Чтение 47–й страницы книги ~Я умею прыгать через лужи~

На следующий день, во время большой перемены, я поехал домой на
Звездочке. Ехал я не спеша. Мне хотелось насладиться картиной, которая
рисовалась моему воображению: как отец увидит меня верхом. Мать, пожалуй,
встревожится, а отец положит мне руку на плечо, посмотрит на меня и скажет:
"Я знал, что ты добьешься своего", - или что-нибудь в этом роде.

Когда я подъехал к воротам, он стоял у двери сарая, склонившись над
седлом. Он не видел меня. Я остановил пони у ворот и несколько секунд
смотрел на отца. Потом крикнул:

- Э-гей!

Он, не разгибая спины, повернул голову к воротам и так и замер в этом
положении, а я, улыбаясь, глядел на него; потом он медленно выпрямился и
пристально посмотрел на меня.

- Это ты, Алан? - произнес он вполголоса, как будто я сидел на лошади,
которая могла испугаться его голоса и понести.

- Да! - воскликнул я. - Иди сюда, посмотри на меня. Только посмотри! Ты
помнишь, ты говорил, что я никогда не буду ездить верхом? А теперь гляди.
Э-гей! - крикнул я, как это делал иногда отец, когда скакал на норовистой
лошади, наклонился вперед и, быстро приподнявшись, ударил Звездочку в бок
пяткой "хорошей" ноги.

Белый пони рванулся вперед короткими скачками, потом, выровнявшись,
пошел быстрым аллюром. Из-за плеча пони мне было видно его мелькавшее взад и
вперед, как поршень, колено, я чувствовал его силу и движение лопаток при
каждом шаге.

Я поехал вдоль нашего забора до купы акаций, потом осадил пони и
откинулся назад, когда он, поворачиваясь, присел на задние ноги, а из-под
его копыт летели камни, голова его то поднималась, то опускалась, пока,
напрягаясь, он набирал скорость. Потом я помчался назад, и отец со всех ног
побежал к калитке мне навстречу.

Я проехал мимо него, держа поводья в руке, покачиваясь в седле в такт
движениям Звездочки. Снова кругом и обратно, наконец замедленный ход,
остановка... Вот пони стоит у ворот, касаясь их грудью. Танцуя, он подается
назад, взмахивает головой, его бока вздымаются. Воздух, с шумом вылетающий
из его раздутых ноздрей, скрип седла, позвякивание уздечки - сколько раз я
мечтал, что услышу эти звуки, сидя верхом на гарцующей лошади, и сейчас я
слышал их и чувствовал запах пота, запах лошади после галопа.

Я взглянул на отца и с тревогой заметил, что он побледнел. Мать вышла
из дома и торопливо направилась к нам.

- Что случилось, папа? - быстро спросил я.

- Ничего, - сказал он. Он продолжал смотреть на землю, и я слышал его
дыхание.

- Тебе не нужно было так бежать к калитке. Ты совсем задохнулся.

Он взглянул на меня и улыбнулся, потом обернулся к матери, которая,
подойдя к забору, протянула ему руку.

- Я видела, - сказала она.

Секунду они смотрели друг другу в глаза.

- Он весь в тебя, - произнесла мать и, повернувшись ко мне, спросила: -
Ты сам выучился ездить верхом, Алан, да?

- Да, - ответил я, пригибаясь к шее Звездочки так, чтобы быть поближе к
ним. - Я учился не один год. И слетел по-настоящему только один раз - вчера.
Ты видел, я сделал поворот, папа? - обратился я к отцу. - Ну, что ты
скажешь? Умею я ездить верхом?

- Да, - ответил он, - ты хорошо ездишь, у тебя уверенная рука и хорошая
выправка. Как ты держишься, покажи?

Я объяснил, что держусь за подпругу, рассказал ему, как ездил на
Звездочке к водоему, как научился садиться и сходить с нее, опираясь рукой
на костыли.

- Я оставил костыли в школе, а то бы показал вам.

- Ничего... в другой раз. Ты чувствуешь себя уверенно в седле?

- Как на диване.

- Спина у тебя не болит, Алан? - спросила мать.

- Ничуть, - ответил я.

- Будь очень осторожен, хорошо, Алан? Я рада, что ты ездишь верхом, но
мне не хотелось бы увидеть, как ты падаешь.

- Я буду очень осторожен, - обещал я и добавил: - Мне надо вернуться в
школу, я могу опоздать.

- Послушай, сынок, - сказал отец, и лицо его стало серьезным. - Теперь
мы знаем, что ты умеешь ездить верхом. Ты промчался во весь опор мимо
калитки. Но так ездить не надо. Если ты будешь скакать как угорелый, люди
скажут, что ты новичок, и подумают, что ты не знаешь лошадей. Хорошему
наезднику не нужно рваться и метаться, как спущенному с цепи щенку, только
для того, чтобы показать, что он умеет ездить верхом. Настоящий наездник
ничего не должен доказывать. Он изучает свою лошадь. И ты делай это.
Относись к этому спокойно. Ты умеешь ездить верхом - прекрасно, но не пускай
пыль в глаза. Галоп хорош на прямой дороге, но если ты будешь ездить так,
как сейчас, ты очень быстро вымотаешь из лошади все силы. Лошадь как
человек: от нее больше всего толку, если с ней обращаться справедливо. А
сейчас поезжай в школу шагом и разотри Звездочку, прежде чем отпустить ее.

