пошли в сад. Пришел Андреев-Бурлак с ре-дактором "Будильника" Н. П.
Кичеевым, и мы сели ужинать вчетвером. Поговорили о спектакле, о Тургене-ве,
и вдруг Бурлак начал собеседникам рекомендовать меня, как ходившего в народ,
как в Саратове провожали меня на войну, и вдруг обратился к Кичееву:
покровительство. У него и сейчас в карма-не новые стихи; он мне сегодня
читал их.
назад, и по просьбе Кичеева прочел их.
раз, очень расхвалил и дал мне свою карточку: "Андрей Михайлович Дмитриев
(Барон Галкин), Б. Дмитровка, нумера Бучумова".
"Барон Галкин!" Я читал пре-красные рассказы "Барона Галкина", а его
"Падшая" произвела на меня впечатление неотразимое. Она была переведена за
границей, а наша критика за эту повесть назвала его "русский Золя", жаль
только, что это было после его смерти.
участие в революционных кружках, Андрей Михайлович, вернувшись из долгой
ссылки, су-ществовал литературной работой.
жена, Анна Михайловна, такая же прекрасная и добрая, как он сам, приняли
меня привет-ливо... Кое-что я рассказал им из моих скитаний, взяв слово
хранить это в тайне: тогда я очень боялся моего прошлого.
прошлое, какого ни у одного писателя не было. Пишите, а я готов помочь вам
печатать. А нас навещайте почаще.
спектаклей не было; мы репетировали "Ца-ря Бориса", так как приехал В. В.
Чарский, который должен был чередоваться с М. И. Писаревым.
Борисовским.
номер "Будильника" от 30 августа 1881 г., еще пахнущий свежей краской. А в
нем мои стихи и подписаны "Вл. Г-ий".
событиями жизни. Это мое тор-жество из торжеств. А тут еще Бурлак сказал,
что Кичеев просит прислать для "Будильника" и стихов, и прозы еще. Я
ликовал. И в самом деле думалось: я еще так недавно беспаспортный бродяга,
ночевавший зимой в ночлежках и летом под лодкой, да в степных бурья-нах,
сотни раз бывший на границе той или другой поги-бели и вдруг...
мои, мои, ведь, напечатанные строки...
x x x
так.
нумера", занимавшие огромный дом, выходивший на обе улицы и, кроме того,
высокий надворный флигель, тоже состоящий из сотни номеров, более мелких.
Все номера сдавались помесячно, и квар-тиранты жили в нем десятками лет:
родились, выраста-ли, старились. И никогда никого добродушный хозяин-старик
Скворцов не выселял за неплатеж. Другой жи-лец чуть не год ходит без
должности, а потом получит место и снова живет, снова платит. Старик
Скворцов говаривал:
болонками и мелкие актеры казен-ных театров. В главном же доме тоже
десятилетиями квартировали учителя, профессора, адвокаты, более крупные
служащие и чиновники. Так, помню, там жил профессор-гинеколог Шатерников,
известный детский врач В. Ф. Томас, сотрудник "Русских ведомостей", док-тор
В. А. Воробьев. Тихие были номера. Жили скромно. Кто готовил на керосинке,
кто брал готовые очень деше-вые и очень хорошие обеды из кухни при номерах.
молодая артистка Е. О. Дубровина-Баум в ожидании поступления на зимний
сезон.
занят и сказал А. А. Бренко, что на спектакле не буду.
кахетинского, я в 8 часов вечера был в Скворцовых номерах, в крошечной
комнате с одним окном, где уже за только что поданным самоваром сидела
Дубровина и ее подруга, начинающая артистка Бронская. Обрадовались, что я
свои именины справляю у них, а когда я развязал кулек, то уж радости и конца
не бы-ло. Пили, ели, наслаждались, и даже по глотку вина выпили, хотя оно не
понравилось.
угощал вином, это было моим все-гдашним и неизменным правилом...
Дубровиной-Баум Пензу, первый дебют, Далматова, Свободину, ее подругу М. И.
М., только что кончившую 8 классов гимназии. Дубровина чи-тала монологи из
пьес и стихи, -- прекрасно читала... Чи-тал и я отрывки своей поэмы,
написанной еще тогда на Волге, -- "Бурлаки", и невольно с ним перешел на
рас-сказы из своей бродяжной жизни, поразив моих слуша-тельниц, не знавших
как и никто почти, моего прошлого.
разговор...
знал, что писать, в голове Лермонтовский мотив мешался с воспоминания-ми о
бродяжной Волге...
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. РЕПОРТЕРСТВО
Ходынки. Сад Эрмитаж и Лентовский. Сгоревшие рабочие. В Орехово-Зуеве. Князь
В. А. Долгоруков. Редактор в секретном отделении. Разбойник Чуркин. Поездка
в Гуслицы. Смерть Скобе-лева. Пирушка у Лентовского. Провалившийся поезд. В
министер-ском вагоне. На месте катастрофы. Почему она "Кукуевская". Две
недели среди трупов. В имении Тургенева. Поэт Полонский. Полет в воздушном
шаре. Гимнастическое общество. Савва и Сергей Мо-розовы. Опасное знакомство.
сцену и отдался литературе. Писал стихи и мелочи в журналах и заметки в
"Русской газе-те", пока меня не ухватил Пастухов в только что от-крывшийся
"Московский листок".
до него не было, и прославил свою газету быстротой сведений о происшествиях.
окончательно перешел в "Ли-сток". Пастухов сразу оценил мои способности, о
кото-рых я и не думал, и в первые же месяцы сделал из ме-ня своего лучшего
помощника. Он не отпускал меня от себя, с ним я носился по Москве, он возил
меня по трак-тирам, где собирал всякие слухи, с ним я ездил за Москву на
любимую им рыбную ловлю, а по утрам дол-жен был явиться к нему в Денежный
переулок пить се-мейный чай. И я увлекся работой, живой и интересной,
требующей сметки, смелости и неутомимости. Это рабо-та как раз была по мне.
того дела, которому я посвятил себя на много лет. С этого года я стал
настоящим мо-сквичом. Москва была в этом году особенная, благодаря
открывавшейся Всероссийской художественной выставке, внесшей в
патриархальную столицу столько оживления и суеты. Для дебютирующего
репортера при требова-тельной редакции это была лучшая школа, отразившая-ся
на всей будущей моей деятельности.
Пастухов.
знал. Пешком пробегал иногда от Сокольников до Хамовников, с убийства на
разбой, а иногда на пожар, если не успевал попасть на пожарный обоз. Трамвая