Чтение 47–й страницы книги ~Комедианты~

- И вы мне говорите прямо в лицо, что хотели сделать меня козлом
отпущения?

- Ну, ну, старик, не сгущайте краски. Будьте покойны, я бы вовремя дал
вам знак укрыться в британском посольстве. Если бы до этого дошло. Но до
этого бы не дошло. Их человек протелеграфировал бы, что все в порядке, и
получил бы свою долю, а потом вы бы к нам присоединились.

- Какая же доля предназначалась ему? Я понимаю - это представляет
сейчас чисто академический интерес.

- Все было учтено. То, что я вам обещал, вы получили бы нетто, а не
брутто. Все было бы ваше.

- Если бы я выпутался.

- В конце концов, всегда как-то выпутываешься, старик. - По мере того,
как он обсыхал, к нему возвращалась самоуверенность. - У меня и раньше
бывали промашки. В Стэнливиле я был так же близок к grand coup [решающий
выигрыш - карточный термин (фр.)] и к финишу.

- Если вы хотели надуть их на оружии, - сказал я, - вы допустили грубую
ошибку. Их уже раз надули...

- То есть как это надули?

- В прошлом году один человек уже устроил им партию оружия на
полмиллиона долларов с оплатой в Майами. Но американские власти были
вовремя извещены и оружие задержали. Доллары, конечно, остались в кармане
у посредника. Никто до сих пор не знает, сколько там было на самом деле
оружия. Второй раз они на ту же удочку не клюнут. Перед поездкой сюда вам
следовало получше все разузнать.

- У меня был несколько другой замысел. В сущности, там не было никакого
оружия. Да и откуда у меня может быть такой капитал?

- От кого вы получили рекомендательное письмо?

- От пишущей машинки. Как и большинство рекомендаций. Но вы правы, надо
было получше все разнюхать. Я адресовал рекомендательное письмо не тому,
кому надо. Впрочем, тут я сумел заговорить им зубы.

- Ну, я готов. - Я посмотрел, как он нервно покручивает в углу шнур от
лампы. Карие глаза, неаккуратно подстриженные офицерские усики, серый,
нездоровый цвет лица. - Не знаю, чего ради я иду для вас на такой риск.
Опять хотите сделать меня козлом отпущения.

Я вывел машину на дорогу, не включая фар, и мы медленно двинулись к
городу. Джонс сидел пригнувшись и для бодрости насвистывал. По-моему, это
была популярная в 1940 году песенка "В среду после войны". Перед самой
заставой я включил фары, понадеявшись, что милиционер заснул, но он не
спал.

- Вы сегодня ночью здесь проходили? - спросил я у Джонса.

- Нет. Сделал крюк через чьи-то сады.

- Все равно теперь уж нам его не объехать.

Но милиционер засыпал на ходу и не стал нас задерживать: он проковылял
через дорогу и поднял шлагбаум. Большой палец у него на ноге был перевязан
грязным бинтом, и сквозь дыру в серых фланелевых штанах просвечивала
задница. Он даже не стал искать у нас оружия. Мы миновали поворот к Марте,
британское посольство и поехали дальше. У посольства я притормозил, там
было тихо; тонтон-макуты, без сомнения, поставили бы у ворот часовых, если
б знали о бегстве Джонса.

- А что, если попросить у них убежища? Тут вы будете в безопасности.

- Не хочется, старик. Я доставил им в свое время немало хлопот, вряд ли
они встретят меня с распростертыми объятиями.

- Папа-Док устроит вам встречу похуже. Тут ваше спасение.

- У меня есть свои причины, старик... - Он запнулся, и я решил, что
наконец-то он мне выложит все начистоту, но он сказал только: - Я забыл
свой погребец. Оставил у вас в кабинете. На столе.

- Неужели это такая потеря?

- Люблю эту штуку, старик. Он был со мной повсюду. Это мой талисман.

- Я привезу его вам завтра, если вы им так дорожите. Значит, вы хотите
попытать счастья на "Медее"?

- Если там не выйдет, мы всегда сможем сюда вернуться. - Он начал
насвистывать другой мотив - кажется, это была "Соловьиная трель", - но тут
же сбился. - Подумайте! Чего только мы вместе не пережили, а я его
забыл...

- Неужели это единственное пари, которое вы выиграли?

- Пари? Почему пари?

- Вы же мне сказали, что выиграли погребец на парк.

- Разве? - Он погрузился в раздумье. - Старик, вы идете ради меня на
большой риск, и я скажу вам все начистоту. Я немножко приврал. Я его спер.

- А как насчет Бирмы... вы тоже врали?

- Ну, в Бирме-то я был. На самом деле. Честное слово.

- Вы сперли погребец прямо у Аспри?

- Не так примитивно.

- Хитрый ход, как всегда?

