков, кто
вскочил было с места первым и последним нерешительно опустился.
наступающей пустыней донкалата, во второй скорее всего раз оказавшийся в
палате Большого Преклонения (первый был, когда он вступал в свою небольшую
Власть, оставленную ему отцом), какие-то доли секунды медлил. Не поднимал
глаз на Правительницу, словно веки его то ли налились свинцом, то ли и
вовсе склеились навсегда, как после вечного упокоения. Но сопротивление
его было коротким. Власть всегда была сильнее, кто бы ее ни представлял. И
он медленно, как обреченный, поднял глаза, чтобы встретить повелевающий
взгляд. Правильно прочитал его и сдался.
сам наклонился, а ноги распрямились, поднимая его, а руки сами собой
одернули слишком тесный в животе, еще отцовский, наверное, для больших
приемов предназначавшийся камзол под длиннополым, с буфами на плечах,
кафтаном; вслед за тем правая потянулась к шляпе - и широкополый, с давно
поредевшими перьями плюмажа убор этот вспорхнул над головой, салютуя, - и
опустился, прижался к груди владельца, как бы стремясь защитить его от
холодного клинка.
но и хитренький расчет: первого союзника запоминают, а впоследствии могут
и отличить не без выгодны для него.)
требовал от него неумолимый этикет.
сидевшего на главном, самом почетном месте Великого донка Плонтского, из
всех - самого богатого и влиятельного, Намира Сега Эпон-а-Лиг-а-Плонт.
мире силы, что могла бы оторвать его каменный зад от жесткого сиденья.
донком Намиром другой великий и владетельный донк, повелитель горного,
неприступного и - в предгорьях - нефтеносного донкалата Тамир. Снял шляпу