Чтение 47–й страницы книги ~Улица младшего сына~

- Так точно! - по-военному ответил воспрянувший Володя.

- Как же, знаю твоего отца. А как он на твои намерения смотрит?

- Я у него уж просился, а он не взял, как на флот уезжал, - с неохотой
признался Володя.

- Не взял? Так, - отчеканил военный комиссар. - А ты, Владимир Никифорович,
значит, решил действовать в обход, с тыла зашел, так сказать. Вот что я
тебе скажу, парень... Есть добровольцы, а есть - я их так называю -
самовольцы. Разницу чувствуешь? Вот как по-твоему; ты кто?

Володя молчал.

- Военную дисциплину понимаешь? - спросил комиссар.

- Понимаю, товарищ военный комиссар.

- В каком классе, говоришь, учишься?

- В седьмом "А".

- Команду как выполнять, знаешь?

- Конечно, знаю.

- Так вот, слушай мою команду: правое плечо вперед, кругом, в седьмой класс
"А" ша-гом... арш!

И Володя, повинуясь этому голосу, привыкшему командовать, очень
растерянный, нашел в себе все-таки силы, чтобы не осрамиться перед
комиссаром, и, повернувшись через левое плечо кругом, по-военному
отчеканивая шаг по паркету, вышел в коридор.

Когда он прикрывал за собой дверь, комиссар крикнул ему вдогонку:

- Пррямо!.. И приказываю всем заготовить срочно побольше круглых пятерок.
Действуй!..

Потерпев неудачу в военкомате, Володя направился в городской комитет
комсомола.

В большой комнате толпилось много народу. Парни лет
семнадцати-восемнадцати, все уже в пилотках, разбирали оружие. Это были
комсомольцы из истребительных батальонов. Володя с азартной завистью следил
за ними. Он видел, как легко вскидывали они винтовки, продевая плечо под
ремень, как укладывали в патронташи обоймы и особой, солдатской походкой
шли к дверям. Увидев знакомого, Володя поздоровался с ним, подошел поближе
и почтительно погладил его винтовку;

- Дай подержать.

- Иди, иди, не балуй! - сурово оборвал его тот и отставил винтовку в
сторону.

- А кто здесь инструктор по военной работе? - спросил Володя.

Ему показали в угол комнаты. Самого инструктора не было видно: столько
народу навалилось со всех сторон на его стол, что-то расспрашивая, требуя,
размахивая руками. Володя подошел сперва с одного бока, потом зашел с
другого, навалился на чью-то спину и, косо съехав с нее, неожиданно
оказался притиснутым к самому столу. За столом сидел очень маленький
комсомолец с давно не стриженными и как-то странно, пятнами, выгоревшими
волосами. Он устало моргал глазами и большим пальцем чесал макушку, отвечая
налево и направо обращавшимся к нему комсомольцам.

- Товарищ инструктор... - успел сказать Володя. Инструктор на мгновение
взглянул на него, но тотчас же его отвлекли сбоку. Наконец он повернулся
опять к Володе:

- Ты что хотел?

- Товарищ инструктор... Я вам что скажу... только погодите!.. Вы сперва мне
ответьте. Я к вам насчет военной работы зашел.

- Ко мне, кстати, насчет только этого и приходят, мальчик, - ответил
инструктор.

- Какой я мальчик! - обиделся Володя. - Вы сперва поглядите как следует.
Мне уже две недели, как пятнадцатый год пошел.

- Года твои, конечно, почтенные, только ты давай поскорей. Что тебе
требуется?

- Я пионер, активный, почти уже комсомолец, скоро переходить буду, если,
конечно, примут... В общем, я хочу, чтобы вы меня направили на фронт кем
угодно.

- Э-э, я думал, ты и правда за делом! Думал, понимает пионер, какой у нас
момент, а ты... - Инструктор только поморщился.

- Разве это не дело? - наседал Володя. - Хорошенькое "не дело", если
человек на фронт хочет!

- Дорасти еще надо. А пока - не дело.

У Володи был такой несчастный вид, что инструктор сказал:

- Слушай, малый... Хлопец ты хороший, вижу - патриот. Если действительно
дела ищешь, у меня для тебя дело найдется. Ты из какой школы?.. Лейтенанта
Шмидта? Ага! Вот, есть для тебя и для ваших ребят работка. Бутылки нам
нужны.

- Бутылки? - переспросил Володя недоверчиво.

- Да, да бутылки... Что смотришь? Не для ситро и не для лимонада - гранаты
из них будем делать. Зальем в них горючую жидкость, а на фронте ими по
немецким танкам бить станут. У немца сейчас танков много. Понятно тебе?
Стеклянная артиллерия.

- А, это я слышал! - обрадовался Володя.

- Ну вот тебе и будет задание от комсомола. Займись. Кстати, как твоя
фамилия?

