ни неба, ни ближних скал было уже не разглядеть, а тундра исчезла
совсем, словно ее навеки погребли снега, всю - и травы, и мхи, и
редкие деревья.
вытянув руку к снежной стене. - Тут свои боги, и играют они в
свои игры.
солнце, око Митры, но бог не покинул нас. Он с нами!
усмехнулся:
волчий плащ. - Ты говоришь о пламени жизни, принадлежащем Митре,
а весь огонь, которым я владею - вот! - С этими словами он
протянул руку к костру, а потом ощупал свой наголовный обруч.
"Защитит ли магия железного кольца от злобных отпрысков Имира?" -
думал киммериец. Сможет ли он поразить их заколдованным ножом?
Возможно и так, но лучше, если бы эти твари вообще не
появились... Что делать им тут, у морского берега, вдали от гор с
ледяными вершинами? Да еще летом?
не с равнины; он кружил, вращался тысячью малых вихрей, и каждый
из них напоминал белую расплывчатую змейку. Они метались и
плясали, подчиняясь ветру, который выл все пронзительней, все
громче, пока его голос не заглушил треск ветвей в костре. Стужа
леденила спину Конана, и он, пытаясь согреться, повернулся боком
к костру.
прижимаясь к нему.
чудилось ему нечто завораживающее. Впрочем, они уже не были
змейками.
лишь до колена, потом поднялись вровень с плечом и, наконец,
превзошли человеческий рост - в два, в три раза, в десять раз...
Они тянулись к невидимому небу, бросали в лицо Конану горсти
ледяных игл, морозили кожу. Костер еще защищал; от него струилось
тепло, и огненные языки, лизавшие скальный козырек, жаркой
завесой отделяли путников от белой пустыни. От холода и ветра. От
ярости разбушевавшейся вьюги. От смерти.
Дракон! Скалит на нас клыки...
пылающие ветви. - Нет! Это метет поземка, и снежные струи
напомнили тебе змея.
круговерть. - А может быть, и в самом деле дракон..." Но драконы
его не пугали; он готовился к более страшному. Завораживающая
пляска белых змей притягивала его взгляд, проникшая под плащ
стужа леденила сердце.
завывание ветра. Но одна из них почти не увеличилась в размерах;
она была по-прежнему небольшой, не выше плеча рослого мужчины. И
не походила на змейку; скорее, на развевающийся плащ, наброшенный
на плечи. Чьи плечи? Конан не мог этого сказать. Иногда сквозь
белесую пелену вдруг проступали очертания прекрасного лица,
пленительной груди, точеного колена; затем киммериец видел лишь
развевающийся по ветру снежный балахон. Это бесплотное одеяние
приближалось к костру, и жаркое пламя вдруг начало угасать. Его
языки уже не облизывали нависший над головой Конана камень, а
лишь тянулись к нему, то вспыхивая ярче, то опадая, словно
увядающий цветок.
голосе ее звучал ужас.
заледеневшими губами. - Идрайн! Иди сюда! Передвинь бревно ближе
к огню!
вытащил пылающую ветвь и вытянул ее на длину руки. Неяркий свет
упал на застывшую фигуру Идрайна, словно прилепившегося к скале;
глаза голема были выпучены, на серых коротких волосах лежал снег.
И снег бугрился на его плечах, покрывал грудь, заметал ступни,
колени, подбирался к секире в безвольно опущенной руке, превращая
каменное изваяние в высокий бесформенный сугроб.
зада, примерзшего к скале!
девушки на миг согрело Конану щеку. - Он не боялся холода!
привстал и с яростным воплем метнул копье в колыхавшийся перед
костром снежный балахон. Наконечник и древко пронзили вихрь,
исчезли в белесом тумане; до Конана и Зийны долетел негромкий
смех.
Дочь Имира... Явилась...
выгрузили аппаратуру, проникли в помещение, и там разгорелся
скандал. Суть его была ясна, хоть голоса звучали невнятно: что за
ремонт?.. вы почему не подождали нас?.. где разбитое пулями
зеркало?.. где дыры в стеновых панелях?.. где ломаная мебель и
посуда?.. и трупы - где?.. Ах, трупов не было... Жаль, искренне
жаль!
пятнадцать. Потом выключил компьютер, сунул в карман дискету с
текстом, спустился вниз и посмотрел на Дашу: она отбивалась от
репортеров, жаждущих кровавых подробностей, давала указания
рабочим, следила за установкой зеркала, а в промежутках ее
терзали дизайнер и художник. Он врезался в людской водоворот,
прикрыл любимую женщину грудью и зашептал:
тишина, покой и свежий воздух... В лесу погуляем или сходим
искупаемся...
Работяги при деле, художники тоже, а этим, - он кивнул на
репортеров, - я наплету такого, что хватит на три боевика. Как
Гриша-повар рубился секачом и как Маринка откусила ухо главному
бандиту.
расставили. Еще страховой агент притащится... - Она задумалась на
секунду. - Ты отправляйся, Ким, а я приеду обязательно, только
попозже. Хочу взглянуть, как ты живешь... как жил до меня.
жизнь его переменится, и Даша вступит в его дом не гостьей, а
хозяйкой. Он улыбнулся и сказал:
помню, где сестра живет и где мой...
"милый" повисло в воздухе. Ким, все еще улыбаясь, вышел на улицу,
направился к метро, но тут услышал голос Трикси:
поверхности - тысячи! Ты по улицам пройдись и загляни в магазины,
где народа побольше. Может, и купишь что-нибудь, а я займусь
работой".
отделе он присмотрел обручальные кольца, пересчитал свои доллары
(хотя и так было известно, что их двести), вздохнул и подумал,
велик ли окажется аванс за "Грот Дайомы"? Сейчас на золотое
колечко хватит, а вот на то, с брильянтиком - увы! А так хотелось
бы надеть его на палец Даши...
бутиков, ресторанов и театральных касс, мимо гостиницы
"Европейская" и Армянской церкви, мимо огромных окон Дома книги и
картинной галереи, поглядел на витрины, закурил, бросил окурок в
урну, съел мороженое и, наконец, добрался до Мойки. Тут, в
угловом старинном здании, был оптический магазинчик, а перед ним
- крыльцо о четырех ступенях и еще одна дверь, со множеством
вывесок и объявлений: почта "Экспресс", нотариальная контора,
собачья парикмахерская и так далее. Где-то в середине - белый
эмалированный овал с надписью синими буквами: "Экстрасенс Генрих
Теодорович Тормоз-Забайкальский. Эзотерические услуги. Снятие