— А что, в нашем деле не существует ни потаенных психологических тестов, ни
инсценировок, ни этих самых искусственно созданных ситуаций? Так-таки и не
существует?
воспитание молодого перспективного кадра в самом деле требует кое-чего из
перечисленного. Но зачем же обобщать? Хоть вы тресните, а я — самый натуральный
Кац. Соломонистее не бывает. Абрамистее — возможно.
не слушай. Опять вывернулся. А я тебе точно говорю, что ничему нельзя верить.
Все не то, чем кажется... Взять хотя бы инквизицию или англо-бурскую войну — уж
мы-то знаем, как на самом деле обстояло, отчего и почему...
следовать, то не Антон вы, друг мой, и не Стрекалов, и не землянин вовсе — так,
одна видимость...
Степаныч, — вокруг нас театр, верно тебе говорю. Если не всецело, то
значительной частью.
ребятами из четвертого управления. Профессиональная болезнь хронотехнологов.
Слишком часто они болтаются по разнообразнейшим временам, слишком часто
сталкиваются с вопиющим раздвоением истории на публичную, общеизвестную и
закрытую, настоящую. Отсюда все экстраполяции и доведение до абсурда.
— Так он не врал насчет «черной смерти»?
окунуться в библиотечные бездны, коими вы пока что манкируете и пренебрегаете.
Зря.
по примеру иных пьяниц моментально переходя от оживления к меланхоличной
апатии. — Кого он там закадрил, не знаю, но голову даю на отсечение, что бегает
на свиданки к старому корпусу. Как ни встретишь, идет и жмурится, словно сытый
кот...
получается, а сплетня. Ежели...
подперев кулаком щеку и тоскливо глядя вдаль, заголосила с той пронзительной
русской истовостью, что вызывает у слушателей мурашки вдоль спины и ощущение
легкой невесомости:
свет не мил. Суженый мой, суженый, голос твой простуженный сердце навсегда
заворожил...
галактической службы, погибшему при исполнении служебных обязанностей, но голос
этой простецкой русской бабы был таким высоким, чистым и тоскливым, что все
замолчали. Бросив вокруг беглый взгляд, Кирьянов увидел одинаковое выражение на
лицах — сосредоточенную тоску, отрешенную печаль. Даже безмозглый Чубурах, по
своему всегдашнему обыкновению примостившийся на каминной доске с кучкой
апельсинов под боком и дымящейся сигаретой в лапе, примолк и насупился так,
будто что-то понимал.
физиономия — кто-то из техников, узнал Кирьянов. Штандарт-полковник встал и на
цыпочках пошел к двери.
лицом. Остановившись посреди комнаты, властно поднял ладонь, обрывая песню:
случайные неизбежные искры подожгли сухую траву, но на это не следовало
обращать внимания, кто-то другой потом все потушит, а им следует работать, как
работали... И Кирьянов преспокойно послал машину сквозь полосу черного дыма,
стоявшую до самых небес, на миг окунулся в непроницаемый мрак, тут же вырвался
под яркое солнце, на ту сторону, сбросил скорость, чуть снизился, понесся над
необозримой и унылой серо-желтой саванной, где справа и слева, впереди и по
сторонам разгорались новые костерки. «Напакостили, а, — мельком подумал он без
всякого раскаяния. — Ну да пусть у начальства голова болит, а наше дело
незатейливое...»
приборной доске зажегся красный огонек и тут же превратился в красную стрелку,
указывающую прямехонько на...
объект», чтобы не употреблять чересчур уж военного понятия «цель». Хотя это
именно цель и дичь, что уж там деликатничать...
Белоснежный, зеркально-сверкающий аппарат, похожий на наконечник копья, несся
теперь над саванной совеем низко, метрах на десяти, не выше. Легкими движениями
пальцев левой руки Кирьянов гасил скорость до минимальной, держа правую на алой
рифленой клавише.
