Все же, невзирая на необычайную пустоту в желудке, я был счастлив.
мужеством и практичностью. Она очень страдает от подагры, но, подобно
святой Терезе, держится стоически, как солдат, и завоевывает все новые и
новые души для Христова воинства.
кокетства. Ей уже без малого восемьдесят лет, она хрома и половина лица у
нее парализована.
как-то сник, в нем явно проглядывала совершенно не свойственная ему
робость.
свойства, и я съел ее в поезде. Конечно, аппетит у меня теперь испорчен на
месяц. Да, приятно быть снова вместе с тобой, дружище. - В голосе Пейра
звучала нежность и не совсем обычная для него товарищеская задушевность.
Он положил Стефену руку на плечо, избегая, однако, смотреть ему в глаза. -
Завтра мы снова двинемся в путь.
Пейра снова заговорил театральным, неестественно приподнятым тоном: - У
меня родился замечательный план. В Гранаде мы купим ослика и маленькую
тележку и пустимся в путь-дорогу до Севильи.
вид передвижения в этой стране. Мы будем веселыми пилигримами,
трубадурами, если тебе так больше нравится. Будем идти и петь, просить
подаяние, если придется, и жить плодами земли, которых здесь такое
изобилие в это время года - грозди винограда на лозах, спелые дыни в
полях, сочные гранаты и фиги на деревьях!
больше, что Пейра совершил какой-то чрезвычайно неблагоразумный поступок.
- Я отказываюсь принимать участие в таком сумасшедшем предприятии.
пробормотал:
настоятельной необходимостью. Тронутый их бедственным положением и
нуждами, далеко превосходящими наши с тобой, я отдал все наши деньги - во
славу святой Терезы - доброй матери Морелле, настоятельнице монастыря, а
себе оставил двести песет.
4
Стефен смотрел, как ветви эвкалипта роняют дождевые капли, колыхаясь на
холодном резком ветру, дувшем с Сиерры-Невады. Мокрое железнодорожное
полотно убегало куда-то в пустынную даль. Саквояж Пейра и чемодан Стефена
стояли в углу.
грязном, пропахшем мочой вагоне в четыре часа утра. Стояла кромешная тьма,
лил дождь. Когда рассвело, они отправились в Альгамбру пешком, но это
обернулось полнейшей бессмыслицей. Под проливным дождем мраморные колонны
и мавританские арки казались неуместными, как свадебный пирог на
похоронах. Львиный двор был затоплен водой, панораму города скрывал туман.
В полном молчании Стефен и Пейра возвратились под гостеприимный кров
вокзала. Тогда, все еще пылая справедливым негодованием, Стефен заявил,
что снимает с себя всякую ответственность за дальнейшее, и, оставшись глух
к мольбам своего приятеля, предоставил тому отправиться на рынок в
одиночестве.
улучшить настроение Стефена. Он никак не мог примириться с мыслью, что
средства, с таким трудом собранные для этого долгожданного путешествия,
были столь беззаботно, одним мановением руки брошены на ветер. Он снова
поглядел на вокзальные часы, отметив про себя при этом, что дождь, который
уже несколько минут назад начал утихать, прекратился вообще. И тут в окно
он увидел легкую повозку, запряженную маленьким осликом, которая весело
подкатила к главному входу вокзала и остановились. Стефен вышел на улицу.
Экипаж выглядел значительно лучше, чем можно было ожидать, и Стефен,
несмотря на всю свою досаду, был приятно удивлен.
Пейра был преисполнен гордости. - Как видишь, тележка легкая и еще совсем
крепкая. Ослик хотя и не очень рослый, но весьма выносливый. Его хозяин
плакал, расставаясь с ним.
немного смягчился.
сиденье тележки. - Я купил все эти запасы на оставшиеся песеты. Хлеб,
бананы, сыр, вино. Вместе с нашим окороком нам хватит на неделю, а то и
больше.
обогрев землю своим теплым сиянием, и все изменилось как по волшебству.
Сразу стало светло и весело, на стрехах беленных известкой домов
засверкали дождевые капли, в ветвях эвкалипта засвиристела какая-то
пичужка. И когда Стефен подумал о том, как они с Пейра, свободные и
независимые, зашагают по путям-дорогам в новые неведомые края, предстоящее
путешествие стало казаться ему веселым, увлекательным приключением и
настроение у него поднялось.
без понуканий тащил повозку. Скоро они выбрались из города и очутились на
широкой дороге, затененной смоковницами с ободранными стволами. По
сторонам потянулись поля, засеянные кукурузой, подсолнухами, табаком. И
повсюду цвели мимозы, бугенвилеи и дикая герань. Потом стали попадаться
апельсиновые рощицы. Ветви деревьев гнулись к земле, отягощенные плодами,
еще зелеными, маленькими, похожими на восковые шарики. Стефен, сидя на
узком облучке, с восторгом вдыхал напоенный ароматами воздух, любуясь
пейзажем, игрой света и тени меж стволов деревьев, прозрачным блеском
воды, журчавшей по оросительным каналам. Он украдкой поглядел на своего
спутника.
через Санта-Фе и Лоху, не так ли? А потом через перевал?
и, покинув очаровательную долину реки Хинель, начали подниматься к
предгорьям Сиерры. Кругом не было ни малейших признаков человеческого
жилья, но узкое ущелье, огражденное высокими соснами, обещало хороший
привал. Они выпрягли ослика и, стреножив его, пустили на лужайку, поросшую
жесткой травой, которую это изумительное животное тут же принялось мирно
пощипывать. Сами же они, не давая себе труда разжечь костер, недурно
поужинали вином и хлебом с сыром. Ночь была тихая, теплая, безлунная. Они
прилегли на песке, сухом, нагретом за день солнцем, устланном сосновыми
иглами, и Стефен почти мгновенно уснул.
знойные. Вокруг были зеленые плодородные поля и сады, изредка попадались
крошечные хутора, где на розовых черепичных кровлях домов сушились
охристо-желтые початки кукурузы. На грядках спели дыни, золотистая солома
летела из-под цепов молотильщиков. Стефен и Пейра ехали не спеша, то и
дело останавливаясь, чтобы сделать зарисовки или, установив в тени
жакаранды свои мольберты, написать пейзаж. Изменчивые очертания легких,
прозрачных, как кружево, облаков, таявших в небе, были полны неизъяснимой
прелести, в низкорослом кустарнике неумолчно гудели пчелы, черепичная
крыша деревенской церквушки пламенела вдали на фоне ультрамаринового неба.
Воздух пьянил, как вино, такой в нем стоял аромат жасмина. По вечерам они
готовили ужин из своих запасов, потом Пейра доставал окарину и наигрывал
на ней под аккомпанемент цикад или, глядя на молочно-белую россыпь
Млечного пути в иссиня-черном, как в арабских сказках, небе, пускался в
пространные, глубокомысленные монологи, к которым Стефен прислушивался
лишь краем уха. То были ученые рассуждения на разнообразнейшие темы: от
жития святого Яго Компостельского до выращивания пробковых деревьев, от
Фердинанда и Изабеллы до любовной лирики пресвитера Иты - после чего Пейра
ложился почивать, романтично возвышенным тоном декламируя строфы испанских
стихов:
5
перемена. Горы внезапно придвинулись ближе, зеленые холмы остались позади,