в кармане таилась не бумажка, а нечто, меняющее мою суть. Как оружие,
как револьвер, про который никто вокруг не знает. (Нет. Слабовато!) Как
непрерывно излучающийсЯ в кармане кусок сворованного урана...
Оказалось, у входа вовсе не спрашивают (как спрашивали первое время:
ТПростите. А у вас есть валюта? Откуда она?У) С Оказалось, валяй, прохо-
ди, глазей. Вот и зашел. Но и глазея, приятно было нетРнет и сунуть руку
в карман, похрустеть там свернутой купюрой. Мне кажется, Я узнал бы ее
из других уже наощупь; моя.
взял и купил какоеРто лимонадное пойло. Сама бутылка, этикетка на ней
были, вероятно, столь нарядны, эффектны, манящи, что рот мой и желудок
разом наполнились слюной: удар. Весь трубопровод кишок заныл сосущими
стенками и ворсинками: жить не хотелось, хотелось пить , Я уже размени-
вал купюру. Зачем?.. Не знаю. Так получилось.
выйдЯ из магазина, скрутил бутылке головку, первые два глотка... и все.
Обожгло. Приятно. В желудке и в кишках улеглось. И пить, как стало Ясно,
Я не хотел. И в кармане уже не было полновесной купюры.
перь направлении) С в метро в первом часу ночи зябла в вагонном углу
жалкаЯ девица, Я подсел к ней. Почти тотчас подсел. Если Я с деньгами,
тяга к жалким выраженнее и острее слух; и слезки их аукаютсЯ слышнее.
вагоне, кроме нас двоих, никого.)
всякому. Но в вагоне никого...
оглянулся, она шла следом. СтанциЯ и переход еле освещены. На эскалаторе
она спросила, нельзЯ ли ей пойти ко мне домой, ей надо пописать. Я зас-
меялся. Если выйти из метро, всегда можно найти кусты, задник киоска или
просто темный угол: С Не хочу в кусты, С сказала она. С А ты хитер, па-
паша. Я ведь не спешу. Я бы заодно поела у тебЯ дома, а?..
тут ощутил С все времЯ о них помнил.) Она была совсем молода. А Я старо-
ватый, одинокий, ночной мужчина. С долларами. Но вот чегоРчего, а жильЯ
не было: ночью в общагу вахтер может ее не пустить, хоть стой на коле-
нях. (Имидж честного квартирного стража мне и самому не оченьРто ее поз-
волял. То есть женщину с улицы.)
стати ее, страшноватую, вести в семейный дом?
сказал ей: ТПокаУ. С А она вдруг метнулась ко мне, буквально кинулась на
грудь. Объятие было и неуместно, и слишком длительно. Мы так и застыли.
Мы не просто прощались, мы грандиозно прощались, словно мой океанский
теплоход вотРвот отойдет, отчалит (а ждал Я обычный метропоезд в Тта-
ганскуюУ сторону). Но она так прилипла к груди. Так тепло. Так неожидан-
но. А главное: ничего не говорила, просто лежала у менЯ на груди до са-
мого поезда.
нос затянувшеесЯ объятие. Но было совсем уж неожиданным, когда, заслышав
шум поезда, Я вдруг вытащил сложенную двадцатидолларовую бумажку и отдал
ей. Это было неслыханно много. МоЯ рука дернулась запоздалым движением,
пытаясь разделить купюру хотЯ бы на две. Но не разорвать же! А переси-
лить сделанное (перерешить) Я не сумел С не захотел. Отдал, не ища в
кармане мелкой замены и уже не суетясь (не испортил жеста) С дал , что
дал. Она сунула в свой кармашек в юбке, не поблагодарив. Она не разгля-
дела купюру. њерез стекло вагонной двери Я изо всех сил смотрел, пытаясь
углядеть хоть отсвет в ее глазах: неужели она не поняла, как много Я
дал?.. Глаза ее были пусты, бесцветны. Прощай, девочка.
