обнадеживающим.
подняли с досок и куда-то понесли. Вежливо так понесли, как бобры несут брус
железного кедра, прежде чем получить за него манговые чипсы или что там
сегодня им нужно. Борис вспомнил кoзлы, установленные на Обрате в нескольких
местах: там от бруса отпиливали кусок, если покупателю почему-либо весь брус
был не нужен - или оказывался не по карману. Борису представилось, как его
самого кладут на козлы и пилят - от ужаса он замычал, и звук собственного
мычания почему-то вернул к действительности. О страшном, пугающем одним лишь
названием Римедиуме Прекрасном, увы, Киммериону достоверно было известно
ровно столько же, сколько и офеням: вход в него - в один конец, даже
мертвецов своих жители монетного двора не то сами хоронят, не то, по другой
версии, перерабатывают, не то, по третьей версии, кремируют - а пепел уносят
воды Рифея. В Римедиум на черной лодке, заправляет которой решительно
неизвестно кто, отправляют слитки металлов, но не много - лишь столько,
сколько нужно для чеканки мебиев, лепетов, оболов и прочих разменных денег,
коим нет хождения нигде, кроме как в Киммерии. Туда же отправляют
преступников, приговоренных к смертной казни, привычно замененной вечной
ссылкой. Тоже не много, преступность в Киммерионе очень низкая, в прочей же
Киммерии и вовсе никакая.
Киммерии дальше столицы. А ведь страна, хоть и очень узкая, но пролегла с
юга на север на многие сотни верст: к северу от Рифея - Мебиусы, бобриные
дачи, к северу от Мебиусов - Криль Кракена, остров дождей, к северу от Криля
- Эритей, остров неведомый и страшный, где кто-то приватно живет и просит в
гости к нему не жаловать никогда, а еще северней - Миусы и Рачий Холуй,
место впадения Рифея в Кару, где молодые и особо здоровые киммерийцы несут
альтернативную воинскую повинность, восемнадцать месяцев выпасая стада
деликатесных чудовищ, которых Киммерия бережет-то бережет, стережет-то
стережет, но и в пищу потребляет тоже охотно, ежели, конечно, не в пост.
Борис вспомнил нежные шейки рифейских раков, подаваемые с клюквенным уксусом
в столовой гостиницы "Офенский Двор" в дни, когда главной по кухне дежурит
Василиса Ябедова - то есть десять из любых двенадцати дней - и почувствовал
слюноотделение. Слюну пришлось проглотить, ибо рот оставался заклеен.
"Уши-то почему не заклеили, пластыря пожалели?" - подумал Борис и
возблагодарил Всевышнего за то, что не брякнул этой фразы вслух. Уж Щука
позаботилась бы.
грубым образом он был переведен в сидячее положение, прислонен к чему-то
спиной, а затем пластырь с глаз сорвали, выдрав при этом изрядную часть
красивых, склонных к заламыванию архангелогородских бровей. "Еще на брови
желания тратить!.. Так отрастут..." - подумал Борис. Сколько, однако, можно
глупостей пожелать - вот, уже дожелался... Борис продрал глаза и обнаружил
себя в помещении, похожем на караульню. Прямо перед ним, почти касаясь его
пятками, сидел ободранный мужик. В той же позе, что и он, Борис. На
мгновение экс-офеня принял мужика за свое отражение в зеркале, но заметил,
что лицо у того исполосовано струпьями запекшейся крови, словно недавно
побрили чем-то тупым. Орудие бритья стояло невдалеке, закрепленное канатом в
стойке, похожей на те, в которые ставят зонтики. Это был топор. Топор палача
Илиана. И кроваво побритый мужик с заплывшими от черных синяков глазами, был
сам палач Илиан. Экс-палач, надо полагать. Надо полагать, вместе с Борисом
осужденный.
прошение о замене смертной казни, удовлетворение прошения - без всего этого
сюда просто невозможно было попасть. Между тем в памяти Бориса между туманом
пещеры "Миллион Белых Коз" и лодкой инкассатора был провал. Киммерийский
уголовный суд на расправу был всегда скор, процесс редко занимал больше
недели, если не возникало "долгого дела", которое могло тянуться столетиями,
и участники такового до отправки в Римедиум просто не доживали. Но как
быстро суд ни проходил, он все-таки был, а не помнил Борис об этом ничего.
Кусок жизни треклятая Щука так ли, эдак ли, у него конфисковала. Но едва ли
стоит просить этот кусок назад, едва ли в этом куске найдутся приятные
моменты. Кстати, о приятных моментах: не пора ли хоть какому-нибудь таковому
настать? И, словно в ответ на мысли, обрушился на Бориса ушат ледяной воды.
Шибануло уксусом, - видимо, так проводилась дезинфекция. Однако тела своего
Борис толком еще не ощущал.
то ли женщины.