Он помолчал немного и добавил:

- Ты хороший парень, Алан. Ты мне нравишься, и, по-моему, ты хороший
наездник.

ГЛАВА 33

На дорогах начали появляться автомобили. Поднимая тучи пыли, они
проносились по большакам, предназначенным для обитых железом колес повозок.
По их милости дороги были усеяны выбоинами; из-под их колес на встречные
экипажи, барабаня по щиткам, летели острые кусочки гравия. Они врезались в
стада, оглушительно сигналя, и перепуганные животные разбегались. На машинах
были большие медные ацетиленовые фонари, медные радиаторы и прямые
величественные передние стекла, за которыми, наклонясь и глядя вперед,
сидели люди в пыльниках и темных очках. Они судорожно сжимали руль. Иногда
они дергали его, как вожжи.

Испуганные лошади шарахались от дыма и шума проносившихся автомобилей,
а рассерженные возчики, стоявшие во весь рост в повозках, оттесненных на
придорожную траву, ругались вовсю и со злостью смотрели, как медленно
оседает пыль на дороге.

Фермеры оставляли ворота своих загонов открытыми, чтобы можно было
увести подальше от дороги дрожащих от испуга, встающих на дыбы лошадей и
переждать, пока автомобиль проедет мимо.

Питер Финли теперь уже но был конюхом миссис Карузерс; он стал ее
шофером, носил форму и кепи с козырьком; распахивая перед хозяйкой дверцу
машины, он стоял навытяжку, пятки вместе, носки врозь.

- Чего вы загромождаете дорогу? - как-то спросил его отец. - Разве она
ваша? Все должны съезжать на траву, как только вы появляетесь на шоссе.

- На автомобиле не проедешь по траве, как на лошади, - объяснил Питер.
- Мне нельзя свертывать с мощеной дороги, а места хватает лишь только для
одного.

- Конечно, и этот один - миссис Карузерс, - сердито произнес отец. - До
того дошло, что я начинаю бояться выезжать на молодой лошади. Будь у меня
лошадь, которая не пугалась бы машины, я поехал бы прямо на вас.

С тех пор, если отец проезжал по шоссе на молодой лошади, Питер всегда
останавливал автомобиль, но все равно лошадь сворачивала и мчалась на траву,
как ни натягивал поводья отец, осыпая ругательствами всех и вся,

Он ненавидел автомобили, но говорил мне, что их будет все больше и
больше:

- Когда тебе стукнет столько лет, сколько мне, Алан, ты сможешь увидеть
лошадь только в зоопарке. Дни лошади сочтены.

Ему все меньше приходилось объезжать лошадей, и жизнь дорожала, но он
все-таки сумел скопить десять фунтов, купил несколько банок коричневой мази,
которой мать стала натирать мне ногу. Это было какое-то американское
снадобье, под названием "Система Виави", и торговец, продавший мазь отцу,
гарантировал, что после лечения я начну ходить.

Месяц за месяцем мать натирала мне ноги этой мазью, пока запас ее не
кончился.

Отец с самого начала не верил в это средство, но, когда мать сообщила
ему, что мазь вся вышла, с горечью сказал:

- Я, как дурак, надеялся на чудо. Он заранее подготовил меня к неудаче,
и я не испытывал особого разочарования.

- И не стану я больше тратить время на лечение, - заявил я отцу. - Это
только мешает мне.

- Я тоже так думаю, - ответил он.

Теперь я ездил на пони, которых он недавно закончил объезжать, и часто
падал. Пони, начинающие ходить под седлом, легко бросаются в сторону, а я
так и не научился ездить на пугливой лошади.

Я был убежден, что каждое падение будет для меня последним, но отец был
другого мнения:

- Все мы говорим так, сынок, после каждого падения, но когда на самом
деле падают в последний раз, этого уже не чувствуют.

Однако мои полеты все же беспокоили его. Некоторое время он был в
нерешительности, потом вдруг начал учить меня, как падать: ослабив мускулы,
свободно, так, чтобы удар о землю был мягче.

- Всегда можно преодолеть препятствие, - внушал он мне, - если не одним
способом, так другим.

Он быстро находил решение всех трудностей, связанных с моими костылями,
но и он не мог посоветовать мне, чем заняться, когда я окончу школу.

Всего два месяца оставалось до конца учебного года и моего последнего
дня в школе. Мистер Симмонс, лавочник в Туралле, обещал платить мне пять
шиллингов в неделю, если по окончании школы я возьмусь вести его книги. Но
хотя мне приятно было думать, что я смогу зарабатывать деньги, я хотел найти