Чтение 47–й страницы книги ~Нарцисс в цепях~

Мы переглянулись.

- Ты хочешь сказать, что они - не оборотни?

- Я хочу сказать, что я понятия не имею, кто они. Змеелюди есть в самых разных мифах - от индуистских до вуду. Может, эти вообще никогда не были людьми.

- То есть вроде того наги, которого ты вытащила из реки два года назад? - спросил он.

- Нага - истинно бессмертный. Эти твари, кем бы они ни были, не выдерживают серебряных пуль.

Он на секунду прикрыл глаза, а когда открыл, я заметила, до чего он устал. Не физически, но сердцем, будто слишком долго лежит на нем какое-то эмоциональное бремя.

- Что с тобой, Дольф? Чего ты так... взбаламучен?

Он едва заметно улыбнулся.

- Взбаламучен, - повторил он. Помотал головой и отошел от трюмо, сел на край кровати, и я повернулась на стуле, сев на него верхом, чтобы смотреть на Дольфа. - Ты меня спрашивала, которая из женщин в моей жизни спит с нежитью.

- Я жалею, что спросила, Дольф. Я прошу прощения.

Он покачал головой:

- Нет, это я вел себя как сволочь. - Глаза его снова стали свирепыми. - Но я не понимаю, как ты можешь позволять этой... твари к тебе прикасаться.

Отвращение его было таким сильным, что почти ощущалось на ощупь.

- Мы это уже обсуждали, Дольф. Ты мне не отец.

- Но я отец Даррина.

Я вытаращила глаза:

- Даррина? Твоего старшего, адвоката?

Он кивнул.

Я всматривалась в его лицо, пытаясь что-нибудь понять, боясь что-нибудь сказать. Боясь, что я не поняла.

- А что такое с Даррином?

- Он помолвлен.

Лицо Дольфа было страшно серьезным.

- Что-то мне подсказывает, что поздравления неуместны?

- Она - вампир, Анита. Блядский вампир.

Я заморгала. У меня не было слов.

- Не знаю, что я могла бы сказать, Дольф. Даррин старше меня. Уже взрослый мальчик, имеет право быть с тем, с кем хочет.

- Она труп, Анита, ходячий труп!

- Это так, - кивнула я.

Он встал и заходил по комнате злыми широкими шагами.

- Она мертвец, Анита, проклятый мертвец, а мертвец тебе внуков не нарожает.

Я чуть не рассмеялась, но инстинкт самосохранения у меня все-таки сильнее чувства юмора. Наконец я сказала.

- Да, Дольф, к сожалению... действительно, женщины-вампиры не могут доносить ребенка до родов. Но ведь твой младший, Пол, который инженер - он женат?

Дольф мотнул головой:

- У них не может быть детей.

Я смотрела, как он ходит по комнате, туда-сюда.

- Я не знала, Дольф. Мне очень жаль.

Он снова сел на кровать, внезапно ссутулив плечи.

- Не будет у меня внуков, Анита.

Я снова не знала, что сказать. Никогда Дольф на моей памяти не говорил о своей личной жизни ни со мной, ни вообще "с кем бы то ни было. Мне было и лестно, и почти страшно. Утешитель из меня не очень, и я просто не знала, что надо делать. Будь то Натэниел, или кто-то из леопардов, или даже из волков, я бы его обняла, погладила, но это был Дольф, и я не была уверена, что он из тех мужиков, которые любят, чтобы их гладили.

Он сидел, уставясь тупо в пол, большие руки свесились с колен. Такой у него был потерянный вид. Я встала и подошла к нему. Он не шевельнулся, и я тронула его за плечо.

- Дольф, мне очень жаль.

Он кивнул.

- Люсиль все глаза выплакала в ту ночь, когда Даррин нас обрадовал.

- Из-за того, что она вампир, или из-за внуков?

- Она говорит, что еще слишком молода быть бабушкой, но...

Он внезапно поднял глаза, и то, что я там увидела, было такой кровавой раной, что я чуть не отвернулась. Но я должна была заставить себя встретить этот взгляд, выдержать его. Дольф открылся мне сильнее, чем когда бы то ни было, и я обязана была на это ответить. Должна была смотреть и дать ему понять, что вижу все. Если бы он был моей подругой, я бы его обняла. Если бы он был даже кем-нибудь из моих друзей - за редким исключением, - я бы тоже обняла его. Но он был Дольф, и я просто не знала, стоит ли.

