тело, и ничего не мог понять. Тогда он закричал. С испугу он попытался
убежать, но его отец остановил его, задержал, начал расспрашивать о
том, что случилось. Он не мог ничего сказать. Он смотрел вниз, видел
свое, теперь уже женское тело, и его охватила паника. Не соображая, что
делает, он преобразился вновь, на этот раз в своего отца.
людей, он убивал, убивал и убивал. Пока однажды их враги, причем
совершенно ненамеренно, освободили их от этого. Египетские конники
завхатили его в плен, напав на деревню. В тот момент он носил тело
молодой девушки, одной из своих двоюродных сестер. Возможно, что
при этом он убил и нескольких египтян. Он надеялся, что так оно и
было. Его люди жили без всяких контактов с египтянами на протяжении
почти двухсот лет, пока Египет был охвачен феодальным хаосом. Зато
теперь Египет был далекой желанной страной, богатой минералами и
рабами. Доро наедялся, что ему удалось убить достаточное число их
людей. Но он никогда не узнает этого. Его память остановилась на
момент появления египтян, и в ней образовался провал, длину которого
позднее он определил как пятьдесят лет, после чего он вновь пришел в
себя, и обнаружил, что был брошен в египетскую тюрьму, обладал
телами нескольких пожилых чужеземцев, обнаружил, что был не более и
не менее чем мужчиной, и открыл для себя, что может иметь и делать
все, что угодно.
приблизительно, сколь долго он не управлял своим сознанием. Еще
больше времени ушло у него на то, чтобы точно определить, где именно
была его родная деревня, и то, что на том месте уже ничего не было. Он
никогда так и не нашел никого из своих родственников, никого из своей
деревни. Он был абсолютно один.
убийств давали ему больше удовольствий, чем иные. Некоторые тела он
носил дольше других. Наблюдая свои собственные ощущения, он
открыл, что возраст, раса, пол, физическое развитие, и в
исключительных случаях, здоровье, не были решающими, если
оценивать его удовольствие, получаемое от жертв. Он мог, и он брал
любого. Но вот к пониманию того, что давало ему действителное
наслаждение, он пришел, раздумывая о колдовстве, или о потенциальной
возможности его. Он отыскивал родственников по духу, людей, либо
одержимых безумием, либо людей имевших небольшие отклонения от
нормы: эти люди могли слышать голоса, или их могли преследовать
виденья, или же их странность могла появляться как-то иначе. Сам же он
не был подвержен воздействию подобных нарушений, во всяком случае с
тех самых пор, как завершился его переходный возраст. Но он забирал
тех, у кого эти странности оставались. Он научился отыскивать их
безошибочно, как будто следуя за запахом еды. Затем он научился
собирать их вместе, скрещивать их между собой, наблюдать за тем,
насколько они защищены и как следует ухаживать за ними. Они же, в
свою очередь, научились почитать его. И уже в следующем поколении,
они стали полностью принадлежать ему. Он еще не понял этого, но он
это принял как должное. Некоторые из них, совсем немногие, могли
чувствовать его точно так же, как и он их. Их колдовская сила
предупреждала их о его появлении, но, казалось, никогда не могла
подтолкнуть их на сознательный побег. Вместо этого, они приходили к
нему, стараясь друг перед другом завоевать его внимание, любили его
как бога, как родителя, как самца, как друга.
