Мернепте.
молчавших жрецов. - Иерархия храмов ваших продумана блестяще. Но она
кончается у колонн гиппостилей. А народу тоже нужно кое-что давать, кроме
хлеба и красочных мистерий.
рукой Нопри поглаживал чернокрапчатое золото шкуры. Ему было, видимо,
жарко, но он не решался сбросить ее с плеча.
шкуру. На загорелой костлявой груди его сверкнула золотая медаль Высокого
совета.
существующего на фоне обыденной жизни. Задача правителя, который хочет
сохранить популярность, - дать простолюдину такую роль. Надо создать
видимость, что он представляет собой нечто особенное, что он маленький
пер-о или крохотный верховный жрец. А чтобы ему не наскучила игра,
необходим занимательный ритуал. Причастность к высшим тайнам и сохранение
этих тайн под страхом смерти. Смерть - критерий важности, мерило
уникальности. Вы знаете это лучше меня. Ведь это строгая обрядность ваша,
отточенный ритуал ваш привлекают юношей лучших семей в храмы. Создайте
подобие такой же системы и для простого народа. Только тогда государство
станет единым. У него появится общий костяк, который как бы, - Вароэс
многозначительно поднял палец, - воздвигнется над глухими границами каст.
Каждому надо втолковать, что он что-то собой представляет и может и должен
гордиться собой. Но вы, знающие истинную цену всему, можете смеяться про
себя над шутовской этой пляской. Творите героев из ничтожеств, вовлекайте
их на круги мрачных и жестоких традиций! Только тогда вы сможете
противостоять Ассирии, где нет ничего превыше солдатской доблести. И
доблесть эта погубит страну, выхолостит изнутри, высосет духовные силы.
маленьких гиксосских глазах. Первым сбросил с себя наваждение слов
халдеянина Яхмос.
возвысившей ее, - кротко глядя на Вароэса, начал он. - А не произойдет ли
с нами то же, когда эзотерическим кругом охватим мы малых сих?
Всякое новое несет в самом себе источник собственной гибели. Но не
собираетесь же вы жить двести лет? Лень и неразумие погубят вас завтра,
война - сегодня, а последовав моему совету, вы оттянете закат свой на
много лет. Ниневия же свершила свой цикл и летит на бронзовых остроперых
крыльях Намтара*.
действительно не собираемся жить два века. Но и два десятилетия - слишком
долгий срок для нас. А Финикию-то надо отдать сейчас! Больно мудро все это
для меня. Я жрец и солдат и рассуждать привык ясно и кратко. Твоя наука,
достойнейший, мне не по зубам. Прости, но я так и не понял, почему мы
должны отдать порты на Верхнем море, оловянные рудники и богатейшие
восточные рынки.
брат, - поддержал Мернепту верховный жрец.
ловким щелчком сбросил запутавшуюся в волосах крошку ячменной лепешки. -
Но вы заткнули воском уши свои. Не закрывайте хоть глаза, и я покажу вам,
к чему приведет война... Мне нужен жрец, молодой и искренне верующий,
легко поддающийся внушению.
равнодушия сердца.
сводами пещер Эллады. Но он не смог вывести ее к лучезарному сиянию дня.
Одержимый безумной надеждой, он сел на финикийский корабль, который
направлялся в Египет, чтобы обрести высшее знание, перед которым отступает
смерть.
сбора фиг и винограда. Вода в Ниле упала на сорок пядей. Каналы высохли и
источали зловоние. Горячий ветер пустыни припудривал серой пылью акации и
оливы.
святилищах, новый светоч пер-о показался перед народом. Он взошел на
большой золоченый щит, который осторожно подняли с земли двенадцать
носителей опахал. Двенадцать молодых жрецов уже несли по главной улице на
шитых золотом подушках знаки верховной власти: царский скипетр с головою
Овна, меч, лук и булаву. Солнце играло на бритых головах жрецов, лоснилось
на желтых пантерьих шкурах, пронзительными стрелами срывалось с царских
регалий.
посвященными в большие и малые мистерии.
блеске и пышности соперничали с одеяниями придворных щеголей. Сановники
двора несли знаки Агнца, Овна, Льва, Лилии и Пчелы, медленно
раскачивающиеся на чеканных цепях над многоцветной толпой.
тише. Он знал, что с наступлением ночи тревога и безумие опустятся на
город. По черной глади искусственных озер заскользят расцвеченные огнями
барки с оркестрами и мечущимися в священном танце обнаженными
танцовщицами. Раскроются двери вертепов, а хозяева таверн расстелют ковры
прямо на улицах, чтобы каждый мог подставить глотку под бьющую из бурдюка
тугую красную струю. Заклинатели змей, фокусники, глотатели огня, атлеты,
танцовщицы и жрицы любви доведут накал страстей до неистовства.
неутоляющая ночь.
который клали под голову мумии, перед тем как закрыть саркофаг. С жадным
вниманием и затаенной дрожью слушал Орфей повествования о долгом
странствии Ка* после смерти, об изнурительных страданиях в подземном огне
и очищении астральной оболочки. В его воображении вставали картины
дымящейся Леты. И словно сами собой слагались тогда лучшие строки его
трагедии.
скрыла пепел ее и все исчезло, как следы на песке под пеной морской, я
спросил тебя: где же ее душа? И ушел в невыразимом отчаянии с
переполненной чашей непролившихся слез. Я тогда обошел всю Элладу. Я молил
жрецов Самофракии вызвать душу ее, я искал эту душу в глубинах земли,
среди лунных лесов, среди гор, освещенных звездами, но нигде не явилась ко
мне Эвридика. Под конец я пришел к Трофонийской пещере.
рассказали, что здесь, под землей, люди часто приходят в экстаз и у них
пробуждается тайное око. Приближение этого мига легко распознать в
затрудненном и частом дыхании. Наступает удушье, и горло немеет, только
хрип вырывается тенью растаявших слов. Одни отступают в испуге и
возвращаются с полпути, другие упорствуют и умирают среди желтых паров
голубыми огнями сжигаемой серы. Остальные же сходят с ума.
языке. Я вернулся в пещеру и впал в летаргический сон. В этом мертвом, как
черные воды, глухом нескончаемом сне и явилась ко мне Эвридика. Витала она
в окруженье сияний, бледная и нежная, как лунный свет. И слова ее падали в
душу мою, прямо в сердце, минуя оглохшие уши.
неуловимая, как тень. Я сердцем услышал звук словно лопнувшей струны, и
затем голос, слабый, как дуновение, грустный, как прощальное касание губ,
прошептал: <Орфей!>
сидящим в лодке и глядящим всегда назад, и добрым кормчим, смотрящим прямо
в глаза; о суде, где душа держит ответ перед сорока двумя земными судьями;
о ее оправдании Тотом и вступлении в преображающее сияние Озириса.
рассказах, отделить высокую древнюю мудрость от мифа. <Озирис и Изида
знают о том>, - отвечали ему греческие жрецы. Кто же были эти боги, о
которых жрецы упоминали, приложив к губам палец? Орфей чувствовал, что
трепещущее пламя потустороннего мира сожжет его, если он не получит
ответа. И он сел на финикийский корабль, идущий в Мемфис...
поднялась огромная медная луна. Длинные тени пальм легли на дорогу. Из
пустыни доносился плач шакалов. В воздухе кружились летучие мыши.
Акунин Борис
Мацумото Сэйте
Круз Андрей
Пехов Алексей
Прозоров Александр
Бажанов Олег