- В то время я работал в одной конторе. Воспользовался фирменным чеком,
но подписал его своим именем. Я не собирался садиться в тюрьму за подделку
подписи. А так получилось, что я вроде как взял эту сумму взаймы. Знаете,
как только увидел я этот погребец, он так мне напомнил генеральский, что я
влюбился в него с первого взгляда.

- Значит, он не был с вами в Бирме?

- Ну, это я прибавил для красоты. Но зато он был со мной в Конго.

Оставив машину у статуи Колумба - полиция, наверно, уже привыкла к
тому, что она там стоит по ночам, хоть и не пустая, - я отправился вперед
на разведку. Все оказалось проще, чем я ожидал. У сходен - они все еще
были спущены для загулявших у матушки Катрин матросов - полицейского
почему-то не оказалось: может, он делал обход, а может, зашел за угол по
нужде. На вахте стоял матрос, но, увидев, что это белые, дал нам пройти.

Мы поднялись на верхнюю палубу, и Джонс опять повеселел - после своего
признания он молчал как рыба. Проходя мимо салона, он сказал:

- Помните концерт? Вот был вечерок, а? Бэкстера и его свисток помните?
"Святой Павел выстоит, Лондон выстоит". Такого днем с огнем не найдешь,
правда, старик?

- Теперь уже не найдешь. Он умер.

- Не повезло. Но это вроде даже придает ему солидность, а? - сказал он
с некоторой завистью.

Мы поднялись по трапу к капитанской каюте. Я помнил, как капитан
отнесся к Джонсу, получив запрос из Филадельфии, и предстоящая беседа мне
не слишком улыбалась. До сих пор все шло гладко, но я не очень надеялся,
что нам повезет и дальше. Я постучал в дверь, и почти сразу же раздался
хриплый властный голос капитана, он приглашал нас войти.

Хорошо хоть, что я его не разбудил. Он сидел на койке, подперев спину
подушкой, в белой ночной сорочке и в очках с очень толстыми стеклами,
отчего его глаза были похожи на осколки кварца. В руках он держал книгу,
свет настольной лампы падал на обложку - роман Сименона; это меня
приободрило - все-таки в нем было что-то человеческое!

- Мистер Браун! - воскликнул он с удивлением, как старая дама, к
которой ворвались в номер гостиницы, и, как старая дама, инстинктивно
прикрыл левой рукой вырез сорочки.

- И майор Джонс, - развязно добавил Джонс, выглядывая из-за моего
плеча.

- А, мистер Джонс, - сказал капитан с явным неудовольствием.

- Надеюсь, у вас найдется свободное местечко для пассажира? - спросил
Джонс с наигранной веселостью. - И шнапс, надеюсь, тоже?

- Для пассажиров найдется. Но какой же вы пассажир? Где вы смогли
посреди ночи купить билет?

- У меня есть деньги, чтобы его купить, капитан.

- А выездная виза?

- Пустая формальность для нас, иностранцев.

- Формальность, но тем не менее ее соблюдают все, кроме преступных
элементов. По-моему, у вас неприятности, мистер Джонс.

- Да. Я, в сущности, политический беженец.

- Почему же вы не обратились в британское посольство?

- Мне будет уютнее на милой старой "Медее". - Слова прозвучали, как
эстрадная реприза, и, может быть, поэтому он повторил: - На милой старой
"Медее".

- Вы и раньше не были для нас желанным гостем, мистер Джонс. Меня о вас
не раз запрашивали.

Джонс посмотрел на меня, но я не знал, чем ему помочь.

- Капитан, - сказал я, - вы же знаете, что они здесь творят с
арестованными. Неужели вы не можете сделать исключение?..

Его белая ночная сорочка, вышитая, очевидно, его грозной женой вокруг
шеи и на манжетах, сейчас до ужаса напоминала судейскую мантию; он смотрел
на нас с высоты своей койки, как с судейского кресла.

- Мистер Браун, - сказал он, - я не могу пренебрегать своим положением.
Мне приходится заходить в этот порт каждый месяц. Неужели вы думаете, что
в моем возрасте компания доверит мне другое судно на другой линии? После
того как я позволю себе такое нарушение правил, какого вы от меня
требуете?

- Простите. Об этом я не подумал, - сказал Джонс с кротостью, которая,
по-моему, удивила капитана не меньше, чем меня, и поэтому капитан
заговорил снова, почти извиняющимся тоном:

- Не знаю, есть ли у вас семья, мистер Джонс. Но у меня она есть.

- Нет, у меня никого нет, - признался Джонс. - Ни души. Если не считать
кое-каких бабенок. Вы правы, капитан, обо мне слез никто проливать не
будет. Придется выкарабкиваться как-нибудь иначе. - Он задумался, и мы
молча смотрели на него. Потом он вдруг предложил: - Я мог бы проехать
зайцем, если вы посмотрели бы на это сквозь пальцы.

- Тогда мне пришлось бы передать вас полиции в Филадельфии. Устраивает
вас это, мистер Джонс? Мне почему-то кажется, что у них в Филадельфии есть
к вам кое-какие претензии.