Гимназист принес кофе. Растворимого. Уже с сахаром и порошковыми сливками
внутри. Мусорное пойло.
Я был на пределе.
В половине двенадцатого я заявил, что устал, хочу спать и больше не слова
им не скажу.
- Ч-черт! - ругнулся Гимназист и нервно забарабанил пальцами по столу. -
Времени совсем нет, а ваши ответы крайне необходимы для дальнейшего
расследования. Вы уж извините, но очень важно, чтобы вы потерпели еще
немного и позволили нам довести дознание до конца.
- Никакой важности в ваших вопросах я не наблюдаю, - сказал я. - По-моему,
вы сидите и часами спрашиваете у меня всякую ерунду.
- Любая ерунда может привести к неожиданным результатам. Есть много
примеров того, когда благодаря незначительной, на первый взгляд, ерунде
раскрывались серьезные преступления. Также немало случаев, когда на
кажущееся ерундой не обратили внимания - а после горько о том жалели. Как
бы там ни было, имеет место убийство. Погиб человек. И нам тут тоже,
представьте себе, не до шуток. Поэтому, как ни трудно, извольте терпеть и
оказывать помощь следствию. Если честно, нам ничего не стоит выписать
ордер на арест и задержать вас как ключевого свидетеля в деле об убийстве.
Но если мы так поступим - то осложним ситуацию и себе, и вам. Не так ли?
Сразу понадобится целое море документов. Общаться станет труднее. Поэтому
давайте-ка уладим наши дела потихоньку. Вы поможете нам, а мы не станем
прибегать к столь суровым мерам.
- Если хочешь спать - как насчет комнаты отдыха? - предложил Рыбак. -
Ляжешь, выспишься - а там, может, и вспомнишь еще что-нибудь.
Я молча кивнул. Все равно. Где угодно - только не в этом провонявшем
никотином чулане.
Он отвел меня в "комнату отдыха". Мы прошли по мрачному коридору,
спустились по еще более мрачной лестнице и снова прошли по коридору.
Угрюмый сырой полумрак, казалось, прилип к этим стенам навечно. "Комната
отдыха", о которой он говорил, оказалась тюремной камерой.
- Насколько я понимаю, это тюремная камера, - улыбнулся я самой
напряженной улыбкой, какая мне когда-либо удавалась. - Если я, конечно,
вообще что-нибудь понимаю...
- Уж извини. Ничего другого нет, - ответил Рыбак.
- Ни фига себе шуточки. Я пошел домой, - заявил я. - Завтра утром опять
приду.
- Но я же не буду запирать дверь, - остановил меня жестом Рыбак. - Не
привередничай. Потерпи всего одну ночь. Если тюремную камеру не запирать -
это всего лишь обычная комната, разве нет?
Вступать в очередную перепалку у меня уже не было сил. Что угодно, подумал
я. В конце концов, и правда: если камеру не запирать - это всего лишь
обычная комната. Как бы то ни было - я нечеловечески вымотался и хочу
спать. И больше ни с кем во Вселенной ни о чем не желаю разговаривать. Я
кивнул, без единого слова вошел в камеру, лег и свернулся калачиком на
жестких нарах. Тоскливо - хоть волком вой. Отсыревший матрас, дешевое
одеяло и вонь тюремной параши. Полная безнадега.
- Я не запираю! - сказал Рыбак и затворил за собой. Дверь закрылась с
холодным, душераздирающим лязгом. Запирай, не запирай - этот лязг
приветливее не станет.
Я вздохнул и закутался с головой в одеяло. Чей-то мощный храп доносился
из-за стены. Этот храп то доплывал до меня откуда-то издалека, то
раздавался совсем рядом. Словно земной шар незаметно распался на несколько
отдельных кусков, которые теперь беспомощно болтались, то сближаясь, то
разбегаясь в пространстве - и теперь на соседнем куске Земли кто-то
горестно, самозабвенно храпел. Недостижимый - и совершенно реальный.
Мэй, подумал я. А ведь я вспоминал о тебе вчера. Не знаю, жива ты была в
ту минуту - или уже умерла. Но я вспоминал о тебе. Как мы с тобой спали.
Как ты медленно раздевалась перед моими глазами. Действительно, странное
было чувство - будто на вечере выпускников. Словно болты, что скрепляют
мир, вдруг ослабли - и я наконец успокоился. Тыщу лет ничего такого не
испытывал... Но знаешь, Мэй, я ничего не могу сейчас для тебя сделать.
Прости, но - совсем-совсем ничего. Ты ведь тоже, я думаю, понимаешь, как в
этой жизни все хрупко, как легко все сломать... Я не имею права втягивать
Готанду в скандал. Он живет в мире имиджей, в мире экранных ролей. Если
все узнают, что он спал с проституткой, а потом его вызвали в полицию как
свидетеля убийства - весь его мир пойдет прахом. Конец сериалам с его
участием, конец рекламе. Ты скажешь, что все это вздор, и будешь права.
Вздорные роли для вздорного мира... Но он доверял мне как другу, когда
приглашал в свой мир. И я должен ответить ему тем же. Вопрос верности...
Мэй, Козочка Мэй. Как же мне было здорово. Очень здорово в постели с
тобой. Точно в сказке, ей-богу. Вряд ли тебе станет от этого легче - но
знай, я все время помню тебя. Мы с тобой разгребали сугробы.
