въехали на тротуар.
флаг. Блеснула шашка. Спина покачнулась. Пиджак лопнул наискось. Хозяин тира
дернулся и повернулся.
бачками.
самодержавие!
продолжая прижимать знамя к раскрытой волосатой груди с синей татуировкой.
человека, оставлявшее на мертвенно-серой мостовой длинный красный,
удивительно яркий след.
добрался домой, ему показалось, что уже сумерки, а на самом деле не было еще
и двух часов.
доходили сюда в виде слухов и отдаленных выстрелов. Но к слухам и выстрелам
давно уже привыкли.
такую пору вечер начинается с утра. В мутном, синеватом воздухе уже
пролетело несколько совсем маленьких снежинок. Но твердая земля все еще была
совершенно черной, без единой сединки.
пробрался в детскую. Но было так рано, что о мальчике еще и не начинали
беспокоиться.
разогнанной швейной машинки, ощутил запах кипящего борща, и вдруг ему
захотелось броситься папе на шею, прижаться щекой к сюртуку, заплакать и
рассказать все.
уступив место другому, новому - сдержанному и молчаливому чувству
ответственности и тайны. Первый раз в жизни мальчик просто и серьезно, всем
сердцем, понял, что в жизни есть такие вещи, о которых не следует говорить
даже самым родным и любимым людям, а знать про себя и молчать, как бы это ни
было трудно.
прошел и уселся рядом на стуле, чинно сложив на коленях руки.
уляжется, в учебных заведениях опять начнутся занятия. Пойдешь в гимназию.
Нахватаешь двоек. Легче станет на сердце.
столовой появилась Дуня. Она бессильно прислонилась к дверному косяку, тесно
прижимая руки к груди.
сбившегося платка на небывало бледное лицо упала прядь волос с повисшей
шпилькой.
каждый день она сообщала какую-нибудь городскую новость. Но на этот раз ее
безумные глаза, за, судорожное дыхание, весь ее невменяемый вид говорили,
что произошло нечто из ряда вон выходящее, ужасное. Она внесла с собой такую
темную, такую зловещую тишину, что показалось, будто часы защелкали в десять
раз громче, а в окна вставили серые стекла. Стук швейной машинки тотчас
оборвался. Тетя вбежала, приложив пальцы к вискам с лазурными жилками:
погром...
второго этажа выбросили на мостовую. Через минут десять до нас дойдут.
рукой пенсне.
порывисто снимать икону.
расставляла их на подоконниках лицом на улицу и подкладывала под них стопки
книг, коробки, цибики из-под чаю, - все, что попадалось под руку. Отец
растерянно следил за ней:
евреев... А русских не трогают... У кого на окнах иконы - до тех не заходят!
сил дробно стучать кулаком по столу. - Не смейте... Я вам запрещаю!..
Слышите? Сию же минуту прекратите... Иконы существуют не для этого... Это...
это кощунство... Сейчас же...
бледным, с розовыми пятнами на высоком лепном лбу.
бросился к подоконнику и схватил икону.
чисто поубивают! Татьяна Ивановна! Ясочка! Чисто всех побьют! Ни на что не
посмотрят!..
Молчать! Здесь я хозяин! Я не позволю у себя в доме... Пускай приходят!
Пускай убивают всех!.. Скоты!.. Вы не имеете права... Вы не имеете...
очень далеко - крестный ход или похороны.
опустившееся и потемневшее небо грифельного цвета висело над безлюдным
Куликовым полем. Несколько длинных ниток легкого, как лебяжий пух, снега,
собранного ветром, лежало в морщинах голой земли.
увидел, что та низкая и темная туча, которая лежала на горизонте Куликова
поля справа от вокзала, вовсе не туча, а медленно приближающаяся толпа.
юбок, и в коридоре совершенно неожиданно появилась пожилая женщина, держа за
руку ярко-рыжую заплаканную девочку.
фильдекосовые митенки. На голове у нее несколько набок торчала маленькая, но
высокая черная шляпка с куриными перьями. Из-за ее плеча выглядывали
матово-бледное круглое лицо Нюси и котелок "Бориса - семейство крыс".
одной рукой подбирая юбки, а другую прижимая к сердцу. Сладкая, светская и
вместе с тем безумная улыбка играла на ее подвижном, морщинистом личике.
простирая обе дрожащие руки в митенках к отцу. - Господи Бачей! Татьяна
Ивановна! Мы всегда были добрыми соседями!.. Разве люди виноваты, что у них
разный бог?..
разбивают всё, но пусть пощадят детей!
карманы, и отвернулся, показав свою подбритую сзади, синеватую шею.
Или ты хочешь, чтобы я тебе надавал по щекам? Твоя мать знает, что она
делает. Она знает, что господин Бачей - интеллигентный человек. Он не
допустит, чтоб нас убили...
поднимая еврейку. - Как вам не стыдно? Конечно же, конечно! Ах, господи,
прошу вас, входите... Господин Коган... Нюся... Дорочка... Какое несчастье!
тетя готовы были провалиться со стыда сквозь землю, пока она рассовывала
детей и мужа по дальним комнатам, пение за окном росло и приближалось с
каждым шагом.
крестный ход.