резкий, противный голос с едва заметным дефектом речи: вместо звука "в" у
говорившего получалось придыхание: так иной раз говорят бородатые люди,
выплевывая концы усов. Сквозь ресницы Борис разглядел жуткого, рыжего, со
времен Оксиринха, не иначе, не стриженого и не бритого мужика с торчащими,
как у зубра, ноздрями. Когда мужик говорил или сопел, то концы усов
втягивались в ноздри, создавая самые неожиданные звуковые модуляции. Второй
приемщик, тот, что с тонким голосом, был похож на длинный, вялый, бледный
куст сельдерея; именно его голос казался женским.
посмотри, мы разве такое заказывали? Читай, грамотный: доярка для козы -
одна штука... Не коза, а доярка! Козы у нас лишние, резать скоро придется...
Ухажер за овощью тепличной... Где ухажер? Ах, это и есть ухажер... То-то же.
Специалист по тушению горящей нефти, специалист по плавке вольфрама, повар,
способный жарить легкие блюда, баба толстая, баба очень толстая, еще одна
баба совсем толстая, еще одна... Ну, это мы обошлись бы, но три бабы где,
толстая и две очень толстых? Парикмахер человечий усовый, бородовый... Где
это все? Я тя как человек спрашиваю, а ты на меня как что молчишь? Где
бормотатель? Я с тебя третий раз бормотателя требую! Не третий? Ща квитанции
подниму! Ты сам в бормотатели хочешь? Может, бабой толстой, легкие блюда
способной жарить, усовые, бородовые, ко мне пойдешь? У меня штат
недоукомплектован на девяносто четыре процента! Плыви отсюда и чтоб духу
твоего без бородового способника жарить... ну, вольфрам, там по списку!
Отрыщь отседа, отрррыщь!
невероятно жалобным, школьным голосом отвечал страшный лодочник зубру:
выходит, было и над ним начальство.
Отбивную из морды готовили?.. Сожрать хотели? Сознайсь, жрать его
собирались, да?
я пока под вопросом. А второе что?
дали...
Сами чеканьте! Засадили нас тут четырнадцать, бобра считая, да и то бобер не
умеет ничего, только сваи грызет! Словом, трех баб, толстую, очень толстую и
вовсе толстую не привезешь - можешь сюда не плыть вовсе! Я свои права знаю!
принадлежавший "сельдерею". После "аминь" Бориса приподняли, и не то сняли
веревки, которыми руки были спутаны за спиной, не то разрезали. Борис
услышал дробный стук, это он сам стучал зубами от холода после уксусного
купания.
брехне и правда, хотя брил этого урода не парикмахер точно, а насчет
вольфрама... Яйца им всем оторвать, бабам этим толстым, очень толстым! Пусть
сами с такими кадрами работают! Аминь! Аминь, говорю, отрыщь! Пошел, пошел,
пошел, ногами, ногами это делают, копытами, говорю, копытами...
заскользил; шлепнулся. Через него перелетел, почти не задев, измордованный
Илиан, изрыгая выражения, которых благочестивому офене и знать-то не
полагалось бы. Но тут Борис вспомнил ледяной холод "Миллиона Белых Коз",
понял, что в отведенном помещении по крайней мере тепло, уселся и стал
проводить инвентаризацию рукам, ногам, зубам и прочим частям тела. Следы
побоев, понятно, были. Но - зажившие, никакого сравнения с состоянием
экс-палача. Некоторые зубы шатались, но все были на месте, даже золотых
коронок не посдирал никто.
исполнение желания. Пусть этот ирод сам вопросы задает. Если, конечно,
языком ворочать может. Борис плотно сжал зубы и подрагивающей ладонью
огладил голову. Обрили, конечно. Ну, это само отрастет. Фонарей под глаза,
кажется, тоже не наставили, но это только в зеркало узнать можно. Спина
болит, но кожа вроде бы цела. Прочие... части тела... язык, например... нет,
кажется, ничего не отсекли. Деньги лежат у мещанина Черепегина-старшего под
Вологдой, мещанин еще никого не обворовал, только проценты платит не вовремя
иногда, ну... до него дело потом дойдет.
заикаясь, - Наел себе харизму поперек пуза шире и туда же... обжалованию не
подлежит, обжалованию не подлежит!.. Как тюльпаны жене, так - господин
Гусято, благо-глубоко-то-се... Илиан Магистрианович то-се, тюльпаны ему в
харизму по самую пятку...
тебя к смертной казни через помилование? У, харизма проклятая, доберусь я до
него и до бабы его доберусь...
привезли и сдали. Вас тут хотят использовать по специальности, за теплицами
ухаживать, свежие овощи выращивать. Так что не все так страшно. Вот у меня
память что-то отшибло...
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Глуховский Дмитрий
Перумов Ник
Афанасьев Роман