Он отвернулся, и лишь тогда, уже не видя этого страдания в его глазах, я попыталась его обнять, но он не дал мне. Он встал и отошел, но я попыталась, и это было все, на что я способна.

Когда он повернулся ко мне, глаза его были непроницаемы, лицо - лицом копа.

- Если ты от меня что-то утаиваешь, Анита, я тебе устрою скипидарную баню.

Я кивнула, и лицо у меня стало такой же пустой маской, как у него. Момент откровенности миновал, и Дольфу было за него неловко, так что мы вернулись на привычную почву. Меня устраивает. Я все равно не знала, что сказать. Но я запомнила, что он открылся мне. Я запомнила, хотя и не знаю, что хорошего в этом для каждого из нас.

- На меня в моем собственном доме напала группа оборотней или кто они там. Убили одного из моих гостей, ранили другого, а ты мне обещаешь скипидар. За что?

Он мотнул головой.

- Ты что-то утаиваешь, Анита. Иногда мне кажется, что просто по привычке, иногда - чтобы быть гвоздем в сапоге, но ты мне перестала рассказывать все до конца.

Я снова пожала плечами:

- Я не говорю, что скрываю что-нибудь насчет сегодняшних событий, но я тебе рассказываю все, что могу, Дольф, и всегда, когда могу.

- А насчет твоего нового бойфренда с кошачьими глазами?

Я заморгала:

- Не понимаю, Дольф.

- Мика Каллахан. Я видел, как вы держались за ручки.

- Он на ходу пожал мне руку, Дольф.

- Он на ходу пожал руку, а у тебя на ходу морда расплылась радостью.

Пришел моей черед потупить глаза. И не поднимать их, пока я снова не натянула на себя маску пустого лица.

- Не знаю, могу ли я назвать Мику своим бойфрендом.

- А как ты можешь его назвать?

- Дольф, я ценю, что ты открыл мне свою личную жизнь. В самом деле ценю, Дольф. Но я не стану отвечать тем же.

Глаза его стали каменными.

- Что тебя связывает с монстрами, Анита? Мы, бедные людишки, для тебя недостаточно хороши?

- С кем я встречаюсь, Дольф, это совершенно не твое дело.

- Встречаться - встречайся, но мне противна мысль, что они к тебе прикасаются.

- Не твое дело, с кем я встречаюсь, Дольф, и уж совсем не твое собачье дело, с кем я сплю.

- Ты трахаешься с Микой Каллаханом? - спросил он.

Я взглянула в его сердитые глаза такими же своими:

- Да, да, трахаюсь!

Он стоял передо мной, дрожа от злости, опустив сжатые в кулаки руки, и я подумала на миг, что сейчас он может сделать что-то ужасное, грубое, о чем мы оба потом пожалеем. Потом он повернулся спиной.

- Выйди, Анита. Выйди.

Я протянула было руку - дотронуться до него, но уронила руку. Я хотела извиниться, но это лишь ухудшило бы дело. Мне до сих пор самой было неловко, что у нас с Микой был секс, и оттого я так резко отреагировала. Дольф заслуживал лучшего. Я попыталась сделать, что можно было.

- Сердце хочет, чего хочет, Дольф. Человек не планирует усложнить себе жизнь - это просто случается, и делаешь ты это не намеренно и не для того, чтобы уязвить людей, которые тебя любят. Просто так иногда получается.

Он кивнул, не поворачиваясь.

- Люсиль хочет как-нибудь тебя позвать и поговорить про вампиров - хочет их получше понять.

- Я буду рада ответить на любые ее вопросы.

Он снова кивнул, но так же стоял ко мне спиной:

- Я ей скажу, чтобы позвонила.

- Буду ждать.

Мы еще постояли. Он так и не повернулся. Молчание тянулось, и было оно не дружественным, а натянутым.

- У меня больше нет вопросов, Анита. Ты свободна.

Я остановилась возле двери, оглянулась. Он все так же стоял спиной, и я подумала, не плачет ли он. Можно было понюхать воздух, и мои новые леопардовые чувства дали бы ответ, но я не стала. Я открыла дверь и тихо закрыла ее за собой, оставив Дольфа наедине с его горем и гневом. Плачет Дольф или нет - это не мое дело.

Глава 42

Когда ушел последний полисмен и уехала последняя машина "скорой", в доме воцарилась летняя тишина. В кухне был погром - разбитое стекло на полу, засыхающая кровь на полированном дереве. Теперь ее из щелей никаким чертом не выковырять. Она останется навсегда памятью о победе более сильного вооружения, но дорогой ценой.

