полкам...
- Где Пысин?
Пысин появляется как из-под земли.
- Штаб фронта на проводе!
- Иду, иду, и сразу же еду на Оптуху, проверить охрану моста... -
Заведующая политотделом что-то силится вспомнить. - Это важный мост, с него
лет тридцать назад упал пассажирский поезд... Эти товарищи остаются до
завтра. Накормите. Зачислите на довольствие за счет отправленных на фронт.
Она уходит, но ничто вокруг не меняется, все в работе, все в этом
учреждении живет размеренной жизнью, - Розалия Самойловна уехала, но все
время ощущается, что с минуты на минуту она может войти.
Пысин зовет их обедать. Ведет на станцию. На дверях буфета - "Вход по
пропускам". Столовая политотдела. На буфетной стойке термосы, горка
эмалированных мисок, за стойкой красноармеец в буденовке, на стене плакат
"Съел обед - помой посуду", несколько человек за столиками лязгают ложками.
Пысин передает красноармейцу два ордера на обед. В обмен на ордера мальчики
получают по миске щей из капусты и воблы, и по черпаку пшенки, хлеба нет,
хлеб выдают по утрам на весь день.
Рядом в зале для пассажиров сдвигают скамейки.
- Будет суд.
- А нам можно?
- Вход свободный, учитесь.
Ознобишин и Шифрин учатся. Публики в зале предостаточно: какие-то
бабки, подростки и мужики, ожидающие чего-то на станции. В зал входят судьи.
Рассаживаются за столом. Голубоглазый военный, сопровождавший Розалию
Самойловну, оказывается, председатель трибунала. Приказывает ввести
подсудимых. Их вводят два красноармейца - мужика с седыми волосами на голове
и рыжей бородой и курносого парня с синяком под глазом.
- "Революционный военный трибунал сорок второй стрелковой дивизии... -
читает председатель. - Иван Егорович Хабаров укрывал в клуне под замком
своего сына Василия Ивановича... Хабаровых - Василия за трусость и позорное
шкурничество, Ивана за умышленное укрывательство... Побуждаемые
революционным правосознанием..." - Во время чтения приговора вбегает один из
конвоиров.
- Коська, Коська!.. - кричит он. - Да куда же ты, сука, подевался, они
же разбегуц-ца...
Старший Хабаров утешает конвоира:
- Не пужайся, куды от вас скроишься...
У выхода раздают листовку "Дезертирам не будет пощады!".
- Тебе их жалко? - спрашивает Шифрин.
- Нет, - твердо произносит Славушка.
- И мне... не жалко, - говорит Шифрин. - Но в общем их тоже можно
понять, отец ведь...
На ночь Пысин устраивает ребят в караульном помещении. "Шумно, зато
тепло". Они спят в караулке, как убитые, не слыша ни смены караулов, ни
брани.
Рассвет еще только брезжит, и все тот же Пысин трясет Славушку за
плечо:
- Вас зовет Самойлова!
- Давида тоже?
- Нет, нет, пусть спит, вас одного.
На улице предрассветная тишина, точно и нет войны, лишь слышно, как в
коновязях жуют лошади. Мир спит, и политотдел спит. В канцелярии безмолвие,
кое-где на столах спят сотрудники отдела, доносится только стонущее дыхание,
точно стонут неисполненные бумаги.
Пысин осторожно обходит столы.
Кто-то поднимает голову:
- Тебе чего?
- Ничего, ничего, мы к Розалии Самойловне.
- А она где?
- У себя.
Пысин не успевает постучаться.
- Войдите.
- Ваше приказание...
- Хорошо, товарищ Пысин, оставьте нас.
Она все в том же платье, на ширмочке висит кожаная куртка. Розалия
Самойловна писала, бювар раскрыт, разбросаны листки почтовой бумаги.
- Садитесь, товарищ Ознобишин.
Ей предстоит разочаровать посланца неизвестных ей успенских
коммунистов, а ведь как не хочется разочаровывать своих людей.
- Я разговаривала с командующим, с вашими бумагами ознакомились, наша
разведка располагает сведениями, которые содержатся в доставленных вами
бумагах...
Постель не тронута, Самойлова еще не спала, а может быть, и не будет
спать, революции не до сна, в комнате нестерпимо пахнет валерьянкой,
пузыречки с лекарствами перекочевали с подоконника на стол... Бедная, бедная
Розалия Самойловна, революция в опасности, и ты возишь с собой свою аптечку,
чтобы вовремя выпускать листовки, расстреливать дезертиров и поучать
молодежь...
