Чтение 47–й страницы книги ~Секретный фарватер~

борт:

- Вскрыть даже ящики не успел. Так и не знаю, что это за консервы. А
пригодились бы! Иностранного моряка будем ужином угощать.

Но к вечеру в дивизионе стало известно, что адмирал сурово разговаривал с
Шубиным.

Начальство рассудило правильно: "Кому много дано, с того много и
спросится". Шубину было много дано - от таланта до орденов. И спрошено было
поэтому полной мерой!

"За спасение людей и катера - спасибо! - будто бы сказал адмирал. - Но
аварию тебе, Шубин, простить нельзя! Завтра в десять представишь объяснение
причин аварии. Не сумеешь объяснить, отрешу тебя и Павлова от должности и
отдам под суд военного трибунала!"

Запасшись папиросами, Шубин и Павлов заперлись в комнате. Дом, куда их
поставили на квартиру, находился на окраине рыбацкого поселка, недалеко от
гавани.

Через час или полтора в комнате было уже полутемно от табачного дыма. Как
сквозь дымовую завесу, прорывались моряки к цели - к разгадке аварии у
западного берега Хиума.

Конечно, не так трудно было промямлить какую-нибудь общепринятую формулу
покаяния. Начальники, вообще говоря, жалостливы к кающимся.

Но Шубину это как раз было трудно. По-честному, он не мог бы так.

Слишком сильна была его вера в себя, чтобы поступиться ею без борьбы. И
эту веру он, как правило, переносил на своих подчиненных. Павлов был
надежен, так считал Шубин.

Это не значит, однако, что Шубин не был требователен по службе. Наоборот!
Но требовательность и недоверчивость - вещи разные.

Шубин не уставал повторять своим офицерам, что на войне - да и вообще в
жизни - очень важна инерция удачи, иначе говоря, неустанно вырабатываемая
привычка к счастью. Нельзя допускать необоснованных сомнений в себе,
колебаний, самокопаний.

Горький сказал: "Талант - это вера в себя, в свои силы!" Но почему
горьковские слова применимы лишь к писателям, а не ко всем людям, к
представителям различных профессий, в том числе и военно-морской?

Лет шесть или семь назад учебный корабль, на котором проходили практику
курсанты третьего курса, втягивался в устье Северной Двины. Шубин выполнял
обязанности вахтенного командира. Рядом, на мостике, стоял профессор Грибов,
который был начальником практики.

В данном случае, вероятно, уместно было бы вызвать с берега лоцмана. Но
Грибов не сделал этого.

Он приказал передать семафором: "Прошу разрешения лоцмана не брать. На
мостике - практикант. Не хочу портить характер будущего офицера!"

И Шубин навсегда запомнил это...

Он отмахнул рукой плававшие над столом клубы дыма, заглянул в лицо
Павлову:

- Ну-ну! Не будем падать духом. Будем трезво рассуждать. Если не мы с
тобой виноваты, то кто же тогда виноват? Компас?

Да, выбор невелик: либо командир катера, либо компас.

- Кстати, вспомни, мы шли на одном магнитном! Гирокомпас выбыл из строя
еще на подходе к притопленному кораблю.

Павлов угнетенно кивнул.

Итак, на подозрении магнитный компас!

Шубину представилось, как Грибов в задумчивости расхаживает взад и вперед
у своего столика в аудитории.

"Разберем, - начинает он, - случай с бывшим курсантом нашего училища
Шубиным. Будем последовательно исключать одно решение за другим..."

Далее Грибов сказал бы, наверное, о пейзаже.

"На войне, - учил он, - пейзаж перестает существовать сам по себе. Все,
что совершается в природе, может влиять на ход событий и должно обязательно
приниматься в расчет навигатором".

Но что совершалось в природе перед аварией? Море было штилевое. Из-за туч
проглядывала луна.

Если бы компас соврал где-нибудь на Баренцевом море, полагалось бы учесть
в догадках северное сияние.

С давних времен сохранилась поморская примета:

"Матка (компас) дурит на пазорях", то есть при северном сиянии. Ведь
сполохи на небе подобны зарницам: те возвещают о грозе, эти - о магнитной
буре. Порыв магнитной бури, бушующей в высоких слоях атмосферы, невидимое
"дуновение" может коснуться стрелки магнитного компаса и отклонить ее, а
вслед за нею и корабль от правильного курса.

Но авария произошла не на Баренцевом, а на Балтийском море. Здесь
северные сияния редки.