Еще надо было звонить Рафаэлю и сообщать, что из-за меня одного из его людей убили, а другого ранили. Нельзя было не признать, что они оказались очень кстати. Два лишних ствола дали решающий перевес. Будь вооружена только я, все могло бы повернуться по-другому. Проще говоря, меня бы убили.

Я резко обернулась на шум за спиной. В дверях стоял Натэниел с веником, совком и ведерком.

- Я думал убрать стекло.

Я кивнула - слишком сильно билось в горле сердце, чтобы отвечать голосом. Я не слышала, как он подошел сзади. Услышала его в дверях, не так чтобы близко, но для бандита с пистолетом хватило бы.

Все это время я сохраняла спокойствие. Держала себя в руках все время, что здесь была полиция, но сейчас меня трясло мелкой дрожью. Отсроченная реакция, черт бы ее побрал.

Натэниел поставил совок и ведро на стол, прислонил веник к стулу и медленно подошел ко мне. Вгляделся в мое лицо озабоченными сиреневыми глазами.

- Ты как, ничего?

Я открыла было рот, чтобы соврать, но вдруг издала тихий звук, почти хныканье. Крепко зажала рот, чтобы больше так не делать, но меня стало трясти сильнее. Если ты слишком упряма, чтобы дать себе заплакать, тело найдет другой способ выпустить пар.

Натэниел осторожно тронул меня за плечо, будто не знал, одобрю ли я такой поступок. Почему-то от этого у меня стало жечь глаза, стиснуло грудь. Я крепко обхватила себя руками, будто так могла удержать в себе слезы. Натэниел подвинулся ко мне, попытался меня обнять. Я отодвинулась, зная, что иначе разревусь. Я сегодня уже плакала, больше одного раза в день я себе это не позволю. Если бы я, черт меня побери, плакала каждый раз, когда меня пытаются убить, я бы уже в слезах утонула.

Натэниел вздохнул:

- Если бы ты нашла меня в таком виде, ты бы меня обняла, и мне стало бы лучше. Давай я с тобой так же сделаю.

Я сказала придушенным голосом:

- Сегодня я уже расклеивалась. Одного раза в день достаточно.

Он схватил меня за руку. Почти от любого я бы этого ждала и была бы готова, но не от Натэниела. Его я не опасалась.

Пальцы его сдавили мне руку выше локтя, не настолько сильно, чтобы было больно, но настолько, чтобы я поняла, что он всерьез. Дрожь у меня прекратилась, будто щелкнули выключателем. Я стала собранной, слез и в помине не было.

Он встряхнул меня за руку, достаточно сильно, чтобы заработать сердитый взгляд.

- Ты не разрешила бы себя обнять. А я знал, что вот это, - он чуть сильнее сдавил мне руку, - поможет.

- Отпусти, Натэниел. Немедленно, - сказала я голосом низким и предупреждающим, с оттенком рассерженности. Никогда Натэниел не смел меня тронуть так, чтобы это было даже близко к грубости. И под моим гневом была грусть. Я считала, что он безопасен, а он уже перестал таким быть. Он становился личностью, а не подчиненной тряпкой, и до сих пор мне не приходило в голову, что не все в этой личности может мне понравиться.

Я ощутила какое-то движение, будто сам воздух изменил направление потока, и Мика вошел в кухонную дверь. Волосы у него еще были мокрые из-под душа и откинуты назад, и я впервые увидела его лицо без обрамляющих локонов.

Лицо его было таким же тонким, как и все остальное. Я думала, что лишь из-за длинных локонов он кажется хрупким, но дело было в структуре костей, то есть в нем самом. Если не обращать внимания на ширину плеч, на прямую линию бедер, то на ум приходили слова "девичья стать". На самом деле он выглядел не более женственным, чем Жан-Клод, но был более узко-костным, изящным. Легче выглядеть мужественным, если в тебе около шести футов, и куда труднее, если в тебе пять футов пять дюймов. Только одно нарушало изящное совершенство его лица: нос был не прямой. Он когда-то был сломан как следует и не сросся правильно. Такой дефект должен был портить впечатление, но нет. Казалось, что он, как и глаза, что-то добавлял к облику Мики, вызывал интерес, не снижая привлекательности. Может быть, мне уже надоели совершенные мужчины.

