что стеречь вас буду я, и вы увидите, каким старательным тюремщиком бывает
тот, кто влюблен!
полной растерянности.
XXXIX. ДОМ ОРУЖЕЙНИКА
трехэтажный, да еще и с жилым чердаком. Дерево, кирпич и шифер как бы
переплетались на его фасаде в любопытные арабески. Оконные косяки и
потолочные балки поддерживали причудливые фигуры животных, обвитые зеленой
листвой. Все это было наивно и грубовато, но не лишено выдумки и
своеобразия.
чудовищно выписанного воина, который, по всей вероятности, представлял бога
Марса [Марс (рим. миф.) - бог войны], ибо надпись на вывеске гласила: "Богу
Марсу - Пьер Пекуа, оружейник". Висевший в дверях полный набор доспехов -
шлем, панцирь, латы - служил своеобразной вывеской дворянам, не умевшим
читать.
доспехи, а также всякого рода оружие нападения и защиты.
разнообразным и прекрасным качеством товара.
двор, или же работал в кузнице, в глубине двора, а в лавке появлялся в тех
случаях, когда заходил какой-нибудь важный покупатель и выражал желание
потолковать с самим хозяином.
объятиями и настоял, чтоб гости заняли второй этаж. Сам же он с детьми и
сестрой Бабеттой перебрался на третий. На втором этаже был помещен и раненый
Арно дю Тиль. Подмастерья спали на чердаке.
ужин, который давал в их честь достопочтенный хозяин, подходил уже к концу.
Гостям прислуживала Бабетта. Дети почтительно сидели поодаль.
Видать, вы чем-то крепко озабочены, да и Жан что-то задумался. Лучше-ка
отведайте вот этого винограда, в наших краях его не скоро сыщешь. Слышал я
от своего деда, а тот - от своего, что когда-то, еще при французах,
виноградников вокруг Кале было видимо-невидимо и виноград был крупный,
золотистый. А с тех пор как город стал английским, лозы, должно быть,
вообразили, будто они попали уже в Англию, где виноград вообще никогда не
созревает.
хозяина.
Кале!
После ужина Пьер прочитал молитву, и гости стоя выслушали ее. Затем отослали
спать детей.
Позаботься о том, чтоб подмастерья не шумели наверху, и загляни с Гертрудой
к оруженосцу господина виконта. Узнай, не нужно ли ему чего.
мешает, и, если вам нужно сообщить мне что-нибудь секретное, я готов вас
выслушать.
серьезностью:
вещах.
будет нам не только полезно, но и необходимо, потому что без вашего
содействия невыполнимы замыслы, которыми я собираюсь поделиться с Пьером.
впадая в свою грустную задумчивость.
радость и надежда засветятся в ваших глазах.
борьбы за освобождение отца, от любви Дианы, радость для него - то же самое,
что отсутствующий друг. Тем не менее он повернулся в сторону Жана и жестом
предложил ему приступить к делу.
по-прежнему любим свое французское отечество. Расскажите же нам, какие
чувства к Франции внушал вам отец? Скажите нам, были ли вы, закабаленный
француз, хоть на минуту англичанином в душе? Скажите нам, наконец, кому бы
вы помогли, если бы вам пришлось выбирать: старой родине ваших отцов или
родине новой, навязанной вам англичанами? [Кале был захвачен англичанами во
время Столетней войны в 1347 году, и находился в их руках до 1558 года]
хорошо знаю по себе: жизнь под чужой властью так же тяжела, как рабство, и
томительна, как изгнание. Мой предок, видевший, как пал наш город, говорил
со своим сыном о Франции не иначе, как со слезами на глазах, а об Англии -
не иначе, как с ненавистью. И это чувство тоски и ненависти передавалось из
поколения в поколение. Поэтому-то живший двести лет назад Пьер Пекуа
возродился в Пьере Пекуа, живущем ныне. В моей груди бьется сердце француза.
Позор и боль поражения я чувствую так остро, словно случилось это лишь
вчера. Так что не говорите, Жан, что у меня две родины. Есть и всегда будет
только одна. И если бы пришлось выбирать между страной, навязанной мне
чужеземцами, и страной, уготованной мне богом, поверьте, я бы не стал
колебаться.
ответил тот.
соотечественники думают, как вы. И вполне возможно, что вы - единственный
сын Франции в Кале, доселе не утративший благодарности к своей
матери-родине.
себе. Большинство горожан по-прежнему любят Францию и тоскуют по ней. Вот и
в рядах гражданской гвардии города Кале, в которой я поневоле состою, тоже
немало найдется людей, которые бы скорее сломали свою алебарду, чем подняли
ее на французского солдата.
скажите, кум, у вас, наверно, и чин какой-нибудь есть в этой вашей гвардии?
очень тяжела, Пьер? Часто приходится стоять на часах?
крепости, как Кале, гарнизона всегда не хватает, и меня лично вызывают на
пятый день каждого месяца.
так неосторожны, что заранее сообщают, кто и когда должен заступить на пост?
оружейник. - А кроме того, так как они все же не слишком доверяют
гвардейцам, то ставят их только на посты, которые сами по себе неприступны.
Я, например, всегда стою на площадке Восьмигранной башни, которую море
охраняет лучше меня. С той стороны, по-моему, приблизиться к нам могут
только чайки.
Восьмигранной башни?
утром можно полюбоваться восходом солнца в океане, а это поистине
божественное зрелище.
смельчак попытался с той стороны взобраться на вашу Восьмигранную башню, то
вы, уйдя в созерцание восхода, не заметили бы его? Пьер озадаченно поглядел
на родственника.
колебания, - и потому не заметил, что знал бы: только француз отважится
проникнуть в город этим путем, а поскольку я свободен от всякого долга по
отношению к насильнику, то не только не помешал бы, а, пожалуй, даже помог
бы французу войти в город.
что Пьер - настоящий француз, - прибавил он, обращаясь к Габриэлю.
казался ему совершенно бесцельным. - Вижу, но для чего нужна эта
преданность?
объясню вам, для чего! В Кале, как я уже упоминал, господин виконт, мы
должны взять реванш за Сен-Кантен. Мнимая безопасность усыпляет здесь
англичан. Эта же беспечность должна их и погубить. У нас, как видите, налицо
добровольные помощники в самих стенах крепости. Давайте разработаем план.
Только пусть нам помогут, господин виконт, ваши влиятельные друзья - из тех,
в чьих руках власть. Чует мое сердце, что внезапное нападение позволит нам
стать хозяевами города. Вы слышите, что я говорю, монсеньер?
оторванный от своих мыслей, - да, ваш родственник хочет вернуться в наше