даже через повязку чувствовал его сухой жар. "Ну, гад, - подумал он, - ну,
шантрапа несчастная, не дай мне Бог тебя еще встретить. Я тебе при всех
пущу кровь, паразит! А может, правда заявить: вот, мол, избил
следователь". Но тут же отбросил и эту мысль. Если уж начинать, то
по-настоящему: закатить голодовку, добиться прокурора, если надо - принять
драку (теперь он уже понимал, что во время допросов не убивают, ведь убить
- это значит дать скрыться). Так вот, если начинать, то уж идти до самого
конца. Очевидно, так и придется. Но стоит ли упреждать события?
виделись почти неделю.
После стольких-то суток... Ну, так что все-таки, подмахнули им, что надо?
- Зыбин покачал головой. - Как? Неужели так-таки ничего? А как же они вас
тогда отпустили? А за колено что держитесь?
уж точно законный синяк - носите его смело, никто не придерется! Чем это
он вас? Сапогом, наверно! Это они любят! Вы что же, сказали ему что-нибудь
или это он так, в порядке активности?
стал. Буддо посмотрел на него и тяжело вздохнул.
же значит, что они за вас как следует принялись! И на конвейер поставили,
и вот чем награждают. Плохо ведь дело, батенька, а? Совсем плохо! И чего
вы их доводите? Что толку?
усмехнулся Зыбин.
глаза, так сказать, простой сермяжной правде! Ей-богу, это не повредило
бы! Гонор, норов, "не тронь меня" - это все хорошо, когда имеет хождение.
А здесь не тот банк! Тут допрос! И не просто допрос, а активный! А это
значит, что, когда вас спрашивают, надо отвечать, и отвечать не
как-нибудь, а как следует.
я отвечу. Так ведь не спрашивают, а душу мотают: "Сознавайтесь,
сознавайтесь, сознавайтесь". В чем? В чем, мать вашу так?! Вы скажите, я,
может, и сознаюсь! Так не говорят же, сволочи, а душу по капле
выдавливают!
говорить? Это ваша обязанность - им говорить, потому что вы зек. Вот вы, я
вижу, батенька, до сих пор не поняли, что же с вами случилось. А пора бы!
Ох, пора бы! Вот вы послушайте меня, я вам расскажу. Наши органы
отличаются тремя главными особенностями... Угодно вам не перебивая
выслушать - какими?
колебаний у них в отношении арестованного нет. Сомнения, брать вас или
нет, у них были, но кончились на день раньше вашего ареста. Теперь все.
Теперь вы не только арестованы, но и осуждены - не будьте же ишаком,
поймите, что происходит, и тогда все обернется легко и для вас и для
следователя! И не фырчите на него, что там фырчать? Не он вас сюда
затащил, и не он вас отпустит. Его дело собачье - оформил и сдал. Но ведь
и оформить-то тоже нелегко. Форм много, и у каждой свой оттеночек.
Положим, что все, кто тут сидит, контрреволюционеры - это так! Но ведь у
агитатора одни родовые признаки, у шпиона другие, у вредителя третьи. Тут
все должно сходиться по инструкции: знакомство, высказывания,
национальность, с кем пьет, с кем живет, все, все!
определенный заранее, вот как жучок в определителе: такие-то усики,
такие-то крылышки, надкрылышки, жевальца. Определили на булавку, так?
преступника вы опять ошибаетесь. Не преступник вы, а человек,
и-зо-ли-ру-емый от общества! Ибо - вот это и есть второй принцип - вы,
голубчик, человек вредный, сомнительный, не советский.
за рубежом да на нас с вами зубы скалят: Чемберлена, лорда Керзона,
господина Форда - акул капитализма.
манер: ходите боком, подсмеиваетесь, шуточки-прибауточки какие-то
отпускаете. А над чем смеяться-то? Смеяться сейчас не над чем! Время
серьезное! Смеются вон в парках на гуляний - а вы небось у себя дома
норовите смеяться, за закрытыми дверями! С компанией! Это не полагается -
подозрительно! Да и вообще... Вот скажите прямо: вы признаете, что наши
вожди - это и есть самая доподлинная народная власть? И что никакой иной
не только не было, но и не должно быть! Признаете или нет? Но прямо,
прямо...
