когда пытаюсь изобретать всякие штуки, на которые глядя толстые только
плечами пожмут. Таким я и помру - наверняка даже, и останутся от меня лишь
кожа да кости, до того иссохну, что меня можно будет положить между двумя
страничками книги, да так и похоронить... А вы сами! Ведь вы на диво
тощий, вы король тощих, честное слово! Помните, как вы сражались с
рыбницами? Изумительное было зрелище: эти огромные груди, которые лезли в
атаку на вас, на узкогрудого; и они действовали так, руководясь
инстинктом, они охотились за тощим, как кошки охотятся за мышами...
Понимаете ли, толстый, вообще говоря, испытывает ужас перед тощим, поэтому
чувствует потребность убрать его с глаз долой - убрать любым способом:
перекусить ему глотку или растоптать. Вот почему я бы на вашем месте
принял меры предосторожности. Кеню ведь толстые, Меюдены толстые, -
словом, вокруг вас одни только толстые. Меня бы это обеспокоило.
Флоран, все еще улыбаясь.
всех наших знакомых. У меня в мастерской уже давно лежит папка с
зарисовками и пометками, к какому разряду они принадлежат. Это целый
раздел естествознания... Гавар - толстый, но такой, который выдает себя за
тощего. Это довольно распространенная разновидность... Мадемуазель Саже и
госпожа Лекер - тощие; впрочем, они принадлежат к весьма опасной
разновидности тощих - отчаявшихся, способных на все, чтобы потолстеть...
Мой приятель Майоран, маленькая Кадина, Сарьетта - эти трое толстые,
правда еще невинные, у них сейчас лишь приятный молодой аппетит. Следует
заметить, что толстый, пока он не состарился, прелестное создание... А
Лебигр - ведь он толстый, верно? Что касается ваших политических друзей,
то они почти все тощие: Шарве, Клеманс, Логр, Лакайль. Исключая из их
числа только этого дуралея Александра и загадочного Робина. Над Робином
мне пришлось поломать голову.
Он возвращался к своей теме, завершал некоторые портреты каким-нибудь
характерным штрихом: Логр - это тощий, у которого брюхо за плечами;
красавица Лиза - сплошной живот, а прекрасная Нормандка - сплошная грудь;
мадемуазель Саже, наверное, когда-нибудь в своей жизни упустила
возможность потолстеть, ибо ненавидит толстых, хотя и презирает тощих;
Гавар рискует потерять жир, он кончит свои дни, как высохший клоп.
бормотал:
приходило в голову ее как-то классифицировать... Она просто славная
женщина, вот и все. Ее не отнесешь ни к толстым, ни к тощим, черт возьми!
садившееся за Сюренскими холмами, было так низко на горизонте, что две
исполинские тени легли на белом памятнике черными полосами, похожими на
две черты, проведенные тушью; они уходили вверх, возвышаясь над огромными
статуями скульптурной группы. Клод совсем развеселился: он размахивал
руками, изгибался; потом, зашагав дальше, сказал:
страшил его теперь, после стольких слез, пролитых о нем в Кайенне. Когда
он подошел к Центральному рынку, там стоял удушливый смрад. Флоран понурил
голову, возвращаясь к привычному кошмару гигантской жратвы, затаив
сладостное и печальное воспоминание о прошедшем дне, овеявшем его чистотой
и здоровьем, пронизанном ароматами тимьяна.
5
Хотя ей нужно было только перейти площадь, она появилась в строгом туалете
- в черном шелковом платье без отделки и в ковровой шали. Этим она сразила
прекрасную Нормандку, которая провожала ее взглядом из-за своего прилавка
до самого портала церкви.
припала страсть к попам... Что ж, может поспокойней станет, когда покропит
задницу святой водой.
церковных обрядов и имела обыкновение говорить, что старается быть честной
во всем, а этого достаточно. Однако Лиза не терпела, когда при ней
непочтительно отзывались о религии; она часто останавливала Гавара,
любившего рассказывать всякие истории о попах и монашках, о проказах в
ризнице. Лиза находила такие разговоры совершенно неуместными: каждый
волен веровать или не веровать, это дело совести. К тому же священники
большей частью люди достойные. Таков известный ей аббат Рустан из церкви
св.Евстафия - высокопорядочный человек, всегда-то он даст дельный совет,
всегда можно положиться на его благожелательность. Засим следовало
разъяснение, что религия для большинства людей совершенно необходима; в
глазах колбасницы религия была чем-то вроде полиции, помогающей
поддерживать порядок, без которой не могло бы существовать никакое
правительство. Когда Гавар позволял себе вольности на этот счет, говоря,
что надо бы выгнать попов и закрыть их лавочку, Лиза отвечала:
надо будет придумывать другого господа бога. В девяносто третьем году так
и было... Вы ведь знаете, что я обхожусь без священников, но я всегда
скажу: "Они нужны", - потому что они нужны.