Он добавил к тренировочным просторную футболку. Она доходила ему до середины бедер, что скрывало больше его тела, чем открывало, но все равно я знала, что под одеждой. Осознавала, как бывало с Ричардом и Жан-Клодом. Я всегда думала, что это смесь вожделения с любовью, но Мику я недостаточно знала, чтобы любить. Значит, либо чистое вожделение слишком похоже на любовь, либо есть не один вид любви. Слишком это все для меня сложно.

- В чем дело? - спросил он.

Натэниел вернулся к венику, совку и ведру. Подобрав их, он стал собирать стекло, не обращая на нас внимания.

- Ни в чем. А что?

Он нахмурил брови:

- У вас обоих огорченный вид.

Он подошел поближе, но это движение было для меня слишком внезапным после выходки Натэниела, и я отшатнулась.

Мика остановился и поглядел на меня в явном недоумении:

- Что случилось? Ты не была так пуглива, когда шла стрельба.

Я глянула на Натэниела, который, присев, собирал стекло в совок. Он старательно не глядел на меня, на нас.

- У нас вышло несогласие.

Натэниел застыл - все его тело отреагировало на мои слова. Потом медленно повернулся и направил на меня свои цветочные глаза.

- Анита, так нечестно. Не было ни разу, чтобы я с тобой в чем-нибудь не согласился.

Я вздохнула - не потому, что он был прав, а из-за обиды в его глазах. Я подошла к нему, присела на корточки, потому что становиться среди стекла на колени не решилась, тронула его за голое плечо, за щеку.

- Извини, Натэниел. Ты просто застал меня врасплох.

- А почему ты меня оттолкнула; Анита? Почему? Тебе же хотелось, чтобы я тебя обнял, я же знаю.

Я дотронулась до его спины, где уже почти зажили следы укусов, оставив красноватые кружки.

- Я никому не сдаюсь без боя, Натэниел. Тебе это уже пора бы знать.

- Не обязательно все превращать в бой, - ответил он. Глаза его расширились и поблескивали.

- Для меня обязательно.

Он покачал головой, закрывая глаза, и слезы покатились по его щекам. Я помогла ему встать, потому что меня беспокоило стекло на полу. Потом, когда мы поднялись, я обняла его, прижалась лицом к обнаженной коже, попав ртом в ямку на плече, где ключица загибается внутрь. Его руки обернулись вокруг меня, прижали к себе. Очень мягкой и теплой была у него кожа и пахла ванилью. У меня дыхание стало прерывистым. Никогда я не знала, это такое мыло, шампунь, одеколон или просто он сам так пахнет. Но под этим ароматом был другой, прогорклый запах, который ни один парфюмер в мире не станет совать в бутылку. Нечто дикое и очень настоящее, запах леопарда, запах парда.

Я ощутила Мику у себя за спиной. Я узнала ощущение его тела, как контур тепла, за миг до того, как он прижался ко мне. Но он не стал обнимать меня руками - они касались Натэниела. Тело Мики изогнулось, прижимаясь ко мне, но его руки скользнули по моим, прижимая к нам Натэниела, обнимая его.

Натэниел испустил дрожащий вздох. Глубокий рокочущий звук вышел из горла Мики, и я не сразу поняла, что это он мурлычет, что это глубокий ритм довольства. У меня завибрировала спина. Натэниел заплакал, и я услышала свой голос:

- Мы здесь, Натэниел, мы здесь.

Я вжималась в густую ваниль кожи Натэниела, мурлыканье Мики сотрясало мое тело, и такое было ощущение от их тел, такое реальное, такое надежное, и я заплакала. Я держала Натэниела, Мика держал нас обоих, мы оба плакали, и все было хорошо.

Глава 43

В дверях кто-то громко прокашлялся. Я сморгнула ласковые слезы и увидела Зейна.

- Извините, что помешал, но там у нас полно народу.

- То есть? - спросил Мика.

- Лебединый царь, его лебединки и вроде бы как не меньше одного представителя от всех видов оборотней города, как мне кажется.

Натэниел и Мика от меня отодвинулись. Все мы стали вытирать лица, даже Мика, оказывается, плакал. Не знаю почему - может быть, он просто такой эмоциональный.

- Чего они хотят? - спросила я.

- Видеть тебя, Анита.

- Зачем?

Зейн пожал плечами:

- Царь лебедей с нами, шестерками, разговаривать не будет. Он настаивает на разговоре с Анитой и ее Нимир-Раджем, если ей будет угодно.

Мы с Микой переглянулись. Вид у нас был весьма озадаченный, что соответствовало моему ощущению.

- Скажи Риису, что мне нужно несколько больше информации для согласия на беседу. Я несколько перегружена.