конфитюром, - горестное зрелище, я вам скажу. Но главное-то - сама пробоина.
Я все-таки не думал, что она такая огромная, жуткая, буквально сверху
донизу. Сквозь нее было видно море - сизая штормовая волна. Чуть корма
опускалась, оно вливалось, как в шлюз, хрипело и пенилось.
сделается?
и как меня кто надоумил - дай, думаю, сперва уголь поштываю, плиту распалю,
а после уже за продуктами слазаю. А то б я сейчас там и плавал бы, ты
подумай!
вспоминать. Как он, матросом, бочки с рыбой укладывал в трюме, и как одну
бочку раскачало на цепи и стукнуло ребром об пиллерс*, а он как раз за этот
пиллерс рукой держался. "Представляешь - на два сантиметра выше, и пальцев
бы как не было. Так бы и остались в варежке!" А то еще другой случай был, на
рефрижераторном, - там у них кладовщик в холодильнике заснул. Жарко было,
они сардину промышляли под экватором, так он скинул сапоги и залез в
холодильник освежиться. А его не заметили, задраили двери и пустили холод.
Через пару часов хватились, а он уже мерзлый был, хоть ножовкой режь.
перекрытие каюты и т. п.
а кот полез - воровать сардины. Но ведь с кладовщиком-то - могло случиться!
Так они, эти истории, и складываются.
ведь крейсер. Он с такой дырой не только что плавать обязан, а бой вести.
Там бы ее даже в программу учений включили. А рыбакам и так мороки хватает.
Значит, отплавали рейс. Денежки кой-какие получим, и баста. И привет морю.
полубаком, закрыли полнеба. Даже казалось - вот сейчас воткнемся. Но скала
расступилась, блеснула спокойная вода, узенькая полоска, но такая голубая,
так резко она отличалась от открытого моря. При самом входе в фиорд торчали
камни, сплошь обсиженные чайками, кайрами. Эти камни, сколько я помню, лежат
у Фугле-фиорда, откололись они от скалы лет, наверное, триста назад. Волна
набегала на них с грохотом, с урчанием, они шатались заметно, и птицы
взмывали, носились кругами и тут же садились снова - когда волна проходила и
камень оголялся до низу.
как стены в колодце, кажется, достанешь рукой или мачтой чиркнешь. По скалам
струились ручейки от дождя, а на уступах видимо-невидимо птиц, крик стоял
невообразимый. Морские птицы - те уж привыкли к нам, садятся спокойно на
реи, на палубы, иной раз целая стая перелетная отдыхает и ни черта не
боится. А береговушек - все тревожит: дым из трубы или гудок, или винт
шлепает в узкости слишком гулко, или человек выйдет выплеснуть ведро - для
них уже целое событие.
вода расходилась от носа ровными усами и хлюпала под скалами. Только два
раза попались нам встречные, повыбегали на палубы рыбаки, смотрели нам
вслед. Каждое слово слышно было, как в трубе. Жалко, я по-датски не знаю,
мне бы их мнение хотелось узнать насчет нашей задницы. Фарерцы ведь мореходы
первый сорт, здесь по лоции капитану разрешается брать лоцманом любого - с
четырнадцати лет, хоть мальчишку, хоть девчонку*.
них свой флаг, свой герб, своя столица - Торсхави. В основном рыбаки и
овцеводы, они торгуют с другими странами рыбой, овечьей шерстью и мясом.
посмотришь и увидишь, как облака несутся над сопками, почувствуешь, что там
творится в Атлантике. Ровными рядами - дома в пять этажей, зеленые, красные,
желтенькие, все яркие на белом снегу. А поверху сопки, серые от вереска,
снег оттуда ветром сдувает, и как мушиная сыпь - овечьи стада на склонах.
Суденышки у причалов стояли не шелохнувшись, мачта к мачте, как осока у реки
- яхточки, ботики, сейнера, реюшки, тут почти у каждой семьи своя посудинка.
швартуемся, в крайнем случае раненого можно доставить шлюпкой. Отсюда видно,
как ходят люди, собаки бегают, автомобильчики снуют между домами и по
склонам сопок, там поверху проложена шоссейка.
сразу спать расхотелось.
очереди стали пялиться на берег. Вон рыбачка вышла - белье на веревке
развесить, вон две кумы встретились и лясы точат, фарерскими сплетнями
обмениваются, а нам все в диковинку.
к своей фарерской хозяйке, а та фарерскими ботиками притоптывает - ботики
модные, а холодно в них. Фарерский пацан своего братишку катает на фарерских
саночках, шнурки на ушанке болтаются... Почему так тянет на это смотреть?
Неужели диво - люди, как и мы, тоже вверх головами ходят? Глупо же мы
устроились на земле - вот море, одно на всех, сопки - такие же, как и у нас,
бухта - для всех моряков убежище. А не подойдешь к ним, конец не подашь, не
потравишь с этими фарерцами.
воздух другой.
Расее. И воздух тот же. Что ты на эту заграницу в бинокль смотришь, это и в
кино можно, в порту. Даже виднее.
вышло, стало чуть потеплее, потянуло еле слышно весной. В такие дни на
берегу хочется в море. А в море - хочется на берег.
оденемся. Теперь уж до порта - ни метать не будем, ни выбирать. А что груза
еще осталось - так его там берегаши и выгрузят.
уж, хрена!
первую заповедь начальства железно усвоил: чего не знаешь - показывай, будто
знаешь, только говорить об том не положено. Да он, плосконосый, оставят ли
его старпомом - и то не знал. Но в бинокль, как генерал, глядел, план
сражения вырабатывал.
до порта шлепать.
как жеребенку в стойле. А если подумать, чего мы там не видели, в порту,
кроме снега январского и метелей, кроме "Арктики"? Да и этих-то радостей -
на неделю, не столько же мы заработали, чтоб куда-нибудь в отпуск поехать.
Но великое же слово - домой!
брод, на набережную.
вышел, с галстуком. - Дрифтер скажет: "Чмырев, иди подбору шкерить!" А я ему
- хрена, сам ее шкерь, а я теперь не матрос, я - пассажир на этом чудном
пароходе.
сплевывали на воду. Ни дать, ни взять - на прогулочном катере, где-нибудь в
Ялте.
этот портрет.
второго, ну там до третьего, годик поплаваешь и опять - в старпомы. Ты же у
нас хороший мальчик, дисциплинированный, начальство уважаешь.