потянули его в То Место. В серую зыбкую мглу, на фоне которой сияла,
светилась и звенела его Арфа! В жуткое и загадочное Ничто, к коему он не
желал прикасаться, испытывая если не отвращение и страх, то самую острую
неприязнь!
способа добраться до двух потерянных огоньков он не знал.
описывая нескончаемые спирали, вращались смутные серые облака, фантомы еще
не рожденных или уже погибших звезд, кружившихся в бесконечном хороводе.
Разум его будто бы стал едва мерцающим огоньком, гаснущим в этом
трепещущем мареве; он не ощущал ни времени, ни пространства, ни тепла и
холода, ни света и тьмы, он не слышал звуков, не обонял запахов. Смутная
мысль промелькнула у него в голове: если Арфа - мир, тогда То Место -
отрицание мира. Рай и преисподняя? Эдем и чистилище? Вряд ли... Пусть в
аду отсутствует время, но там, несомненно, есть пространство - как же
иначе разместить бесчисленные толпы грешников?
Собственно говоря, То Место уже стало Этим, поскольку он сейчас в нем
пребывал; значит, стоило воспользоваться ситуацией и разглядеть его
повнимательней. Сосредоточившись, он замер на один неощутимый и безмерно
малый миг, пытаясь объять ментальным чувством окружающее Ничто, разглядеть
в нем трепет прораставших корней времени и пространства, уловить тепло или
холод, отблеск света или бархатистое мерцание тьмы, разгадать смысл
вращавшихся теней. Бесполезно! Он лишь чувствовал, что, с одной стороны, в
безмерных далях маячит его огромная сияющая Вселенская Арфа, а с другой -
ее отражение, не столь великолепное и большое и словно бы представшее
перед ним в вогнутом зеркале.
дрогнули, натянулись и повлекли его дальше. Они были такими же смутными,
серыми и расплывчатыми, как весь этот странный мир, это Великое Ничто,
гигантский занавес, служивший фоном живой и теплой Вселенной; однако он
чувствовал их и мысленно скользил следом - Тезей, ведомый нитью Ариадны,
бесплотный странник, блуждающий в кошмарном лабиринте нескончаемого сна.
мерцали световые потоки, то сворачиваясь округлыми клубками миров, то
низвергаясь вдаль сияющими водопадами; звуки, прежде едва слышные, кружили
его в своем водовороте. Но сквозь обрывки мелодий и всплески вселенской
музыки победным грохотом звучал колокол, а труба, будто поторапливая,
протяжно подпевала ему. Аметист и рубин были близко!
главное, он их нашел! Нашел в гигантском мире-клубке, столь огромном,
какие не встречались ему до сих пор. Клубок этот являлся как бы слоистым,
состоявшим из кожуры и сердцевины; его многоцветные блестящие оболочки тут
и там были разорваны провалами, сквозь которые проглядывало ядро - еще
один мир, внутренний, не такой яркий и пестрый, но казавшийся Владыке Снов
смутно знакомым. Впрочем, он не стал уделять ему внимания, ибо аметистовый
и рубиновый огоньки светились в одном из слоев внешней сферы, около
серповидного разрыва, рассекавшего ее от полюса до полюса.
рядом с двумя знакомыми огнями горела еще одна искорка, тоже будто бы
прикрытая полупрозрачной дымкой. Цвет ее, алофиолетовый, гармонировал с
оттенком аметиста, и мелодия казалась подобной - тоже звук колокола,
однако не гулкого медного, а скорее серебряного, звучащего с большей
нежностью, сопрано, а не баритоном.
не оранжевый спессартин и, разумеется, не зеленые демантоид или гроссуляр
и не желтый топазолит. Он представлял себе цвет каждой из десятков
разновидностей гранатов, и альмандин среди них был самым любимым; быть
может, потому новый странник вызвал у него симпатию. Вернее, интерес; он
ни к кому не испытывал симпатии, если не считать обсидиана.
карих глазах промелькнул охотничий блеск. Похоже, он не собирался
возвращать путников - ни тех, что принадлежали земной реальности, ни
присоединившегося к ним в Амм Хаммате альмандина. Он лишь спросил,
достижим ли для Повелителя Снов тот мир, в котором находились сейчас все
трое, - и, выслушав утвердительный ответ, довольно хмыкнул.
