полшага до бизнеса с банками и криминальными структурами.
вожаков и чиновников лично мне неизвестны. Знаю только то, то рядовая масса
молодых останется, как всегда, без пирога: при своих. Круговорот природы
продолжается.
прогнозы обладают сами по себе "эффектом топора". Но и промолчать я не
решился, помня любимую пословицу Нерона: "Кто ничего не услышит, тот ничего
не оценит". Кто, когда и кому подсунет молодежные движения, я не ведаю.
Уверен только в том, что нынешние девушки и юноши просто так не сдадутся, не
позволят собой манипулировать, словно марионетками; иначе все они на долгие
годы вновь превратятся в подкидышей. Вся надежда на то, что уже выработался
иммунитет.
охотничье), надо было убивать лося или кабана, они обязательно пойдут подо
мной (не могут не пойти, у них такой принципиальный характер): на свою
погибель. Если выбрана тропинка на водопой, все равно попрутся (и туда и
обратно). Даже если капкан заметят, перекрестятся, заплачут и потащатся,
хоть кол на голове теши. И тешат, кому не лень. Между прочим, гомо сапиенс
мало чем отличается в этом смысле от кабана: он из-за принципа тоже пойдет и
на виселицу, и в премьер-министры.
"Оглянись вперед". Бог даст, кто-то, прочитав мое повествование, и вперед
посмотрит, и прошлое помянет. А пока - к сюжету.
комсомольских секретарей, оказалась летом в Венгрии. Взяли в команду меня,
спецкора "Комсомольской правды" - газетчика, до той поры "невыездного" (и
кто бы сказал из-за чего, но: "Тайны мадридского двора"). Ничего
существенного в Венгрии я не ощутил, кроме того, что принимали нас
сдержанно: без возгласов радости (при встрече) и без слез печали (при
расставании). И правильно делали: венгры народ памятливый.
из высших партгенносе) поохотиться в знаменитом на весь мир заповеднике.
Почему - не ведаю; возможно, из-за того, что на одном из правительственных
приемов оказался единственным в группе, кто без запинки произнес название
крупного города Венгрии: Секешфехервар. Попробуйте сами и убедитесь: без
отменной памяти и музыкального слуха вы с первого и даже второго раза не
"пройдете", непременно "зацепитесь" и, стало быть, лицензию в этот рай не
получите. Так вот!
отеля пожаловали два настоящих егеря (живые!). Никогда в жизни (ни до, ни
после) я таких колоритных господ не видывал. Об одежде не говорю, но
опереточные перья на шляпах - загляденье: никак не мог отделаться от
ощущения того, что участвовать придется в массовке художественного фильма.
Мы сели в машину, и меня (предварительно экипировав) повезли в заповедник.
По дороге старший егерь показал мне документ с печатью: разрешение на
"отстрел" (так и было там сказано) лося или кабана. Короче: "будь спок".
пешком и уже осторожно - до "высотки": так я окрестил вышку с площадкой (не
ниже пятнадцати или двадцати метров высоты). Взобрались по шатким деревянным
ступенькам. На языке жестов мне показали: через час под нами пойдут на
водопой мои будущие жертвы, а по их мнению - счастливчики; ведь на их долю
выпала честь пасть от пули почетного гостя; от моей, выходит дело. Я тут же
вспомнил Галича с его знаменитой: "Там по пороше гуляет охота, трубят
егеря!.." Здесь не трубили: ведь не было "гона". Жертвы добровольно явятся и
сами лягут на плаху: водички им попросту "хотца" попить, вот и пришли!
Получается, что все мы здесь встретимся по обоюдному согласию, но в надежде
на разные результаты. Благодать: каждому свое. Помните, чьей идеологией
рожденный лозунг?
разноцветными лентами вокруг затвора, как будто егеря хотели замаскироваться
под цветочный букет. Теперь они только и делали, что ждали взмаха
дирижерской палочки, чтобы порадовать меня опереточным дуэтом: "Помнишь ли
ты наши мечты?" - "Как улыбалося счастье?" Полная тишина. Курить и шептаться
категорически нельзя, все сорвется: "они учуют нас и залягут, застыв в сухой
забастовке, и будут лежать, пока мы не уйдем.
идет!!! Очень солидный кабанчик. Беззаботный, как будто кто-то сказал ему,
что все это - кино, "не дрейфь, пацан, твоя роль приятная и простая:
прогуляться туда-сюда, а потом посмотреть киношку". А вот о том, что в
стволе у другого персонажа сцены пуля в стволе винчестера, а не гречка,
коварно умолчал. Мне уже показывают егеря жестами: пора! Я поднял ружье,
тщательно приложил ложе к плечу, положил палец на курок, за-дер-жал-ды-ха...
- и..!?
вспышкой пронзил меня ток: с самого дна памяти поднялся на поверхность и
пронесся вихрем "тот самый" случай; я на доли секунды замер. Так бывает с
воспоминаниями, рожденными не умом, а подсознанием; для рассказа о мгновении
необходимы слова и время: тысяча слов или триста, один час или минута? - сам
не знаю.
