один-единственный, кроме Тонакатекутли, владыки солнца, имеет право носить
корону. Обычно его представляли с совой, трупом и сосудом, полным людских
сердец, которые и служат ему основной пищей. А зовут его Микцанцикатли.
повторил:
"Мик-ножовщик".
потом поехал прямо в городской госпиталь Салема. Это был комплекс серых
приземистых бетонных блоков рядом с аллеей Джефферсона, неподалеку от
Милл-Понд, где когда-то жил Дэвид Дарк. Небо посветлело, и бледный
рассеянный свет заходящего солнца отражался в лужах на стоянке. Я прошел
по подъездной аллее к дверям госпиталя, засунув руки глубоко в карманы
пиджака. Я надеялся, что Констанс Бедфорд чувствует себя лучше. Я не
должен был позволять им обоим входить в мой дом. Одного остережения не
хватило. Теперь Констанс потеряла зрение, и в этом была только моя вина.
голову, всматриваясь в отполированный виниловый пол. За ним на стене
висела фотография Бэйзила Эда - пеликана. Уолтер не поднял взгляда даже
когда я сел рядом. Зазвенел мелодичный гонг, и соблазнительный голос
телефонистки проворковал: "Доктора Моррея просят к белому телефону.
Доктора Моррея просят к белому телефону".
выглядел значительно старше своих лет, и мне неожиданно припомнилось, что
Дуглас Эвелит рассказывал об экипаже "Арабеллы". Он открыл рот, но из
пересохшего горла не вырвалось ни звука.
осознал, что его голос звучит как-то неестественно, невыразительно и
глухо, как будто он через силу лгал.
назад. Обширные повреждения черепа вследствие интенсивного охлаждения. Не
говоря уже о потрясении и физических повреждениях глаз и лица. Собственно,
не было почти никакой надежды.
Но все это так измучило меня, что у меня не осталось ни на что сил.
понимать смысл этого слова. "Дом" для него был лишь зданием, полным вещей,
которые уже никому не принадлежат. Висящие рядами платья, которые уже
некому надевать. Шеренги туфель, хозяйка которых уже никогда не появится.
Да и что делать одинокому мужчине с кучами косметики, рейтуз и
бюстгальтеров? Наиболее же болезненное переживание после неожиданной
смерти жены, как я сам убедился, это наведение порядка в ванной. Даже
похороны - мелочь в сравнении с уборкой в ванной. Я стоял над корзиной для
мусора, полной бутылочек от лака для ногтей, шампуня для волос, и
заливался слезами.
внятно предупреждал меня. Мне просто казалось... казалось, что Джейн будет
дружелюбно настроена. По крайней мере к матери.
именно от этого я предостерегал. Это не та Джейн, какую мы оба знали. Она
теперь в определенной мере под властью каких-то сил, понимаешь? Пока она
не найдет следующую жертву, чтобы накормить ту мощь, во власти которой она
очутилась, ее душа не узнает покоя.
объяснений. Я отвезу тебя домой, хорошо? Поспишь, а завтра мы обо всем
поговорим.
Констанс.
стороны.
будто была наполнена пеплом. Он был так вымотан и одурманен наркотиком,
что еле держался на ногах.
сына, ни дочери, ни жены. Вся моя семья, все, кого я любил и с кем хотел
провести остаток жизни, все они ушли. Остался только я. Некому даже
оставить в наследство мои золотые часы.
сказала, чтобы я выгравировал на них мое имя. Она сказала: "Однажды твой
праправнук наденет эти часы, посмотрит на имя, выгравированное сзади на
крышке, и будет знать, откуда он родом и кто он есть". И знаешь что?
Такого парня никогда не будет.
поедем, я отвезу тебя домой.
возвращаться туда сегодня.
дрожал на вечернем ветру. Я помог ему сесть, а потом мы поехали через
пригороды Салема и свернули на юг, в сторону Бостона и Дедхэма. Во время
поездки Уолтер почти не говорил, только смотрел через окно на проезжающие
автомобили, на дома и деревья. Уже наступала ночь, первая за тридцать
восемь лет, которую он проведет не с Констанс. Когда мы приближались к
Бостону, огни самолетов, идущих на посадку к аэропорту Логан, казались
одинокими, как никогда раньше.
переходя от отца к сыну. Хотя Уолтер и его отец оба работали в Салеме, они
оставили себе эту старую резиденцию в Дедхэме только из-за традиции. В
течение нескольких лет отец Уолтера снимал также небольшую квартирку
недалеко от центра Салема, но Констанс настояла, чтобы Уолтер ежедневно
ездил на работу за двадцать пять миль, особенно когда мать Уолтера тайно
просветила ее на похоронах своего мужа, что отец Уолтера водил в квартирку
в Салеме "бабенок" и что под кроватью была обнаружена огромная гора
использованных презервативов.
один акр, вначале принадлежавшие семейству Бедфордов, был распроданы
строительным подрядчикам. Белое здание с покатой пятискатной крышей стояло
в конце крутой аллеи, обсаженной кленами, и выглядело осенью так
живописно, что было трудно поверить, что в этом здании кто-то живет.
Помню, какое оно произвело на меня впечатление, когда Джейн впервые
привезла меня сюда. Я подумал, что для семьи Бедфордов было бы значительно
лучше, если бы в то утро я развернулся и уехал назад, в Сент-Луис, не
задерживаясь ни на минуту; тогда их миновали бы те трагедии, какие
свалились на них в течение последних нескольких недель, и те ужасы,
которые их еще ожидали.
мне ключи, а я открыл дверь. В доме было уже тепло: Бедфорды включили
центральное отопление накануне вечером, поскольку, выходя из дома,
рассчитывали вскоре вернуться. Первое, что я увидел, когда включил свет,
были очки Констанс, лежащие на лакированном столике там, где она оставила
их менее двадцати четырех часов назад. Я отвернулся и заметил свое
собственное перекошенное лицо в круглом позолоченном зеркале. У меня за
спиной стоял посеревший, не похожий на себя Уолтер.
- Садись в гостиной и сними ботинки. Расслабься.
мной в просторную гостиную с навощенным полом цвета меда, персидскими
коврами и традиционной мебелью XIX века. Над большим камином висела
картина маслом, изображающая округ Саффолк в давние времена, до появления
домиков для уик-энда, строительного треста "XXI век" и массачусетских
автострад. На полке над камином стояла коллекция фигурок из дрезденского
фарфора, принадлежавшая, несомненно, Констанс.
усаживаясь в кресло.
налил две большие порции виски из тяжелого хрустального графина и вручил
одну из них ему. - Это твой мозг защищает тебя от последствий потрясения.