Амура и Психеи сменилась танцами молоденьких турчанок, одетых столь
прозрачно, что мужчины забыли даже о крепком вине, которое Грити наливал с
подлинно купеческой щедростью. Но все же и за всем этим гости не забывали
наведываться к ложу, на котором возлежал обладатель красной чалмы, чтобы
хоть намеком выразить ему свое уважение, словно бы ни для кого не было
тайной, кто скрывается в этом одеянии и кто его спутница, переодетая
цыганочкой. Несколько раз подходил и любимец султана Ибрагим, наряженный
молоденьким хафизом, в скромном зеленом одеянии, с зеленой узкой маской на
глазах, белозубый и красногубый. Он осмотрительно держался поодаль от
цыганочки, не затрагивал ее ни словом, ни взглядом, обходил опасливо, даже
Сулейман заметил это не без удовлетворения и шутя прочитал газель Хамди
Челеби о красавице и ходже: <Поймала она ходжу-заде в капкан, сказала: <О
ты, что зажигаешь огонь на току душ, о друг, ты захватил меня и скрутил,
как жгут, о друг, ты потерял рассудок от ночной черноты моих волос, даже
без крыльев сердце летит, точно птица, ты схитрил и выпустил любовь, и
попала она в капкан>.
(правда, попорченной, с точки зрения правоверных, изображениями голых
людей, птиц и зверей), и звонким голосом стала читать <Иллях-наме>
персидского суфия Аттара. О том, как на грандиозном банкете при дворе шаха
гурганского Хоррем-шаха знаменитый поэт Фахр, автор поэмы <Вис и Рамин>,
прочитал свои прекрасные стихи, и опьяневший шах подарил ему любимого
мальчика-раба по имени Джавид. Но Фахр знал, что утром, протрезвившись,
шах пожалеет о своем подарке. Поэтому он, желая сохранить раба для шаха,
запирает мальчика в погреб, куда есть только один вход - через дверь в
полу у трона. Ключ при двух свидетелях отдает придворному вельможе. Утром
Хоррем-шах, узнав о поступке поэта, хвалит его за великодушие. Он берет
ключ, идет в погреб и... находит там лишь кучку пепла. Ночью упала свеча,
загорелся тюфячок, на котором спал Джавид, и все сгорело.
молитвах, а поэт Фахр, ужаснувшись случившемуся, уходит в пустыню, бродит
там и слагает еще более прекрасные стихи.
сухого шороха пустынных ветров, что придает неповторимую страсть
сладкоречивым поэтам, но эта певучесть обернулась неожиданным очарованием,
которое еще усиливалось от очарования самой цыганочки. Ее грозный корсар
довольно замурлыкал, когда она прыгнула со стола снова к нему, но тут,
осмелев, появился возле них белозубый хафиз в зеленом и спросил у корсара
разрешения станцевать с его цыганочкой.
заранее растерянность хафиза.
- нагнулась к уху корсара цыганочка.
возвращаться памятью к гаремным танцам? - Если так, то пусть он возьмет
барабан.
колотушкой, надул щеки, ударил еще, захохотал. Хафиз Ибрагим опустился на
одно колено, замахнулся, цыганочка пошла вокруг него, легко изгибаясь,
закружилась быстрее и быстрее, ближе и ближе к незадачливому дюмбекчи,
откуда-то появился у нее в руках кусочек прозрачного муслина, она игриво
помахивала этим платочком, чуть не задевая вспотевшего хафиза, даже
Ибрагим при всей своей дерзости и нахальстве понял, что происходит нечто
слишком угрожающее для него, и если султан до сих пор не знает о том, как
попала в его гарем Роксолана, то уже сегодня может узнать, - слишком
зловеще вела себя султанша, все теснее и теснее затягивала вокруг него
петлю, начиная с той поэмы-намека и кончая этим танцем, на который он
сдуру сам напросился.
- ваше величество, вы узнали меня? Я Ибрагим. Вы узнали меня, ваше
величество?