стелясь над землей в заполошном беге — три длинных, иссиня-черных тела,
покрытых коротким жестким мехом. Кажется, у них были широкие висячие уши и
хвосты вроде помпонов. Кирьянов особенно не приглядывался. Совершенно не было
нужды присматриваться к этим дьявольски проворным существам, не стоило ломать
голову над тем, почему их требуется перебить всех до одного, чтобы и следа от
них не осталось на равнине, огромном пространстве меж океаном на востоке и
горной грядой на западе. Не наше дело, как говорится, родина велела... Быть
может, это аналог прожорливых кроликов, расплодившихся настолько, что стали
угрожать всей системе биоценоза. Быть может, нечто вроде зловредных вирусов.
Или переносчиков бешенства. Какая разница?
пальцами. Машина едва заметно содрогнулась, сотряслась, излучатели по обоим
бортам выбросили снопики фиолетового огня — змеистые, похожие на молнии, они
вмиг достигли земли, накрыли мохнатых тварей, взлетели вороха
ослепительно-желтых искр вперемешку с взрыхленной серой землей, и на том месте,
где только что наметом неслись, спасаясь от смерти, неведомые существа,
осталась лишь обширная проплешина и по ее окружности дымилась трава...
триста. Пошел над саванной, рыская вправо-влево, словно вынюхивающая след
гончая. Детектор молчал. К исходу третьего дня тварей становилось все меньше и
меньше, как бы эти уже не последние. Три дня пылала трава и носились похожие на
наконечники копий машины, выплевывая неотвратимую смерть, три дня канадская
бригада с помощью каких-то там аппаратов выгоняла тварей из нор у подножия
хребта, а на равнине их встречали орлы штандарт-полковника. Это была полная и
всеобщая мобилизация — запрягли и шофера Васю, и Митрофаныча, даже пару
техников, свободных от дежурств, усадили в кабины, не говоря уж о самом Зориче.
вжился в новую реальность — не было ни малейшего интереса к происходящему, все
осточертело за три дня, саванна опостылела, твари надоели, стрелять надоело,
хотелось вернуться на базу, жахнуть добрый стакан и отправиться на берег, в
беседку, к Тае, обрести полное отдохновение души и тела...
сверкающий наконечник копья, сбросил скорость, поравнялся, и прапорщик Шибко
помахал рукой. Кирьянов нейтрально кивнул. После известных открытий он
совершенно не представлял, как ему с прапорщиком держаться. Одно дело — узнать
от центрального информатория, что в подразделениях Структуры служит масса
народа, выдернутого из самых разных исторических периодов за пару часов до
неизбежной смерти в таковых, причем народ этот сплошь и рядом воевал не за
самые светлые идеалы не на самой правильной стороне, но что поделать, если по
своим деловым качествам, складу характера и прочим параметрам именно он
идеально подходит для работы во благо Галактического Содружества. И совсем
другое — нос к носу столкнуться с этаким вот субъектом, преспокойно бряцающим
железками со свастикой и вовсе не намеренным посыпать главу пеплом оттого, что
дело, которому он служил, оказалось исторически порочным и осужденным всей
прогрессивной галактической общественностью... Он не испытывал особых эмоций —
просто не знал, как ему держаться...
свалился из безоблачного неба в крутом вираже, выполнил классическую «мертвую
петлю» и развернулся к ним острым носом...
едва успел бросить машину в сторону. Новоприбывший открыл огонь с близкой
дистанции, и вместо привычных пучков фиолетовых молний из его бортовых пушек
ударили синие дымные лучи, ослепительные, оглушительно трещавшие, уперлись в
аппарат Шибко, и тот, словно получив мощнейший удар огромным невидимым кулаком,
бессильно дернулся, задрал нос, вмиг став из белоснежного опаленным, черным,
провалился вниз, а вслед за ним и атакующий, будто налетев на невидимую стену,
затормозил в воздухе так, что Кирьянову невольно почудился оглушительный
лязг-дребезг-хруст (а то и не почудился, право!), и в следующий миг отвесно
скользнул к земле, словно выброшенный из окна утюг...
Опомнившись, развернул машину, снизился, вошел в отчаянное пике, приземлился,
практически упал в высокую траву, ломая верхушки жесткого корявого кустарника,
рядом с двумя подбитыми машинами, лежавшими на сухой земле почти что бок о бок,
в паре метров друг от друга.
— он уже стоял на земле рядом со своим обгоревшим истребителем, крутя головой в
некотором обалдении, пытаясь вернуть себя к реальности.