голосом, и барабаны остановились.
продолжал поднимать ее как гантель, когда Энни не было в комнате, бог знает
зачем) и встряхнул ее еще раз. Зазвякали клавиши и на доску, служившую
письменным столом, выпал кусок металла.
в порядок, чтобы эти кокадуди Ройдманы не сказали ничего плохого в городе.
выудить из нее новый сюрприз. Он смотрел на нее в ярком солнечном свете
угасающего дня и не мог поверить своим глазам.
были напечатаны - В дополнение ко всему старая машинка теперь выбросила
наиболее употребляемую в английском алфавите букву, "н"
под ней гласила "Май"; но Пол теперь сам отмечал дни на клочке бумаги и
согласно его домашнему календарю сегодня было 21 июня.
подумал он кисло и швырнул клавишумолоточек в корзинку для мусора.
последует затем. Писание от руки - вот, что будет.
заманить Яна, Джеффри и занятного Хезекьях в засаду Боуркас, в то время как
все остальные могли добраться до пещер за лицом идола для восторженного
финала, он вдруг почувствовал усталость.
как часто случалось, когда он думал, насколько безумной становилась Энни,
перед ним возникал взмывающий вверх и опускающийся топор, вставало
изображение ее ужасного, безразлично мертвенного лица, забрызганного его
кровью. Все было ясно. Каждое произнесенное ею слово, каждое слово, которое
она выкрикнула, пронзительный визг топора, отлетающего от разрубленной
кости, кровь на стене. Все совершенно ясно. И как он уже часто делал, он
постарался заблокировать свою память и взять себя в руки.
почти фатальной аварией Тони Бонасаро при его последней отчаянной попытке
уйти от полиции (и это вылилось в эпизод допроса, проводимого в больнице
бывшим партнером Тони лейтенантом Грейем) Пол разговаривал со многими
жертвами аварий. И все время он слышал одно и то же. Все преподносилось
по-разному, но смысл всегда оставался следующим: Я помню, как садился в
машину. Помню, как пришел в себя здесь. Больше ничего не помню.
догола, укажи на шрамы и он расскажет тебе историю каждого из них, даже
самого маленького. От больших шрамов можно получить роман, а не амнезию. Для
того, чтобы стать писателем, достаточно малого таланта, но единственным
требованием при этом является способность помнить историю каждого шрама.
данных условиях: воспоминание о Цинди Лопер, весело ищущей свой путь в жизни
через "Девушки хотят только развлекаться". Там все было ясно: О, дорогой
папа, ты по-прежнему остаешься самым любимым, но девушки хотят развлечений /
когда рабочий день завершается / девушки хотят развлекаться.
гораздо сильнее, чем ему хотелось сигарету. Это не обязательно должна быть
Цинди Л опер. Любой сойдет. Иисус Христос, Тед Нугент - все подойдут.
прекрасно понимая, что это было в нем, как кость в горле. Оставит ли он ее
там или будет мужчиной, которому все осточертело и он постарается избавиться
от этой мысли?
было хорошо. Это было воспоминание об Оливере Риде, сумасшедшем, но
обладающим даром убеждения ученым в кинокартине Дэвида Кронинберга "Толпа".
Рид убеждает своих пациентов в Институте Психоплазмы (название Пол считал
особенно забавным) "пройти через все это! Пройти, через все испытания!"
был бы таким же дерьмовым торговцем пылесосами, как его отец.
заново переживать все это.
изуродовала его, боль ушла. Он плыл по течению, чувствуя себя вне тела,
подобно оторвавшемуся от привязи воздушному шарику, наполненному чистыми
помыслами.
пространство между тогда и теперь было заполнено болью, скукой и случайными
приступами работы над его глупой мелодраматической книгой, чтобы избежать
первых двух. Все было бессмысленным.
проходящая через все. Нить, которая проходит так стабильно. Неужели ты не
видишь ее?
неправильная, она была чертовски глупой.
страдание, боль обычно длительную и часто тупую; как имя собственное оно
означало характер и сюжет, причем последний несомненно длинный и
бессмысленный, но тем не менее очень скоро заканчивающийся. "Мизери"
сопровождало его все последние четыре (а может быть пять) месяцев жизни. Да,
много боли, страданий; "Мизери" изо дня в день... но, конечно, это было все
слишком просто...
обязан ей своей жизнью, так что это может быть... потому что ты прежде всего
оказался Шехерезадой, не правда ли?
вот и все. Жалкие писаки хотят развлекаться. Затем возникла неожиданная
идея, которая дала абсолютно новый ход мыслям.
Шехерезадой также и для себя.
ожидал уже увидеть. Промелькнула тень Энни и исчезла.
столкнулся с колоссальным идиотизмом: ты обязан жизнью тому факту, что хотел
закончить дерьмо, которое Энни заставила тебя писать. Ему следовало бы
умереть... но он не мог. Не мог пока не узнает, чем все закончится.
жизнь вращалась вокруг "Мизери" и продолжала зависеть от нее.
Чувство парения уступило место чувству скольжения. Иногда приходили мысли,
иногда была полная пустота, а иногда он смутно слышал где-то вдалеке голос
Энни, звучащий с той же интонацией, какая была при сжигании рукописи, когда
огонь грозил выйти из
вспомнил телефонный звонок в три часа утра, когда он был в колледже.
Заспанный надзиратель четвертого этажа барабанил в его дверь, вызывая выйти
и ответить на проклятый звонок. Это была мать: "Приезжай домой как можно
скорее, Паули. Отца разбил паралич. Он угасает". И он помчался домой так
быстро, как только мог, выжимая из своего старенького Форда все 70 несмотря
на то, что свыше 50 появлялось угловое колебание передних колес; но все было
напрасно. Когда он прибыл на место, отец уже больше не угасал. Он угас.
Он не знал, но почти полное отсутствие боли в течение последующей недели
после ампутации ноги было явным показателем, насколько близко. Это и паника
в ее голосе.
явилась побочным эффектом лекарств; снова была поставлена капельница с
глюкозой. Но из этого состояния его вывел барабанный бой и жужжание пчел.