- Но вы не расстраивайтесь, дорогой товарищ... - Заведующая
политотделом встает, в ее голосе даже некая торжественность: - Передайте
своим товарищам по организации, что политотдел Тринадцатой армии выражает им
свою благодарность, продолжайте действовать в том же духе. - Она пожимает
Славушке руку. - Предстоит большая работа, мы должны мобилизовать все
силы...
Она произносит какие-то общие фразы, но сейчас они звучат священным
напутствием.
- Разрешите идти?
- Идите, - соглашается она. - Мне нужно хоть немного поспать. Товарищ
Пысин организует отъезд, вам дадут литературы...
Славушка тихо закрывает дверь и возвращается в канцелярию. Пысин
дремлет за столом, уронив голову на руки.
- Товарищ Пысин! - шепотом зовет Славушка.
Он тотчас поднимает голову.
- Товарищ Самойлова сказала...
- Я все знаю, - говорит Пысин. - Вы получите литера и литературу,
доедете со своим товарищем до Орла, там сделаете пересадку. Змиевка занята
белыми, добирайтесь до Залегощи...
Все уже предусмотрено, Шифрин ждет Славушку, им выдают хлеб за
вчерашний день и за сегодняшний, дают по пачке литературы. Пысин не
провожает их.
- Спросите на станции дежурного.
Мальчиков сажают в первый же поезд, идущий в сторону Орла. Сажают даже
в классный вагон. Но дальше коридора не пускают. Коридор заставлен какими-то
баллонами. Проводник в черной шинели смотрит на мальчиков с состраданием.
"Не курить", - говорит проводник. Солнце показывается из-за туч. Светлые
тени бегут за окном. "Отрада". Кто-то что-то кричит в тамбуре: "Что за
станция?" - "Отрада". Вагон качнуло. Вот и все, сейчас поедем.
- Что за литературу нам дали? - задумчиво интересуется Шифрин,
рассматривая книжки.
Политические брошюры. Пьесы. Стихи. Даже стихи.
Вот и поехали. Отрада отходит назад.
- Вы, ребята, сядьте на свои книжки, - советует проводник, - так вам
будет способнее.
Какую глупость он говорит: сидеть на литературе!
33
Поезд, на который посадил мальчиков политотдельский товарищ Пысин,
миновав все препятствия, благополучно приближался к Орлу.
- Ты слезешь? - спросил Шифрин, выглядывая в окно.
- Не знаю, - вяло отозвался Славушка. - Надо спешить...
Шифрин чувствовал себя уже дома.
- Как ты думаешь, мы не набрались вшей? - задумчиво спросил он.
- Не знаю, - равнодушно ответил Славушка. - Меня это не интересует.
- To есть как не интересует? - возмутился Шифрин. - Как только
вернемся, надо сейчас же прожарить белье! - Он находил время даже для
санитарно-гигиенических советов. - Я думаю, тебе необходимо остановиться в
Орле, - сказал он затем. - Ты еще неизвестен в губкомоле, и тебе следует...
- А где остановиться? - сказал неуверенно Славушка. - Я никого здесь не
знаю...
Впрочем, один знакомый у него уже есть в Орле, за три дня знакомства он
привык к Давиду, не было сомнений, что Давид предложит остановиться у него.
- Ты сможешь переночевать в губкомоле или даже у нас в райкоме, -
сказал Шифрин. - В конце концов это не проблема...
Нет, к себе он не звал. В голосе его какая-то сухость, он как-то
странно напряжен... Славушке даже неудобно за Шифрина. Тот еще не договорил,
как Славушка решил не задерживаться в Орле, не хочет он гостеприимства ни
губкома, ни райкома, ответ Шифрина задел его. Черт с ним, с Орлом, надо
поскорей добираться до своего Успенского!
- Не остановлюсь я в Орле, - твердо сказал Славушка. - Тем более что и
в политотделе советовали не задерживаться, даже записку дали...
У него действительно была записка на имя коменданта станции Орел,
подписанная самой Самойловой, в ней предписывалось "оказать товарищу
Ознобишину содействие в дальнейшем следовании...".
В Орле мальчики еще на ходу выскочили из вагона. Шифрину, должно быть,
не терпелось отправиться поскорей в город. "Ну, бывай", - поторопил его
Славушка. "Когда будешь в Орле, заходи", - сказал Шифрин. Пожали друг другу
руки и расстались, Шифрин побежал со своей литературой к выходу, а Славушка
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Лондон Джек
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Апраксина Татьяна