том, что кто-либо может ходатайствовать за них, вызвала у него
глубочайшее отвращение.
фактов для принятия решения?
и объявил его голос безо всякого выражения. Но чем-то он меня напугал,
даже показалось, что пол под ногами дрогнул.
она подошла к нам очень быстро. Крошка бросилась к ней. Барьер,
отделяющий наш эагон, сгустился еще сильнее, пока мы трое не очутились
в своего рода отдельной комнатке.
наконец. Крошка взяла себя в руки, я спросил взволнованно:
будет развернута?
ее мягкие глаза стали суровыми и печальными.
градусов из пространства-времени, в котором существуем мы с тобой.
приговор отнюдь не показался мне столь трагичным.
вокруг ее оси, она исчезнет. Она не будет больше находиться в этой
плоскости, и все, кто в плоскости останутся, никогда ее больше не
увидят.
больше там, где она была. Я решил, что черволицые очень легко
отделались. Я даже ожидал, что их планету просто взорвут, и нисколько
не сомневался, что Три галактики вполне способны на это. А так их
просто изгоняют из города, куда им больше не найти дороги - ведь
измерений существует очень много,- но вреда им не причинят, просто
поместят в своего рода резервацию.
пришлось принять участие в смертной казни через повешение.
Заберите звезду... и планета начнет охлаждаться... становиться все
холодней и холодней, пока не остынет совсем.
останется дней или часов, пока температура не достигнет абсолютного
нуля. Я задрожал, по коже пошли мурашки. Это еще хуже, чем Плутон...
заступиться за них, что даже черволицые не заслуживали такой судьбы.
Взорвать планету, перестрелять их всех - это одно, но обречь на смерть
от холода...
сигнала... Он слышит приговор в ту же минуту, что и мы. Их планету
выбросили из нашего мира прежде, чем я успела дойти до вас. Так
лучше...
все свое мужество.
процесс.
ведь решил, что все уже кончилось. Крошка побледнела еще больше, но не
плакала. Облизав губы, она спросила:
одним.
ничего не сделали!
человечества. О человечестве будут судить по вам.
почувствовал гордость от того, что в выпавший нам тяжкий момент
испытаний она повернулась не к Материне, а ко мне - к
собрату-человеку.
висящем неподалеку от Земли, всего лишь в мгновенье полета от нее и в
то же время в неисчисленных триллионах миль, спрятанном в одной из
складок пространства, куда не достанут ни радары, ни телескопы.
теплом свете Солнца.
Солнца надгробным памятником надеждам человечества. Немногие
оставшиеся в живых на Лунной станции, в Лунном городке и на станции
Томба протянут еще несколько недель, а, возможно, и месяцев. Последние
люди во Вселенной! Потом умрут и они - если не от удушья, то от тоски
и одиночества.
доставить вас сюда, я заставила их обещать мне, что если будет принято
решение против вашего человечества, вы оба вернетесь со мной на мою
планету, где вам придется прожить свои маленькие жизни в моем доме.
Итак, иди, говори только правду... и не бойся.
невозмутимый голос.
тем больше я чувствовал себя мухой на тарелке. Присутствие Крошки
подбадривало, но все равно ощущение было как в кошмаре, когда ты сам
себе снишься непристойно одетым в общественном месте. Крошка вцепилась
мне в руку и изо всех сил прижала к себе мадам Помпадур. Я пожалел,
что не надел свой скафандр - в Оскаре я не так сильно чувствовал бы
себя мухой под микроскопом.
лбу ладонь и начала завораживать меня глазами.
понимаю, что вы хотите, как лучше, но я без наркоза обойдусь. Спасибо.
заколебалась, но потом уверенно тряхнула головой.
я жалел, что не позволил Материне сделать то, что она хотела, хоть и
не знаю, каким образом она собиралась заставить нас не волноваться.
Надо было хоть Крошку уговорить согласиться.
подойдя к ним ближе, я узнал их: неандерталец и легионер. Пещерного
человека тянули вперед невидимыми канатами, римлянин же шел широким
свободным неторопливым шагом. Центра мы достигли одновременно и там
нас остановили футах в двадцати друг от друга: мы с Крошкой образовали
одну вершину треугольника, римлянин и неандерталец - две другие.
Исчезли неопрятные обмотки, правую голень закрывали поножи, тунику
скрыли латы, а голову гордо венчал плюмаж шлема. Сверкали начищенные
доспехи, чисты были и кожаные ремни.
остановился, мгновенно отстегнул его и надел на левую руку. Меча он не
обнажал, поскольку в правой руке легко держал изготовленный к броску
дротик, ощупывая настороженными глазами врагов.
зверек, которому некуда спрятаться.
обеспокоил меня еще больше. И если с неандертальцем говорить было
нечего, то римлянина хотя бы можно было попробовать вразумить.- Ты
знаешь, где мы?
Буркатовский Сергей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Пехов Алексей
Майер Стефани
Перумов Ник