- Дубинин.

- Стоп! Валя Дубинина тебе кем приходится?

- Она мне сестра.

- Ну вот, по ней и равняйся. Полезная девушка. Дело свое делает... Так я на
тебя надеюсь, Дубинин. Сдавать будешь нам, сюда.

- А на фронт - никак? - на всякий случай еще раз спросил Володя.

- Ну, лыко-мочало... - протянул инструктор и заговорил с другими.

Шел урок синтаксиса. Аркаша Кругликов разобрал написанные на доске
сложносочиненные и соподчиненные предложения.

- Дубинин! - вызвала вдруг Юлия Львовна. - Дубинин, где ты?

Володя Киселевский, припав к парте, зашептал что-то вниз. Из-под парты
поднялся красный от натуги Володя.

Все обернулись к нему, шепча:

- Дубинин... Вовка... вызывают тебя.

- Ты там что... задремал под партой, Дубинин? - спросила Юлия Львовна. -
Иди к доске.

Володя поднялся, сделай шаг от парты. И в ту же минуту раздался грохот и
звон. Из ящика его парты выпали на пол и покатились по проходу бутылки.

- Что там у тебя случилось? - рассердилась Юлия Львовна.

- Дубинин бомбит класс! - крикнули сзади.

- Юлия Львовна, - насупившись, проговорил Володя и стал незаметно
откатывать ногой бутылки к своей парте, - это нечаянно выпало... Это
стеклянная артиллерия... Будущие гранаты. Мы собираем по заданию горкома
комсомола.

- Ну хорошо, а зачем же ты их в класс натаскал?

- А куда же мне их деть, раз их сюда принесли? Это ребята из второго
класса, с которыми я в прошлом году занимался. Я им тоже задание дал, они
мне и таскают.

- Нет уж, давай, Дубинин, условимся так, что ты класс в бутылочный склад
превращать не будешь. Найди себе другое место. А после уроков зайди ко мне
на квартиру: я тебе там добавлю твоей артиллерии. У меня тоже найдется
немножко посуды.

Полную кошелку бутылок получил Володя у Юлии Львовны. Вообще сбор в этот
день был удачный: из кармана пальтишка торчали горлышки бутылок, раздобытых
второклассниками, гремели за пазухой, перезванивались в кошелке, стукаясь
одна о другую, бутылки всех видов и калибров. Довольный Володя, громыхая на
всю улицу, шел домой.

Он был на углу Пироговской, когда объявили воздушную тревогу.

Впервые Володя забеспокоился так сильно: очень уж хрупкое и легко бьющееся
добро тащил он. Обидно будет, если все разобьется. И Володя помчался домой.
Бутылочный перезвон сопровождал каждый его шаг. Влетев во двор, уже пустой
и словно вымерший, Володя свалил все бутылки в один мешок и потащил его к
убежищу. По дороге он столкнулся с Алевтиной Марковной, которая несла
огромный узел и тоже торопилась в укрытие. Она закричала:

- Володя, мама беспокоится, не хотела без тебя в убежище пойти! Хоть
покажись ей, пусть успокоится.

Но Володю сегодня не надо было уговаривать. Он волочил свой тяжелый,
громыхающий мешок, осторожно спустил его по кирпичным ступеням подвала и
оказался в подземном укрытии. Там тускло горела желтая электрическая
лампочка в проволочной сетке. В чахлом свете ее Володя разглядел людей,
сидевших у сырой стены, притихших ребят, горестно сгорбившихся старух.
Кислая духота подвала, ощущение подземелья, жуткое ощущение земной толщи,
которая нависла над головой и вот-вот рухнет, удручали Володю. Нет, скорее
на поверхность, на свет, на воздух! Володя бережно уложил в дальнем углу
свой драгоценный мешок с бутылками - теперь они были в сравнительной
безопасности, - а сам стал пробираться к выходу.

- Бегает тут взад-вперед! - заворчали на него.

- Без дела бы не бегал! - огрызнулся Володя.

- Знаем мы твои дела...

И сейчас же из сумрака подвала послышался голос матери:

- Вовочка, это ты там? Иди, сынок, сюда, родной, скорее! Одна я тут, и Вали
нет - в горкоме, видно, задержалась... Что же это будет такое?

- Я здесь, мама, я сейчас... - говорил Володя, пробираясь к матери.

- Ну умница, что спустился, спасибо тебе, золотко, - говорила мать, и
Володя почувствовал, что лучше не говорить о бутылках. - Сделай хоть мне
одолжение, посиди ты со мной, не вылазь наверх. Прошу тебя! - уговаривала
мать.

- Разве только если для тебя.

Тяжелые вздрагивания земли сообщали о падавших где-то фугасках. В укрытии
было тихо, все прислушивались. Только в уголке плакал ребенок.

- Я не могу, мама, я пойду, - не выдержал Володя.