не народ, народ верит своей власти, а вы маловер, брюзга, ходите,
подмигиваете и посмеиваетесь. А раз не верите, то и других - не дай Бог
еще война - можете совратить. А ведь еще когда-когда было сказано: "Горе
тому, кто соблазнит малых сих". Вот! И Вождь эти слова еще с тех самых пор
запомнил. Значит, вы человек опасный. В обществе вас оставлять рискованно
- надо изолировать. Ну и изолируют. Через военную прокуратуру в Особое
совещание. Справедливо ли это? По классической юриспруденции - нет, а по
революционному правосознанию - безусловно. Гуманно ли это? В высшей
степени! Ведь цель-то, легко сказать, какая! Счастье будущих поколений!!
За нее ничего не жалко!
человечества не жалко! Роллану, Фейхтвангеру, Максиму Горькому, Шоу,
Арагону не жалко! Они люди мужественные, их кровью не запугаешь. Что вы
усмехнулись?
оригинально. Нам это было обещано давно, только не больно мы в это верили.
"Кто не с нами, тот наш враг, тот должен пасть". Эту песенку нам еще в
1905 году пропели! Да и кто пропел-то? Друг Надсона! Поэт-символист
Минский! А гениальный писатель пролетариата - Горький - уже в наши дни
добавил: "Если враг не сдается - его уничтожают". Ну а вы не сдаетесь!
Скандалите, синяки вон зарабатываете! Так может себя вести только
нераскаявшийся враг - и, значит...
действительно все может быть сведено к этому, то я согласен.
Хотя нет, конечно, не зря! В этом и есть ваше вражеское нутро, значит, вы
должны быть уничтожены - или, скажем мягче - мы ведь гуманисты,
единственные подлинные гуманисты! - изолированы! Хорошо, если вам это
понятно, то идем дальше; какая же тогда, спрашиваете вы, цель допросов?
Ну, об одной я уже все сказал: канцелярия, делопроизводство. Дело должно
иметь абсолютно законченный вид - так, чтобы его можно было показать
любой, самой высокой инстанции. Вы видели, что на обложке-то наших дел
написано? "Хранить вечно!" О! Вечно! Слово-то какое! Вечно! Это значит -
Пушкина забудут, Шекспира, Байрона забудут, всяких там Шелли-мелли
забудут, а нас - нет. В нас, врагов, вечно будут тыкать пальцем! Смотрите,
дети, вот какие были враги!..
наконец Зыбин, - пожалуй, даже и пораньше нас! Гады ползучие!
Потомство, батенька, - вот кто будет тыкать в нас пальчиком! А "потомство
- строгий судья"! Как вы однажды написали о Державине. То есть написал-то
это Державин, но вы его сочувственно процитировали. И дельно, дельно
процитировали. Да, строгий, строгий судья потомство! И праведный! Так вот
этот строгий праведный судья через эн веков должен взять ваше дело в руки
и сказать: "Правильно моего предка закатали! Разве с такими обломками
можно было коммунизм построить? Мало им еще давали! Хотели наше счастье
украсть, подлецы, мистики, идеалисты!" Ну и мировая буржуазия тоже должна
умыться, если им ваша папочка ненароком в руки попадет. Все в ней
доказано, подписано, все законные гарантии соблюдены, презумпция
невиновности - вот она, с самого начала. Преступник признался под гнетом
подавляющих улик! На каждой странице видно высокое следственное и
оперативное мастерство. Мы истинные гуманисты, господа хорошие. Самое
ценное для нас на земле - человек. Мы так просто не хватаем! Мы людоведы,
как выражается великий Горький. Ни одного процента брака! А вот вы можете
себе представить, - он оглянулся и понизил голос до суеверного шепота, -
вдруг сам товарищ Сталин (!) захотел просмотреть ваше дело, так сказать,
проверить его лично - так как же оно должно выглядеть, а? Вот ведь в чем
дело! - Он вздохнул, помолчал немного и сухо сказал: - Это одна сторона
вопроса, но есть и другая.
Буддо на это внимания не обращал. Было видно, что он любит говорить. В
своем кругу на профсоюзном собрании он, наверно, был заводилой. Сейчас он
заливался, как скрипка.
Николаевич, такая: ведь никто лучше вас ваших дел не знает. Вот и
открывайте их все до единого. Зачем вашему Хрипушину сужать следствие? Он
просто должен вынуть из вас, все, что есть. Вот он и вынимает. Кто вас