Чтение 47–й страницы книги ~Петр и Алексей~

Вне членов--брани, внутри членов--страхи, Вижу,
что отовсюду погибаем, а помощи и спасения ниоткуда
не знаем. Молимся и боимся. Столько беззаконий, столько
обид вопиют на небо и возбуждают гнев и отмщение божье-!

* * *

Тайна беззакония деется. Время приблизилось. На
самой громаде злобы стоим все, а отнюдь веры не имеем.

* * *

Некий раскольщик тайну Христову всю пролил под
ноги и ногами потоптал.

* * *

У Любеча пролет саранчи с полудня на полночь, а на
крылах надпись: Гнев Божий.

* * * ,f

Дни, кратки и пасмурны. Старые люди говорят: не
по-прежнему и солнце светит.

* * *

Подпияхом, водковали зело. Видит Бог, со страха пьем,
дабы себя не помнить.

* * *

Страх смерти напал на меня.

Конец при дверях, секира при корени, коса смертная
над главою.
* * *

Спаси, Господи, русскую землю! Заступись, помилуй,
Матерь Пречистая!
* * *

Добре преподобный Семеон, Христа ради юродивый,
другу своему, Иоанну диакону пред кончиною сказывал:
"Между простыми людьми и земледельцами, которые в не-
злобии и простоте сердца живут, никого не обижают, но
от труда рук своих в поте лица едят хлеб свой,- между
такими многие суть великие святые, ибо видел я их, при-
ходящих в город и причащающихся, и были они, как
золото чистое".

* * *

О, человеки, последних сих времен мученики, в вас
Христос ныне, яко в членах Своих, обитает. Любит Гос-
подь плачущих; а вы всегда в слезах. Любит Господь
алчущих и жаждущих; а у вас есть и пить мало чего -
иному и половинного нестает хлеба. Любит страждущих
невинно; а в вас страдания того не исчислишь - уже в
ком едва душа в теле держится. Не изнемогайте в тер-
пении, нo благодарите Христа своего, а Он к вам по во-
скресении Своем будет в гости - не в гости только, но
в неразлучное с вами пребывание. В вас Христос есть
и будет, а вы скажите: аминь!

ДНЕВНИК ФРЕЙЛИНЫ АРНГЕИМ

Этими словами кончался дневник царевича Алексея.
Он при мне бросил его в огонь.

31 декабря 1715

Сегодня скончалась последняя русская царица Марфа
Матвеевна, вдова брата Петрова, царя Феодора Алексее-
вича. При иностранных дворах ее считали давно умершею:
Со смерти мужа, в течение тридцати двух лет, она была
помешанной, жила, как затворница, в своих покоях и
нИкогда никому не показывалась.

Ее хоронили в вечерние сумерки с большим велико-
лепием. Погребальное шествие совершалось между двумя
рядами факелов, расставленных по всему пути от дома
усопшей - она жила рядом с нами, у церкви Всех Скор-
бящих - к Петропавловскому собору, через Неву, по льду.

тот же самый путь, по которому, два месяца с лишним
назад, везли на траурном фрегате тело ее высочества.

хоронили первую чужеземную царевну; теперь по-
следнюю русскую царицу.

Впереди шло духовенство в пышНых ризах, со свечами
и кадилами, с похоронным пением. Гроб везли на санях.
за ним тайный советник Толстой нес корону, всю усы-
панную драгоценными каменьями.

Царь впервые на этих похоронах отменил древний
русский обычай надгробных воплей и причитаний: стро-
го приказано было, чтобы никто не смел громко пла-
кать.

Все шли молча. Ночь была тихая. Слышался лишь
треск горячей смолы, скрип шагов по снегу, да похоронное
пение. Это безмолвное шествие навевало тихий ужас. Каза-
лось, мы скользим по льду вслед за умершею, сами, как
мертвые, в черную вечную тьму. Казалось также, что в
последней русской царице Россия новая хоронит старую,
Петербург - Москву.

Царевич, любивший покойную, как родную мать, по-
трясен этой смертью. Он считает ее для себя, для всей

судьбы своей дурным предзнаменованием. Несколько раз,
во время похорон, говорил мне на ухо:
- Теперь всему конец!

1 января 1716

Завтра утром, вместе с баронами Левенвольдами, мы
выезжаем из Петербурга прямо на Ригу и через Данциг
в Германию. Навсегда покидаю Россию. Это моя послед-
няя ночь в доме царевича.

Вечером заходила к нему проститься. По тому, как мы
расстались, я почувствовала, что полюбила его и никогда
не забуду.

- Кто знает,- сказал он,- может быть, еще увидим-
ся. Хотелось бы мне снова в гости к вам, в Европу.
Мне тамошние места полюбились. Хорошо у вас, вольно
и весело.

- За чем же дело стало, ваше высочество?
Он тяжело вздохнул:
- Рад бы в рай, да грехи не пускают.
И прибавил со своею доброю улыбкою:
- Ну, Господь с вами, фрейлейн Юлиана! Не поми-
найте лихом, поклонитесь от меня Европским краям и ста-
рику вашему, Лейбницу. Может быть, он и прав: даст
Бог, мы друг друга не съедим, а послужим друг другу!
Он обнял меня и поцеловал с братскою нежностью.
Я заплакала. Уходя, еще раз обернулась к нему, по-
смотрела на него последним прощальным взором, и опять
сердце мое сжалось предчувствием, как в тот день, когда
я увидела в темном-темном, пророческом зеркале соединен-
ные лица, Шарлотты и Алексея и мне показалось, что
оба они - жертвы, обреченные на какое-то великое стра-