лампу и пошла в длинной белой ночной сорочке к двери. Она чуть не
столкнулась с Мышонком; маленький человечек стоял в проходе, испуганно
глядя широко раскрытыми глазами. Она приложила палец к губам, когда он
хотел было что-то сказать, а затем прошла мимо него к двери. Что за
безумная пошла жизнь! - сердито подумала она. Ей с трудом удалось двадцать
минут назад уложить спать потрясенную горем девицу - дурной бритт позволил
убить себя и Адама, - а теперь она наталкивается на этого нацистского
психа! Из такого можно выкрутиться только чудом, но Жанна д'Арк давно уже
обратилась в прах.
Сердце у нее колотилось, а палец держался на курке.
На нем были коричневые парусиновые штаны, на пару размеров меньше, чем
требовалось, и белая рубашка, рассчитанная на полного мужчину. На ногах
были темно-синие носки, но ботинок не было. Он шагнул в помещение, мимо
Камиллы, стоявшей с открытым ртом. Мышонок словно бы подавился. Майкл тихо
закрыл за собой дверь и запер ее.
стояла Габи, с бледным лицом и красными кругами вокруг глаза. На ней все
еще было новое голубое платье, теперь бесформенное и сильно смятое.
ломило от тупой боли: все это - последствия превращения. Он подошел в
кухне к тазу с водой и ополоснул лицо, потом взял яблоко и стал его
грызть. Камилла, Габи и Мышонок, как три тени, проследовали за ним.
сердцевины; это сыграло роль чистки зубов и удалило остатки запекшийся
крови. - Но их недостаточно.
причины попасть туда. Вы нам поможете?
ему Камилла. - Если даже цианид не подействовал, от них-то вы как
избавились? - Глаза у нее сузились: невозможно, чтобы этот человек сейчас
стоял здесь. Невозможно!
знала, о чем. Куда подевалась та одежда, в которой он ушел отсюда? Она
посмотрела на его украденные штаны и рубашку. - Мне пришлось переодеться,
- сказал он спокойным и внушающим доверие голосом. - Немцы гнались за
мной. Я взял одежду, висевшую на веревке.
бросил огрызок в мусорное ведро и достал другое. - Я не понимаю! - Габи
просто смотрела на него, ее чувства были все еще в смятении. Мышонок
сказал:
попала собака и устроила сущий ад! Мы тоже видели ее! Прямо над нашим
автомобилем! Разве не так? - подтолкнул он Габи.
нужно проверить. Для нас крайне важно как можно скорее попасть в Берлин.
Вы можете помочь нам в этом?
личности, если сможете достать. И следует согласовать с Эхо, чтобы она
встретила меня в Берлине.
скорее. Согласовывайте с кем угодно. Делайте все, что ни придется. Но
доставьте нас туда. Поняли?
оцепенение. Она ступила вперед и тронула за плечо Майкла, желая
удостовериться, что это действительно он. Так оно и было; ее рука сжала
его за локоть. - Я поеду в Берлин с тобой.
тебя хорошо знакомая работа, которую ты делаешь отлично.
не выживешь, а я не могу все время быть тебе охраной.
кровь, и быстро убрал его.
заключил с ним сделку.
понимаешь? - спросил он Габи.
когда война окончится, и она повзрослеет, станет матерью, а там, где землю
когда-то давили гусеницы немецкого танка, у нее будет виноградник, на
обязательно поймет. И будет рада тому, что Майкл Галатин дал ей будущее.
лихорадочно прорабатывал варианты путешествия из Парижа к больному сердцу
Рейха.
вздохом.
голова. - Я еду домой!
своей жизни, подумала Камилла. Габи потонула в противоречиях; ее тянуло к
чудом избежавшему смерти мужчине, который был перед ней, но она любила
свою страну. А у Майкла было две заботы. Одна была о Берлине, а другой
была фраза, ключ к тайне: "Стальной Кулак".
пуха. Майкл склонился над ней и поцеловал в губы. Они на время прильнули
друг к другу горячими губами, а потом Майкл предпочел раскладушку и лег
поразмыслить о дальнейшем.
пламени.
сена. Что с моей рукой?
дергает и жжет, будто вместо крови по ее артериям течет жидкий огонь.
Боль, разбудившая его, усиливалась, распространяясь от предплечья на
плечо. Пальцы его скручивало, выворачивало, и Михаил стиснул зубы, чтобы
сдержать крик. Он схватил себя за запястье, потому что пальцы у него
судорожно дергались, и собрал их в кулак; ему были слышны тихие слабые
потрескивания, с каждым из них в него будто бы вонзался еще один
болезненный укол. Лицо у него покрылось потом. Он не осмеливался плакать,
потому что его бы высмеяли. В следующие мучительные секунды кисть руки у
него стала искривляться и менять форму, превращаясь в причудливую темную
штуку на его запястье, белом и дергавшемся. Боль доводила его до крика, но
все, что могло выдавить его горло, был всхлип. Из мякоти на его руке
образовались полоски черной шерсти, они обволокли запястье и предплечье
Михаила подобно ленточкам. Пальцы с хрустящими звуками уходили внутрь
суставов, костяшки меняли форму. Михаил раскрыл рот, готовый заорать, рука
его была покрыта черной шерстью, а там, где у него были пальцы, появились
кривые когти и мягкие розовые подушечки. Волна черной шерсти поднялась
вверх по предплечью, охватила локоть, и Михаил понял, что в следующий
момент ему надо бы вскочить и бежать с криком к Ренате.
стала уходить назад в мякоть, отдавая саднящей колющей болью, а пальцы
опять затрещали и удлинились. Кривые когти убрались под кожу, оставляя
человеческие ногти. Поверхность руки изменилась, стала белой, как луна, и
пальцы повисли странными мясистыми отростками. Боль уменьшилась, потом
исчезла. Все это продолжалось, наверное, секунд пятнадцать.
мальчика. - Оно к тебе приближается.
Франко и Олесю, которые спали, свернувшись калачиками, поблизости. Поля,
ум которой все еще был слаб после смерти Белого, зашевелилась на подстилке