Физиологические сугробы. Мы трахались с тобой в мире имиджей на чьи-то
представительские расходы. Медвежонок Пух и Козочка Мэй. Какой это дикий
ужас, наверное, когда перетягивают чулками горло. Как, наверное, хочется
пожить еще. Представляю. Но сделать ничего не могу. Если честно, я и сам
не знаю, правильно ли поступаю с тобой. Но ничего другого не остается.
Таков мой способ жизни. Моя система. Поэтому я заткнусь и ничего не скажу.
Спи спокойно, Козочка Мэй. Теперь тебе, по крайней мере, уже не придется
опять просыпаться. И не придется опять умирать.
- Спи спокойно, - сказал я.
- Спи спокойно... - повторило эхо в моей голове.
- Ку-ку, - отозвалась Мэй.
22.
На следующий день все повторилось один к одному. В том же кабинетишке мы
втроем молча выпили по дрянному кофе с булочкой. В отличие от кофе,
круассан был совсем не плох. Гимназист одолжил мне электробритву. Я всегда
недолюбливал электробритвы - но тут плюнул и побрился чем бог послал.
Поскольку зубной щетки у них не нашлось, пришлось полоскать рот водой
из-под крана. И опять начались вопросы. Вздорные и идиотские. Допрос с
издевательствами в рамках закона. Весь этот бред, тягучий и медленный, как
заводная улитка, продолжался до самого обеда. К полудню они выспросили у
меня все, что только могли. Как форма, так и содержание вопросов полностью
себя исчерпали.
- Ну, что ж. На этом пока закончим! - подытожил Рыбак и отложил авторучку.
Оба следователя синхронно, точно сговорившись, с шумом перевели дух. Я
тоже вздохнул поглубже. Было ясно как день: эти двое держали меня здесь с
единственной целью - выиграть время. Что там ни сочиняй, а паршивая
визитка, найденная в сумочке убитой женщины - еще не основание для ареста.
Даже при отсутствии у меня железного алиби. Вот почему им так важно было
затянуть меня в свой безумный кафкианский лабиринт и держать в нем как
можно дольше. До тех пор, пока не объявят результаты дактилоскопии,
вскрытия - и не станет понятно, убийца я или нет. Бред в чистом виде...
Но так или иначе - больше им спрашивать нечего. И сейчас я отправлюсь
домой. Приму ванну, почищу зубы и побреюсь как следует. Выпью человеческий
кофе. И по-человечески поем.
- Ну, что, - произнес Рыбак, потягиваясь и смачно хрустя позвонками. - Не
пора ли нам пообедать?
- Ваши вопросы, как я понимаю, закончились. Я ухожу домой, - сказал я.
- Э-э... Не так сразу, - уже с явным усилием возразил Рыбак.
- Это еще почему? - спросил я.
- Нужна твоя подпись под тем, что ты здесь наболтал.
- Ну, так давайте, я подпишу.
- Но сначала ты должен убедиться, что с твоих слов все записано верно.
Садись и читай. Строчку за строчкой. Это очень важно.
Толстенную кипу из тридцати или сорока листов писчей бумаги, испещренных
убористыми иероглифами, я прочел медленно и старательно от начала и до
конца. Перелистывая страницы, я думал о том, что, может быть, лет через
двести этот документ будет цениться как уникальный источник знаний о быте
минувшей эпохи. Подробный до патологии, достоверный до маниакальности.
Историки просто с ума сойдут от восторга. Жизнь горожанина, одинокого
мужчины тридцати четырех лет - вся как на ладони. Конечно,
среднестатистическим этого человека назвать нельзя. Но тоже дитя своей
эпохи... И все-таки здесь, в "кабинете дознаний" полицейского околотка,
читать такое было скучно до зубной боли. Чтобы все прочесть, потребовалось
минут пятнадцать, не меньше. Но это - последний рывок, подбадривал я себя.
Прочитаю до конца - и домой!
Дочитав, я шмякнул стопкой бумаги по столу.
- Все в порядке, - сказал я. - Возражений нет. С моих слов записано верно.
Могу подписать. Где тут нужно подписывать?
Рыбак стиснул пальцами авторучку и, вертя ее туда-сюда, воззрился на
Гимназиста. Гимназист подошел к батарее, взял оставленную на ней пачку
короткого "Хоупа", достал сигарету, закурил, выпустил струйку дыма и
принялся разглядывать этот дым с угрюмым выражением на лице. У меня
отвратительно засосало под ложечкой. Лошадь моя подыхала, а по всей прерии
уже грохотали тамтамы врага.
- Все не так просто, - очень медленно произнес Гимназист. Делая упор на
каждом слове, как профессионал, объясняющий сложное задание новичку. -
Этот документ должен быть написан собственноручно.
- Собственноручно?
- Иными словами, вам придется еще раз все это написать. Своей рукой. Своим
почерком. В противном случае документ не будет иметь никакой юридической
силы.
Я уставился на стопку бумаги. У меня даже не было сил разозлиться. А очень
хотелось. Вскочить и заорать, что все это - дикая, нелепая чушь. Шарахнуть
кулаком по столу. Со словами "не имеете права, я гражданин, и меня
защищает закон". А потом хлопнуть дверью и, черт меня побери,