настоящий момент аметист, агент эс-ноль-пятый, не предвиделось никаких
трудностей. Разысканный единожды, любой из них занимал свое место в
незримой партитуре, которую Владыка Снов помнил наизусть; найденный мир
становился для него привычным аккордом, повторить который было столь же
легко, как вернуть в земную реальность странников. Слоистая сфера и тот,
внутренний мир, показавшийся ему знакомым, не составляли исключения; он
мог дотянуться мыслью до любой точки внешнего клубка или до его сердцевины
и ощутить все три живые искры - включая альмандин, ибо любой из крохотных
огоньков, вспыхнувших на струнах арфы, был ему подвластен. Другой вопрос,
как вспыхнул этот гранатовый отблеск и почему?
Снов решил не мучиться с новой загадкой. Хватит с него рубина! А этот
алофиолетовый гранат, возникший словно бы из ничего, пусть себе светится и
сияет, пусть звенит серебром, пусть искрится в клубке перепутанных
струн... В нужный час он сумеет извлечь его и перенести на Землю вместе с
аметистом и рубином. Тогда, быть может, и наступит время для вопросов и
ответов.
пришел оттуда с довольной улыбкой на губах; просидел часа два в своем
кабинете, пуская дымные кольца и что-то прикидывая, затем велел готовить
снаряжение. Видимо, ему хотелось самому разобраться в ситуации, и Владыка
Снов уже предчувствовал, что вскоре к огромному слоистому клубку
заскользит новый огонек.
странника в одном месте и еще один - в другом; четыре искры в большом
многослойном клубке и еще одна, темно-оранжевая, цвета ржавчины или
обожженной глины, гостившая во Фрир Шардисе. Он мог бы контролировать их
всех, но с напряжением, ненужным и даже опасным, ибо в создавшейся
ситуации ему не хотелось распылять свою силу.
Потом пробормотал:
прямиком в серые туманы... Ну и пусть летит... пусть... Верни ее. Верни
ее, Доктор, и передай, чтоб убиралась к дьяволу!
разведчик, а ныне - сотрудник Системы, куратор звена С, ее Петербургского
филиала, выбрал этот пароль, руководствуясь детскими воспоминаниями. Когда
он родился, одни войны в Европе уже отгремели - и финская, и испанская, и
вторая мировая, а другие, балканская и кавказская, еще не успели начаться;
но году эдак в семидесятом шустрое ухо Пашки Ивахнова поймало где-то и
как-то звонкую фразу времен испанской войны, и застряла она в его памяти
надолго. Застряла, а потом вспомнилась и обрела новый смысл. Теперь
Сарагосой был он сам, а не город в Испании, и, значит, называя пароль, он
всякий раз желал безоблачного неба себе самому - и в прямом, и в
переносном смысле.
ни солнца, ни яркой синевы или темного ночного занавеса, расшитого
блестками звезд. Вместо всего этого привычного великолепия над куратором
звена С нависал серый металлический потолок; справа находилась такая же
серая стена, а слева - прозрачная перегородка, совершенно глухая,
тянувшаяся от пола до потолочного свода. Можно было бы сказать, что он
стоит в коридоре - если бывают коридоры шириной метров сто, начинающиеся в
бесконечности и уходящие туда же.
название этого мира - или сна, в который он отправился из маленькой
комнатки на третьем этаже, отведенной красноглазому экстрасенсу.
Предположительно где-то неподалеку должен был находиться Скиф, агент
эс-ноль-пятый, но понятие "неподалеку" в этом пугающе огромном
пространстве являлось весьма относительным. Вдобавок в последние секунды,
в самом начале Погружения, перед мысленным взором Сарагосы вдруг всплыло
лицо Догала, его компаньона и соратника по агентству "Пентаграмма". Марк
Догал скончался на больничной койке пару дней назад, как все остальные
штатные и нештатные сотрудники фирмы "Спасение", получившие удар
разрядником. Из нескольких десятков лишившихся разума не выжил никто -
разумеется, если не считать торгового князя, непостижимым образом
ускользнувшего в Амм Хаммат. Не первый намек, говоривший о том, что князь
- человек непростой!
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Курылев Олег
Роллинс Джеймс
Суворов Виктор
Сертаков Виталий