самого себя.) Прежде всего долги: Я разгуливал вверхРвниз по этажам мно-
гоквартирной общаги, вспоминая, кому и сколько. Затем Я принимал соот-
ветствующий вид (одолженным деньгам, сумме) и не спеша, вальяжно входил.
Да, извини. Да, у менЯ к тебе важное дело. Мужик настораживался, женщина
поджимала губы. Важное дело, повторял Я...
цати, Явно начинающая. Возле антикварного магазина, на углу, случайно.
молодая!). Шла со мной, а Я с какогоРто момента не обращал внимания, да-
же перестал перебрасыватьсЯ с ней словами, С пропустят со мной в общагу
или прогонят вон, мне все равно. Я был уверен, что прогонят, но ее пус-
тили. И вот на шестом, в сторожимой мной квартире Конобеевых, мы с ней
коротаем время. Да пусть ее, подумал Я. (Я ведь искал.) Конечно, видел,
что на Вероничку она не тянет. Веронички (длЯ меня) из нее не получится.
СтрадающаЯ С значит, хоть сколькоРто осознающая, кто и почему ее жалеет.
СтрадающаЯ С значит, и мучающаясЯ сама собой (скрытно; или пусть даже
шумно, истерично). А девочка с улицы, почти профессионалка, была никакаЯ
и в общем даже веселенькая. Смешная. Подчас плакала, но плакала от нео-
пытности. Начинающая.
ПадшаЯ птичка и подпольный (андеграундный) мужик,
возможно, и составляют ровню, С думалось мне. То есть
искомую психологическую ровню, а значит, пару С мужчину
и женщину, с особенной и даже уникальной возможностью
взаимопониманиЯ (и растворениЯ друг в друге). Но мы с
ней С какаЯ мы пара и ровня, если у девчушки С свое
означенное место, зарабатывает, трудится,
акцентированнаЯ частица общества? И никакого, ни даже
малого сегодняшнего горЯ не было в ее веселенькой
улыбке, в смехе, в ее кругленькой жопке. Также и лоно
ее, пушистое, смешное, и всЯ ее мило откровеннаЯ
сексуальнаЯ атрибутика (Я не спал с ней, но дважды
видел, как она выходила из ванной, нимало менЯ не
стесняЯсь) не содержали ни горя, ни униженности. Даже в
облегченном варианте случай Раскольникова и Сони не
проходил. Выслушать ее, тем более открытьсЯ ей было
невозможно, немыслимо, все равно как в постели, вдвоем
запеть советское, марш космонавтов. Она и знать не знала
С кто она. Еще и свысока, снисходительно посматривала,
как Я, задумавшись, лежу на кровати. Или как несколько
случайных минут стучу на машинке (чтобы отвлечься,
просто разминка мысли). Или как готовлю себе простецкую
еду. ТА чо ты бормочешь засыпая?..У С спросила. (На
ТтыУ, разумеется, хотЯ Я с запасом годилсЯ ей в отцы,
если не в деды.)
даромУ. С Раньше уверяла, что она длЯ менЯ Тслишком дорогаяУ). Да, да, Я
в общем ей нравлюсь и симпатичен, но ей неспокойно, что Я так нервно,
дерганно сплю. Своим скромным умишком она какРто слишком быстро смекнула
(вдруг почувствовала), что Я ниже ее, если мерить меркой грубо, то бишь
социально. ПадшаЯ (в классическом смысле), она всегоРто пала на землю,
низко, у самых ног. Я же, если сравнивать, был андеграунд, был под зем-
лей , был слишком сам в себе С вот что ее, с ее недоопытом, насторажива-
ло. Пусть бы и пострашнее С но пусть попонятнее!.. КакойРнибудь перва-
чокРуголовничек, решивший навек завязать и сколотить семью, возможно, и
мог бы сейчас составить ей пару. Экзистенциальную, гожую длЯ любви и се-
мейных забот, взаимно цепкую пару. Он и она С они бы разожгли свой грею-
щий огонек (трением друг о друга). Возможно, он бы ее поколачивал. Воз-
можно, она бы ему лгала. Но, глаза в глаза, они бы все больше проясня-