Скворешни и уже вполне оправившегося от ранения Матвеева была недостаточна.
Капитан прикомандировал к нему еще двух человек из команды, и все же
океанограф работал, забывая об отдыхе и пище.
при малейшей их задержке и успокаивался, лишь очутившись за бортом, возле
своих любимых машин и установок. На обед его приходилось настойчиво, по
нескольку раз вызывать из подлодки, и ни разу не обходилось при этом без его
раздраженной воркотни о "срыве работ", о "возмутительном отношении к
важнейшим научным проблемам".
глубоководной станции. Помимо обычных поисков нового, неизвестного еще
материала, зоолог решил сосредоточить здесь свое внимание главным образом на
изучении жизни и деятельности глубоководных и придонных организмов.
Предполагалось вести длительные наблюдения над их поведением, приемами
охоты, источниками и способами питания, значением и функциями светящихся
органов. Все это давно привлекало внимание ученого, и еще задолго до этой
станции он мечтал о таких работах и готовился к ним.
проявится здесь с особенной силой, всех поражала апатичность, овладевавшая
вдруг им. Каждый раз он, словно нехотя, готовился к выходу из подлодки и,
выбравшись наконец из нее, часами неподвижно просиживал возле первого
попавшегося рака-отшельника или голотурии.
над трупами чудовищ дала великолепные результаты. Это были, очевидно,
остатки видов, властвовавших когда-то миллионы лет назад, над всей жизнью
древних океанов. Реликты мелового периода! Менялась окружающая жизнь,
менялись природа, климат, растения и животные. Оттесняемые новыми, более
гибкими и совершенными, более развитыми и приспособленными к новым условиям
жизни организмами, гигантские ящеры, владыки предшествовавших эпох,
постепенно уступали им свои позиции. Науке казалось, что они полностью
исчезли с лица планеты, оставив о себе воспоминания лишь в виде чудовищных
скелетов, которые красуются теперь во всей своей мощи и потрясают
воображение людей лишь в палеонтологических музеях. И вот оказывается, что
вытесняемая с поверхности океана небольшая ветвь этих чудовищ опускалась все
ниже и ниже в его безопасные глубины, постепенно приспосабливаясь к новым
условиям жизни, вырабатывая в себе способность выдерживать огромное
давление, дышать водным дыханием, видеть в темноте, светиться собственным
светом своей слизи... Какое необыкновенное, захватывающее открытие! Оно одно
может увековечить в истории мировой науки имя человека, сделавшего это
открытие. А его Ламмелибранхиата головастая! Разве этот моллюск, который
войдет в науку с его, советского профессора Лордкипанидзе, именем,-- разве
он не произведет революции в отделе мягкотелых? А золото в моллюске? Разве
мало одних только этих открытий, чтобы надолго поселить радость в душе,
радость за себя, за науку, радость за великую Родину, за могучую страну,
которая дала своему ученому единственную в мире возможность забраться в
недоступные до сих пор глубины океана и начать их настоящее, действительное
изучение!
привлекательность, свое очарование?
старый дурак! Да, да, дурак! Дурак! Трижды дурак!
должен был наблюдать.
концов, ужасного? Надо рассуждать хладнокровно. Какое это, в конце концов,
имеет значение? Ведь он рассказал не первому встречному... Это даже не
просто рядовой член команды подлодки. Ведь это же главный механик! Главный
механик боевого, единственного в мире по мощи и по значению корабля! Это же
не пустяки -- главный механик, да еще на таком корабле! Ответственный
человек! Вероятно, многократно проверенный. Человек сдержанный, даже немного
угрюмый, нелюдимый, далеко не болтливый. Уж за него можно быть спокойным...
длинный голый череп с большими оттопыренными, словно крылья летучей мыши,
ушами его длинные, почти до колен, как у гориллы, руки, и вспыхнула старая,
приглушенная было антипатия к этому человеку. Однако чувство справедливости,
всегдашняя честность по отношению к себе и к другим -- органические качества
души ученого -- победили ее.
искать облегчения собственной вины, перекладывая ее на соседа. Тем более,
что дело даже не в том, кому он рассказал. Горелов ведь не разгласит, не
разболтает, он не из таких.
такое унизительное...
существу его. Она ему была органически противна, всегда казалась чем-то
особо унизительным, грязным, трусливым. И все же -- он солгал! Кому? Своему
капитану!
бесценный корабль, за безопасность людей, доверенных ему страной. И он
обманут человеком, которому больше чем кому бы то ни было доверился.
Неважно, что это не будет иметь последствий. Важна ложь. Как смотреть теперь
ему в глаза? Как восстановить прошлое? Невозможно. Рассказать? Чистосердечно
сознаться? Пустое! Кому это нужно? Кому это принесет пользу? Ложь как была,
так и останется ложью.
долго не мог отвлечь ученого от его тяжелых мыслей. С трудом он пришел в
себя и понял, что его вызывает подлодка.
Кравцова. -- Что же это вы? Все уже в столовой. Даже Иван Степанович на
месте... А вас все нет! Что вы сегодня так замешкались? Марш маршем, Арсен
Давидович! На все десять десятых!
чувствовал себя, как на костре инквизиции, и больше молчал, не отрывая глаз
от тарелки. Впрочем, капитан мало беспокоил его разговорами и расспросами,
лишь изредка и бегло посматривал на него. В лучистых глазах капитана ясно
видны были сожаление и тревога.
зоолога. Он настойчиво спрашивал его о здоровье, об аппетите, потом начал с
восхищением рассказывать о своей работе над моллюсками. Его мысль о
естественной золотоносности моллюска все более подкрепляется точными
кропотливыми исследованиями. Несомненно, это мягкотелое извлекает из морской
воды содержащееся в ней растворенное золото и с необычайной силой
концентрирует его в своей крови. Цою даже кажется, что он напал на след
органа, при помощи которого в тканях моллюска совершается этот процесс. Это
цепочка каких-то железок, расположенных по краям мантии и вырабатывающих сок
неизвестного пока состава.
получить огромное практическое значение. В этом случае можно будет
действительно заинтересоваться проектом Марата об акклиматизации и
разведении этих моллюсков в закрытых водоемах советских морей, как это
делают сейчас японцы с жемчужницами.
профессор?
давать указания о дальнейшей работе, но он был искренне рад, когда в
лабораторию вошел Горелов и предложил выйти вместе из подлодки для сбора
материалов. Сегодня до обеда он, Горелов, был занят по своей основной работе
в камере смешения, а теперь он свободен и хочет показать ученому очень
интересные заросли глубоководных морских лилий какого-то неизвестного вида.
В его распоряжении имеется сейчас часа три и нужно поторопиться, если
профессор желает присоединиться к нему.
посматривал на часы, озабоченно напоминал, что эти заросли расположены очень
далеко и пройдет немало времени, пока можно будет до них добраться.
пропуск.
проводя рукой по бритой голове, ответил Горелов,-- возьмите это на себя. Мне
еще нужно кое-что сделать у себя в каюте. Но я с этим скоренько покончу и
буду ждать вас в выходной камере. Хорошо? Только, пожалуйста, не мешкайте.
выходу из лаборатории.
скрылся за дверями.
размеренно поскрипывая обувью, но очутившись у себя в каюте за замкнутой
дверью неожиданно проявил лихорадочную деятельность. Выдвинул несколько
ящиков письменного стола, выхватил из них деньги, какие-то документы, письма