выгнулась спиной, как змея, проронила сквозь раскрытые уста не то
Ибрагиму, не то еще кому-то:
Ибрагим. - Простите меня, ваше величество!..
почтительно прозрачный платочек, тот обвязал им свою длинную шею. Не
скрывал удовольствия. Да и скроешь ли величие власти, в какие бы одеяния
она ни рядилась?
него - чтобы его любили или боялись? Достигнуть одновременно того и
другого невозможно, поэтому приходится выбирать второе - держать подданных
в страхе. Когда речь идет о верности и единстве подданных, властелин не
должен бояться прославиться жестоким. Прибегая в отдельных случаях к
жестокости, он поступает милосерднее, нежели тогда, когда из-за чрезмерной
снисходительности допускает беспорядок, охватывающий всю державу, а
наказанию подвергаются только отдельные лица. Властелин не должен быть
великодушным и щедрым до такой степени, чтобы эта щедрость ему повредила.
Он не должен бояться осуждения за те пороки, без которых невозможно
сохранить свою власть, ибо есть пороки, благодаря которым властители могут
достигать безопасности и благополучия. Заставляя всех бояться, властелин
не должен вызывать против себя ненависти. Вселять страх, не вызывая
ненависти, довольно легко, если не посягать на имущество подданных и на
честь их жен и дочерей. Люди прощают и забывают даже смерть своих
ближайших родных, но не потерю имущества.
непоследовательными, малодушными и легкомысленными. Люди мстят лишь за
незначительные обиды, жестокое же угнетение лишает их возможности мстить.
Поэтому все необходимые жестокости должны быть решительными и быстрыми,
благодеяние же должно твориться медленно, чтобы подданные имели
возможность и время оценить его с признательностью. Существует два способа
действий для достижения высшей цели: закон и насилие. Первый способ -
человеческий, второй - диких зверей. Властители должны уметь пользоваться
обоими способами, на что указывали нам еще древние.
Хироном, получеловеком-полуконем, то есть уже в процессе воспитания в них
закладывались два начала: человеческое и животное, без которых невозможно
вообразить властелина, так же как добродушного разбойника.
Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля, Тициана, Лютера, Томаса Мора,
Дюрера и Томаса Мюнцера, человек, который видел коварство и жестокость пап
Александра Борджиа и Юлия Второго, христианских властителей Карла Пятого и
Франциска Первого, султанов Селима и Сулеймана, видел дым от костров
страшного Торквемады, слышал печальный звон цепей, в которые заковывались
рабы в тех самых землях, где расцветало искусство, возводились роскошные
сооружения, писались великие книги.
он был только наблюдательным секретарем своего времени и честно рассказал
о его цинизме потомкам.
Какой-то народ, народец, племя? Где-то на Востоке? Затерянные в
беспредельных степях. Когда-то там были скифы, сарматы, киммерийцы, аланы.
Византийцы писали о тавроскифах. Потом прогремели по всему миру слова
<Киев> и <Русь>. Но роксоланы, украинцы?
слово Роксолана почти забылось, исчезло вместе с маленькой золотоволосой
девочкой. Но вот она явилась миру новой султаншей, явилась внезапно во
власти едва ли когда-либо слыханной, и мир возжаждал узнать, кто она и
откуда.
Андреа Приули, умершего от чумы сразу же по прибытии в султанскую столицу)
принадлежал к людям, которых трудно чем-либо удивить. Еще от своего отца
наслышался о чудесах Персии, сам много лет был провидуром Венеции то в
Дамаске, то в Александрии, то в городах Пелопоннеса, то в Которе, этом
чуде Адриатики, которое своею необычностью могло состязаться и с
Дубровником, и с самой Венецией. За свою долгую жизнь Пьетро Дзено,
казалось, насмотрелся всего, но даже ему не приходилось слыхивать, чтобы
жена восточного властителя стояла у его трона во время торжеств или (что
уж переходило все границы вероятного) забавлялась целую ночь на карнавале,
среди неверных.
султаном? - засыпал посол вопросами Луиджи Грити.
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Акунин Борис
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Белов Вольф