берегу Енисея - санаторий-лагерь для ослабленных и больных детей. Самому
старшему шесть лет. Я - пионервожатый, мне ровно четырнадцать. Только что
стал комсомольцем: первое ответственное поручение райкома. Со мной в лагере
пятьдесят девчонок и мальчишек. Начальник лагеря - женщина, от мужа которой
с фронта уже год нет вестей. Слепой гармонист, ему не больше двадцати:
фронт, ранение. Первые звуки оживающей гармошки: "Ка... (меха вправо)
линка...(влево)". Под "Калинку" мы делаем утреннюю зарядку и ждем, когда у
гармониста родится мелодия марша на побудку и отбой. Один полноценный мужик
на весь лагерь, он же единственная опора для детей, начальницы и слепого
солдатика: я.
месяц? Единственный телефон в пяти километрах вниз по Енисею: рыбосовхоз.
Один раз в неделю мальчишки бегают в совхоз за сводками "Совинформбюро" и за
письмами мужа начальницы, которые так при нас и не пришли. Больше ничто и
ничего нас не волнует. Живем, как дышим: вдох - выдох. Мыслей - ноль.
мужчинами "на борту". Ремонт. Им заботы, нам - игра. Типы кажутся мне
подозрительными. Дезертиры? Или "зэки": вокруг лагеря. Они к нам не лезут.
Копаются. Устраиваем (надо же как-то развлекать пацанов): дозор! Мои залезли
ночью прямо под грузовик. Первое донесение: "эти" хотят рано утром уходить
("мотор сдох!"), забрав нашу лодку. Перед уходом "почистить" (как услышали,
так и сказали юные "пинкертоны" из-под машины). Продукты?! - не дадим.
Лодку?! - не дадим. Решение принято мною немедленно: гонцы - в совхоз за
подмогой. А пока (с ума можно сойти, это опять я "стратег"!): задержать
незнакомцев! И сам возложил на себя командование операцией. (Гайдар в
четырнадцать лет командовал полком? И мне столько же!) Дадим незваным
пришельцам бой! - иначе продукты потеряем и еще "их" не задержим. Какие ж
надо иметь мозги, чтоб такое придумать? Задним числом все мы осмотрительны и
разумны. Вспомните собственные четырнадцать. Представьте ту Отечественную, а
не эту бандитскую романтику.
(обрез). На всю жизнь запомнил: двадцать четвертый калибр. Нарезной ствол.
Два патрона, начиненные дробью на волка. Слепой солдат научил словами
заряжать ружье и как потом пулять, глядя в прицел. Ищи, сказал, мушку. Он не
видел, а я не знал: у нашей берданы мушка давно была сбита. Первое в жизни
ружье, приносящее смерть, да еще в моих безвинных руках! Много позже я бывал
в тирах и таскал маме нехитрые призы за меткость. Мама не знала, как
относиться к этому. В ее глазах (помню) - гамма чувств: недоумение,
гордость, даже страх. С моими мальчиками (напомню читателю: от трех до пяти)
мы окружили грузовичок. Залегли, замерли. Господи, почему так долго
рассказывается то, что потом проносится в памяти за ничтожные секунды?
мы вдруг обнаружили, что грузовик замер. Ни звука, ни чиха, ни храпа. Он -
пуст! Ушли, а как - не знаем. Ни я, ни мои гвардейцы. И кинулись на берег:
всего сто метров. Вброд перешли протоку до узенького островка между нами и
Енисеем. Разглядели в темноте: уже сидят в нашей лодке и налаживают весла.
Правое (или левое - не помню) действительно выскакивало из крепления. Шепнул
мальчикам, чтоб легли и не дышали. Затем... (что бы вы сделали на моем
месте, обладая своим опытом и здравым смыслом?)... струсили бы? Я, увы, не
струхнул: просто не успел!
затвором. Палец на курок. И закричал, как резаный (возможно, и "петуха" при
этом дал): "Руки - вверх! Стреляю!" Полный "амлет", как сказал бы наш
учитель литературы и русского языка. Руки они не подняли. И случилось,
наконец, то, к чему я шел, не щадя ваше дорогое время, и без всякого
удовольствия тратя - свое.
Звук был громкий. Тугой удар в правое плечо: отдача. И тут же послышалось
тарахтение: катер спешил к нам на помощь. Троих повязали без сопротивления.
Кто они и откуда, мне не сказали. К счастью (о, чудо!), я не попал: жертв не
было. Через месяц в моей школе общее собрание: мне вручили бердану-бабулю,
оставшуюся без "зрения", да еще спилили нарезку в стволе (до инвалидности
второй группы). Майор зачитал чей-то приказ: за храбрость. Сегодня я
понимаю: за глупость и безрассудство. Иногда думаю: если б попал. Что тогда
делал? В церкви грех отмаливал в ссудные дни?
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Орлов Алекс
Свержин Владимир
Шилова Юлия