этих лесных разбойников. Пусть бунтовщики, пусть даже
дезертиры, но это народ, господа, вот что вы забываете. А
народ ребенок, надо его знать, надо знать его психику, тут
требуется особый подход. Надо уметь задеть за его лучшие,
чувствительнейшие струны так, чтобы они зазвенели. Я к ним
поеду на вырубки и по душам с ними потолкую. Вы увидите, в
каком образцовом порядке они вернутся на брошенные позиции.
Хотите пари? Вы не верите?
единственный сын, надежда семьи, ничего не пожалел,
пожертвовал именем, положением, любовью родителей, чтобы
завоевать вам свободу, равной которой не пользуется ни один
народ в мире. Это сделал я и множество таких же молодых людей,
не говоря уж о старой гвардии славных предшественников, о
каторжанах-народниках и народовольцах-шлиссельбуржцах. Для
себя ли мы старались? Нам ли это было нужно? Теперь вы больше
не рядовые, как были раньше, а воины первой в мире
революционной армии. Спросите себя честно, оправдали ли вы это
высокое звание? В то время как родина, истекая кровью,
последним усилием старается сбросить с себя гидрою обвившегося
вокруг нее врага, вы дали одурманить себя шайке безвестных
проходимцев и превратились в несознательный сброд, в скопище
разнузданных негодяев, обожравшихся свободой, которым, что ни
дай, им все мало, вот уж подлинно, пусти свинью за стол, а она
и ноги на стол" -- о, я пройму, я пристыжу их!
украдкой многозначительно переглядываясь с помощником.
знал сорви-голов из двести двенадцатого по дивизии, куда полк
входил, и где он раньше служил. Но комиссар его не слушал.
комиссара конфузила его. Но немногим выше была и лукавая
искушенность уездного и его помощника, двух насмешливых и
скрытых проныр. Эта глупость и эта хитрость друг друга стоили.
И все это извергалось потоком слов, лишнее, несуществующее,
неяркое, без чего сама жизнь так жаждет обойтись.
беспросветного человеческого словоговорения в кажущееся
безмолвие природы, в каторжное беззвучие долгого, упорного
труда, в бессловесность крепкого сна, истинной музыки и
немеющего от полноты души тихого сердечного прикосновения!
как бы то ни было, неприятное. Он был рад необходимости ее
увидеть, пусть и такой ценой. Но едва ли она уже приехала.
Воспользовавшись первою удобной минутой, доктор встал и
незаметно вышел из кабинета.
6
мадемуазель и прибавила, что Лариса Федоровна вернулась
усталою, наспех поужинала и ушла к себе, попросив ее не
беспокоить.
-- Она, наверное, еще не спит.
вопросом мадемуазель.
наверху, рядом с комнатами, куда под ключом был сдвинут весь
здешний инвентарь Жабринской, и куда доктор никогда не
заглядывал.
заборы сбились в кучу в вечерней темноте. Деревья подошли из
глубины дворов к окнам, под огонь горящих ламп. Была жаркая и
душная ночь. От каждого движения бросало в пот. Полосы
керосинового света, падавшие во двор, струями грязной испарины
стекали по стволам деревьев.
даже стуком наведываться к человеку, утомленному дорогой,
неудобно и навязчиво. Лучше разговор отложить до следующего
дня. В рассеянности, всегда сопровождающей передуманные
решения, он прошел по коридору до другого конца. Там в стене
было окно, выходившее в соседний двор. Доктор высунулся в
него.
коридоре капала вода из рукомойника, мерно, с оттяжкою. Где-то
за окном шептались. Где-то, где начинались огороды, поливали
огурцы на грядках, переливая воду из ведра в ведро, и гремели
цепью, набирая ее из колодца.
лежала без памяти, а теперь этими запахами приходила в
сознание. А из векового графининого сада, засоренного сучьями
валежника так, что он стал непроходим, заплывало во весь рост
деревьев огромное, как стена большого здания, трущобно-пыльное
благоуханье старой зацветающей липы.
отпускной, хлопали дверью, бились крыльями обрывки какой-то
песни.
чудовищных размеров исчерна-багровая луна. Сначала она была
похожа на кирпичную паровую мельницу в Зыбушине, а потом
пожелтела, как бирючевская железнодорожная водокачка.
примешивался душистый, как чай с цветком, запах свежего сена.
Сюда недавно привели корову, купленную в дальней деревне. Ее
вели весь день, она устала, тосковала по оставленному стаду и
не брала корма из рук новой хозяйки, к которой еще не
привыкла.
-- шопотом уламывала ее хозяйка, но корова то сердито мотала
головой из стороны в сторону, то, вытянув шею, мычала надрывно
и жалобно, а за черными мелюзеевскими сараями мерцали звезды,
и от них к корове протягивались нити невидимого сочувствия,
словно то были скотные дворы других миров, где ее жалели.
существования. Восхищение жизнью, как тихий ветер, широкой
волной шло не разбирая куда по земле и городу, через стены и
заборы, через древесину и тело, охватывая трепетом все по
дороге. Чтобы заглушить действие этого тока, доктор пошел на
плац послушать разговоры на митинге.
7
как пролитые белила, светом.
площадь, черными коврами лежали на земле их широкие тени.
желании, вслушавшись, можно было различить через плац все, что
там говорилось. Но великолепие зрелища захватило доктора. Он
присел на лавочку у ворот пожарной части без внимания к
голосам, слышавшимся через дорогу, и стал смотреть по
сторонам.
глубине их виднелись ветхие, покосившиеся домишки. На этих
улицах была непролазная грязь, как в деревне. Из грязи торчали
длинные, плетенные из ивовых прутьев изгороди, словно то были
закинутые в пруд верши, или затонувшие корзины, которыми ловят
раков.
растворенных окошек. Внутрь комнат из палисадников тянулась
потная русоголовая кукуруза с блестящими, словно маслом
смоченными метелками и кистями. Из-за провисающих плетней
одиночками смотрели вдаль бледные, худощавые мальвы, похожие
на хуторянок в рубахах, которых жара выгнала из душных хат
подышать свежим воздухом.
или дар ясновиденья, и вдруг в тишину этой светлой, мерцающей
сказки стали падать мерные, рубленые звуки чьего-то знакомого,
как будто только что слышанного голоса. Голос был красив,
горяч и дышал убеждением. Доктор прислушался и сразу узнал,
кто это. Это был комиссар Гинц. Он говорил на площади.
авторитетом, и он с большим чувством упрекал мелюзеевцев в
дезорганизованности, в том, что они так легко поддаются
растлевающему влиянию большевиков, истинных виновников, как
уверял он, зыбушинских событий. В том же духе, как он говорил
Лукин Евгений
Лондон Джек
Панов Вадим
Пехов Алексей
Бажанов Олег
Прозоров Александр