обстоятельствах после такой "заправки" мало кто из них смог бы
держаться на ногах, а уж половину наверняка пришлось бы
отправить в лазарет.
вас было утром. И видите, сколько вас осталось теперь. Ваши
товарищи лежат там, на холме, хотя, если бы самым первым из
них в последнюю минуту не изменило мужество, они взяли бы этот
проклятый дот. Они струсили. Они хотели схитрить. Но судьбу не
обманешь - они все остались там. То же ожидает всех
малодушных... Солдаты! Чтобы пережить сегодняшний день, вы
должны добраться до вершины. Там, наверху, слава, ордена, а
самое главное - жизнь. Солдаты! Я обращаюсь к вашему мужеству.
Если вы броситесь разом - не останавливаясь, не прячась, не
глядя по сторонам - вперед, и только вперед! - красные не
успеют многого сделать. И если один из вас падет смертью
героя, то десять его товарищей останутся живы и победят.
Помните: наверху - победа и жизнь! Вас поведет...
обер-лейтенант, выходя из строя. Солдаты при этом словно
проснулись, глядели изумленно. Строй сломался, а один верзила
даже упал и тщетно пытался встать хотя бы на четвереньки.
эти пулеметы.
выдрал из кобуры парабеллум и наставил на обер-лейтенанта.
парабеллум.
офицер...
лицо, отскочил к противоположной стенке овражка и закричал
срывающимся, истеричным голосом: - Ну, есть еще желающие
остаться здесь?
переглядывались, подравнивали строй.
поддерживала раненую руку на уровне груди.
Мы или победим, или все останемся там, потому что пулеметчикам
отдан приказ стрелять по каждому, кто повернет, а сигнал об
отходе давать некому. Докажем, что мы достойны славы отцов. С
нами бог!
жизни атака. Станет ли он последним? Не должен. Ни на одно
мгновение Ортнер не утратил контроля над собой, но
обстоятельства сложились так - иначе он поступить не мог;
другого выхода не было; он должен был идти. Но если на его
поведении отпечаталась истерия, голова была ясной и холодной.
Он не думал, удастся атака или нет; дело было не в этом.
Главное - выжить. Он не выпил ни грамма, потому что сейчас
делал ставку не на храбрость свою, а на хитрость и быстроту
реакции. Именно так. Перехитрить и опередить красного снайпера
и пулеметчиков: в этом не много доблести, зато это истинно.
был воплощением спокойствия и уверенности; его шаг был
нетороплив. И только стороннему наблюдателю - в особенности
красноармейцам на холме, поскольку им и адресовалось, - была
заметна одна особенность: если все солдаты шли напрямик, по
принципу "кратчайшее расстояние между двумя точками есть
прямая линия", то майор шел замысловатейшим зигзагом; он и
трех шагов не делал в одном направлении, любой камень или
впадина служили ему поводом, чтобы повернуть чуть в сторону
или изменить темп. Он не сомневался, что красный снайпер его
заметил, и тот наконец прислал подтверждение. Это случилось,
когда Иоахим Ортнер пошел вдоль цепи, горланившей в шаг Хорста
Весселя. У него было в запасе несколько чужих и пошлых, но тем
не менее подходящих к случаю шуток, и он их произносил снова и
снова, а некоторых солдат просто поощрительно хлопал по плечу
и останавливался, обращаясь к другим, только тогда, когда
между ним и вершиной дота была чья-нибудь спина. И вот в один
из таких моментов, едва он остановился, спина вдруг исчезла:
солдат сел на землю, не понимая, что с ним произошло. Алкоголь
спас его от боли, но он не прибавит сил, когда этот парень,
очнувшись наконец, попытается добраться до лазарета.
- Иоахим Ортнер призывно размахивал парабеллумом, ни на миг не
забывая о своем маневре.
что пушки перестали вести слепящий огонь - осколки становились
опасными. Солдаты прибавили шагу, многие обгоняли его; цепи
смешались, каждый что-то орал, каждый нес на эту молчаливую
голгофу свой ужас и свое отчаяние, и только один человек среди
этих сотен шел сосредоточенным, решая сложнейшую
математическую задачу: если раньше опасность грозила ему по
одной прямой, то теперь - из трех точек; но он не отчаивался,
он шел среди своих солдат, что-то кричал, командовал и
подбадривал, а мозг был занят одним: чтобы все три прямые были
перекрыты...
ничком, зарывшись лицом в землю, закрытый от пулемета телом
убитого еще утром солдата. От жары тело уже начало распухать,
и все равно оно было тщедушным, а главное - какая асе это
защита от крупнокалиберного? Если бы пулеметчик догадался, что
майор здесь прячется, он пробил бы своими тяжелыми пулями этот
распухающий труп как картон.
смог припомнить, что он передумал за эти часы. Скорее всего
никаких у него мыслей не было. Он просто ждал.
- Иоахим Ортнер был уверен, что видит его впервые, - доложил,
что полковник уехал в девятом часу, пообещав прислать к утру
две роты из своего резерва. Значит, с утра опять то же самое?
этим, пожалуй, и можно объяснить, что около трех ночи он
предпринял еще одну попытку взять дот. Он собрал всех писарей,
телефонистов, поваров, всю хозяйственную братию; вместе с
уцелевшими солдатами набралось сорок два человека. Их и повел
он на приступ. Они сначала крались, потом ползли. Красные
обнаружили их вовремя. Ракеты одна за другой полетели в небо,
пулеметы для острастки дали по нескольку выстрелов - этого
оказалось достаточным.
сообщением от полковника: в 10.00 дот обработают пикирующие
бомбардировщики, скорее всего, "юнкерсы". Роты уже прибыли.
Майор с первого взгляда определил опытных солдат. Но даже к
офицерам не стал присматриваться, ни к чему: все равно через
несколько часов вместо них появятся еще другие. И они это сами
предчувствовали. На холм они глядели с ужасом. Не удивительно:
склоны были усеяны трупами немецких солдат, над ними кружило
воронье, и, когда ветер начинал дуть с той стороны, воздух
наполнялся трупным смрадом.
На высоте тысячи метров они сделали круг, затем спустились до
шестисот метров, сделали еще круг, и лишь тогда головная
машина перевернулась через крыло и пошла в пике. Красные
встретили ее огнем из всех пулеметов, но бомбы легли хорошо, и
уже мчалась вниз вторая машина, и третья выходила на цель:
"юнкерсы" завертели знаменитое колесо.
пушки выехали на огневую позицию и стояли, готовые включиться
в дело, как только авиация закончит партию. Еще заход, еще...
Иоахим Ортнер поймал себя на странном чувстве: конечно же, он
болел за своих, он страстно желал, чтоб под одной из бомб дот
раскололся бы, как орех, и тогда закончился бы наконец этот
кошмар; но одновременно он следил за боем и с ревностью; он не
хотел, чтобы для "юнкерсов" все обошлось безболезненно. Это,
бесспорно, повысило бы цену дота. "Черт побери, - бормотал
он,- вчера эти красные были куда точнее, мне ли не помнить!.."
но на последнем заходе у головной машины вспыхнул мотор.
торопливый голос. - Пять марок против одной, что он ковырнется
у нас на глазах.
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Гюго Виктор
Володихин Дмитрий
Корнев Павел