Так что же повлияло на компас?

Робкий стук в окно. .

- Кто?

- Боцман беспокоит, товарищ гвардии капитан-лейтенант! Ужинать будете с
товарищем гвардии лейтенантом?

- Хочешь есть, Павлов? Нет? И я нет. Спасибо, Фаддеичев, не надо ничего!

- Как же так: и обедали плохо, и ужинать не будете?..

Долгий соболезнующий вздох.

- Англичанину передать, чтобы завтра пришел?

- Да! Завтра. Вс" завтра!

Слышно, как боцман топчется под окном. Потом тяжелые шаги медленно
удаляются.

Через полчаса опять стук, на этот раз в дверь.

- Кто там еще?

- Откройте! Я.

Князев перешагнул через порог и остановился:

- Ух! Накурили как! Что же без света сидите? Вечер на дворе!

Павлов встал и зажег керосиновую лампу под старомодным четырехугольным
колпаком. Полосы дыма медленно поползли мимо лампы к открытой форточке.

- Не надумали еще?

- Кружим пока, - неохотно ответил Шубин. - Ходим вокруг да около.

- Вокруг чего?

- Да компаса магнитного. Вокруг чего же еще?

- Ага! Ведь вы при одном магнитном остались. Гирокомпас-то растрясло?

- Вышел из строя, пока нас самолет гонял. То и дело стопорили ход.

Пауза.

- Не сдвинули ли мягкое железо?

- На выходе я определял поправку. Компас был исправен.

- Может, в карманах было что-нибудь, что могло повлиять на девиацию: нож,
ключи, цепочка?

Мысленно Шубин и Павлов порылись в карманах. Нет, металлического во время
похода не было ничего.

Шубин невесело усмехнулся:

- Вспомнил шутку профессора Грибова, единственную, которую слышал от него
за четыре года обучения:

"Без опаски можно подходить к компасу только в одном-единственном случае
- обладая медным лбом. Медь не намагничивается".

- Слушай! - Князев быстро повернулся к Павлову. - А не взял ли ты случаем
какой-нибудь металлический трофей?

Шубин насторожился:

- Что имеешь в виду?

- Почему-то вообразилась ракетница. Мог же Павлов взять на транспорте
что-нибудь на память. Ну, скажем, ракетницу. Потом по рассеянности положил
ее рядом с магнитным компасом и...

- Какие там ракетницы, что вы! - Павлов обиженно отвернулся. - Совсем
меня за мальчика считаете.

- Да, металлического не взяли ничего, - подтвердил Шубин. - Боцман лишь
немного компота прихватил. Но ведь компот не влияет на девиацию.

Никто не улыбнулся его шутке.

- Минные поля! - торжественно изрек Князев. - Компасы врут на минных
полях.

- Но их не было на пути. В Ригулди остались карты минных постановок. Я
смотрел.

Павлов выдвинулся вперед и с ходу понес чепуху. Он забормотал что-то о
секретном магнитном оружии.

Князев только вздохнул. Но Шубин слушал, не прерывая. Пламя в лампе
мигало и подпрыгивало. По стенам раскачивались длинные тени, похожие на
косматые водоросли.

- Не меняют ли немцы, - говорил Павлов, - магнитное поле у берега? Не
уводят ли корабль с помощью какой-то магнитной ловушки на прибрежные камни?

- Гм! - сказал Князев.

- Нет, вы вдумайтесь! Немцы знали о предстоящем отступлении. Вот и
спрятали у берега нечто вроде магнитного спрута. Условно называю его
спрутом. Но, возможно, у него были такие щупальца, особые антенны, что ли.
Когда корабли проходили мимо, то попадали в зону его действия...

Павлов поднял глаза на своих собеседников и осекся. Шубин молчал. Но лицо
Князева сморщилось, словно бы он хлебнул какой-то кислятины.

Под утро Павлов и Князев, внезапно онемев, повалились ничком на свои
койки. Головоломка со "спрутом" вымотала их сильнее, чем иная торпедная
атака.

Шубин еще немного посидел у стола, потом встал и потушил лампу. За окном
светало.

До назначенного адмиралом срока осталось каких-нибудь три с половиной
часа. А дальше - позор на всю бригаду, снятие с должности и суд!

Но Шубин, стиснув зубы, упрямо поворачивался спиной к этой страшной
мысли. Пока нельзя переживать, зря расходовать нервную энергию. Всего себя
надо сосредоточить на решении проклятой головоломки!