благоговейно-сосредоточенный. Она купила себе красивый молитвенник на
случай всяких похорон и свадеб, но никогда его не раскрывала. В
соответствующие моменты богослужения она вставала, опускалась на колени,
стараясь в каждой позе сохранять необходимую благопристойность. Все это
было в ее глазах как бы мундир, в который обязаны облачаться перед лицом
религии люди порядочные, коммерсанты и собственники.
св.Евстафия, осторожно приоткрыла дверь, обитую выцветшим зеленым сукном,
затертым от рук богомолок. Лиза окунула пальцы в чашу со святою водой и
старательно перекрестилась. Затем тихо прошла к часовне св.Агнесы, где две
женщины, стоя на коленях и закрыв руками лицо, ждали у исповедальни, из
которой виднелся край синего платья третьей прихожанки, уже исповедующейся
у аббата. Лиза была, по-видимому, раздосадована этим обстоятельством;
обратясь к привратнику в черной шапочке, который, волоча ноги, медленно
проходил мимо, она спросила:
кающиеся, и очередь подойдет скоро, а покамест, добавил он, не угодно ли
даме присесть. Лиза поблагодарила, умолчав о том, что пришла не
исповедоваться. Решив подождать, она мелкими шажками стала прохаживаться
по плитам храма, затем дошла до главного портала, остановилась и окинула
взглядом высокий неф, отличавшийся от ярко расписанных боковых приделов
своей строгостью и простотой. Лиза смотрела на все здесь с некоторым
пренебрежением: главный алтарь показался ей слишком бедным, холодное
величие камня было ей чуждо; колбаснице больше нравилась позолота и
вычурная пестрота боковых часовен. В часовенках, выходивших окнами на
улицу Жур, стоял серый сумрак, свет еле проникал сквозь запыленные стекла;
а в тех, что выходят на Центральный рынок, горели освещенные закатным
солнцем стеклышки витражей, радостной, необыкновенно нежной расцветки -
зеленые и особенно желтые, - такие прозрачные, что они напомнили Лизе
графинчики с ликером перед зеркалом в погребке Лебигра. Она перешла в эту
часть церкви, которая была словно согрета жаром пламенеющих углей;
несколько минут Лиза стояла, разглядывая раку, отделку алтарей, роспись,
на которой играли лучи, преломленные в стеклах. Церковь была пуста, под
безмолвными сводами проходил легкий трепет. На тусклой желтизне стульев
темными пятнами выделялись платья каких-то женщин; из запертых исповедален
доносился шепот. Пройдя снова мимо часовни св.Агнесы, Лиза заметила, что
синее платье по-прежнему распростерто у ног аббата Рустана.
горделивом сознании своей порядочности.
Марии, что расположена под сенью двойного ряда колонн за главным алтарем,
повеяло сыростью. На витражах - очень темных - вырисовываются лишь одежды
святых, ниспадающие широкими алыми и лиловыми складками, пылая, как пламя
мистической любви в благоговейно притихшем, задумчивом сумраке. Это
обитель тайны, брезжущее предвестие рая, здесь блещут звезды двух свечей;
висящие здесь под сводами и смутно различаемые в темноте четыре паникадила
с медными светильниками кажутся большими золотыми кадильницами, которые
раскачивают ангелы у ложа богоматери. Между колоннами часовни всегда стоят
на коленях женщины, опираясь локтями на сиденье повернутого стула и застыв
в сладкой истоме, которою дышит церковный мрак.
нервы. Она подумала: напрасно здесь не зажигают света - было бы куда
веселей. А в этой полумгле ей чудилось что-то непристойное, как бы
душистый сумрак спальни, и Лиза находила это не очень уместным. От
горевшего рядом с нею трехсвечника обдавало жаром лицо, и какая-то старуха
счищала большим ножом светлые слезы оплывшего воска. Однако Лиза и здесь,
среди пронизывавшего часовню благоговейного трепета, среди безмолвной
любовной истомы богомолок, отлично слышала, как стучали колеса фиакров,
выезжавших с улицы Монмартр и проносившихся по ту сторону витражей с алыми
и лиловыми святыми. А вдали немолчно гремел голос рынка.
Лукьяненко Сергей
Земляной Андрей
Русанов Владислав
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Мурич Виктор