нормальных людей. Среди них он выбирал себе приятелей, и
ограничивался убийствами только среди остающихся. Он затратил очень
много времени и труда, прежде чем ему удалось создать людей подобных
Исааку и Аннек, которые были самыми лучшими из его детей. Этих он
любил точно так же, как они любили его. Они относились к нему так,
как не может делать ни один обычный человек, радовались ему, и почти
не боялись его. В некотором роде, это было похоже на то, что он всякий
раз повторял свою историю в каждом новом поколении. Самые лучшие
его дети любили его без всех тех ограничений, которые были
свойственны его родителям. Другие же, подобно большинству людей из
его деревни, смотрели на него через призму собственных суеверий, хотя,
по крайней мере в то время, суеверия были в почете. И в это время он уже
не любил тех, кто служил ему для уталения голода. Он забирал их из
своих многочисленных поселений как созревшие сладкие плоды,
оберегая при этом своих любимцев от всего, с чем он мог справиться,
исключая болезни, войны, а иногда, и опасные последствия их
собственных способностей. Время от времени, и они вынуждали его
убивать их по этой последней причине. Один из этих людей, опьяневший
от собственной силы, начал проявлять свои способности, подвергая
опасности своих людей. Другой просто проявил неповиновение, а
следующий просто сошел с ума. Такое часто случалось.
ощущений, они были наиболее приятными. Но в сознании Доро эти
убийства выглядели скорее как те, которые он совершил совершенно
случайно, со своими родителями. Он никогда не носил эти тела подолгу.
Он совершенно сознательно избегал зеркало, до тех пор, пока не
совершал очередное преображение. В такие моменты он особенно остро
чувствовал абсолютное бесконечное одиночество, тоскуя по смерти,
несущей конец этой мрачной тоске. Что же он такое, на самом деле, если
может иметь все, кроме собственного конца?
какой безопасности они были, даже находясь рядом с ним. А люди,
подобные Энинву, представляющие очень устойчивое дикое племя, не
представляли себе, в какой безопасности они могли бы быть, хотя для
самой Энинву это уже и было поздно. Поздно на многие годы, не смотря
на отношение к ней Исаака. Доро больше не хотел видеть около себя эту
женщину, не хотел видеть ее укоризненного взгляда, ее тихой открытой
ненависти, ее долгого и раздражающего присутствия в его жизни. И коль
скоро она не представляла уже большой ценности для Исаака, она
должна будет умереть.
силах ничем заглушить звуки рыданий Нвеке. Для него было слишком
трудно удержаться от того, чтобы не подходить к ней. Он знал, что
ничего не мог сделать, и не мог оказать никакой помощи. Люди,
находящиеся в кризисе переходного возраста, не совсем правильно
реагировали на него. Энинву могла и придерживать их, и баловать их,
она могла на время стать их матерью, независимо от того, была она ею
на самом деле, или нет. И в своей боли, они льнули к ней. Если же их
пытался приласкать Исаак, то они чаще всего отталкивали его. Он
никогда не понимал этого. Ведь всегда казалось, что они очень любили
его, как до, так и после переходного возраста.
что он вовсе не отец ей, и никогда не возражала против этого. Она ведь
не была и дочерью Доро, но Исаак очень любил ее и частенько говорил
ей об этом. Он жалел, что не может быть с ней рядом, чтобы уменьшить
ее крики и уменьшить боль. Он тяжело опустился на лавку, не спуская
глаз со спальни.
сладкое печенье, которое Исаак отыскал для него.
нервничал бы, если бы она рожала. Она такая же маленькая, как Энинву.
словно над какой-то, только ему одному известной шуткой.
блуждала все та же странная улыбка.
живая молодая девушка. Но после сегодняшней ночи она может стать
очень сильной. Ты говорил, что она обладает способностями читать
чужие мысли.
спальни, представляя себе, как его любимая молодая падчерица
превратится в порочное и злобное существо, такое как его давным-давно
погибший сводный брат Лейл, или как его повесившаяся мать. Этот дар
убивает, - повторил он с печалью в голосе. Бедная Нвеке. Ведь даже этот
кризис не будет означать для нее конец внутренней боли. Так чего же он
хотел для нее? Жизни или смерти? И что он должен пожелать для ее
матери?
как ты в передвижении предметов, - сказал Доро. - Например, Аннек.
собой.
желал обсуждать предков Нвеке. Тогда Исаак изменил подход.
Шилова Юлия
Грабб Джеф
Сертаков Виталий
Фазиль Искандер
Роллинс Джеймс
Сапковский Анджей