несказанно рад, когда она заметила его обнову. На рассвете сокамерники
увидели раскачивающееся тело, подняли крик, вызвали дежурного. Срезали жгут,
освободили шею, но было уже поздно. Борис Борисович провисел несколько
часов.
искусства составил дарственную. Отныне его машина принадлежала Анфертьеву.
Это были "Жигули" красного цвета, в отличном состоянии,. поскольку
Квардаков, слегка злоупотребляя служебным положением, время от времени
поручал лучшим механикам завода посмотреть машину. Да и стояла она в
заводском гараже - в безопасности, в тепле, всегда смазанная и заправленная.
будущий год и японский магнитофон.
главы, подробного описания душевного смятения Бориса Борисовича Квардакова,
чувства безысходности, охватившего его, возникла необходимость рассказать о
тюремной камере, ее гнетущей обстановке, о сокамерниках, этих непрошеных
советчиках, которые и убедили Квардакова в безнадежности его положения. Но
Автору пришлось, не без колебаний правда, отвергнуть эти соблазны. Они
нарушили бы все повествование, перекосили бы его в криминальную сторону. А
кроме того, описывать, как Борис Борисович, в ужасе перед судом, на котором
ему пришлось бы предстать опасным преступником, безнравственным, падшим
человеком, расхитителем народного добра, не выдержал душевных мук и
повесился - работа тяжелая и неблагодарная. Эти страницы обязательно
вычеркнет знакомая нам литературная дама, и правильно сделает. В самом деле,
только представьте: Квардаков раскачивает тюремную решетку, чтобы убедиться,
что она выдержит его вес, небольшой в общем-то вес заместителя директора
ремонтного завода, рвет на полоски белую рубашку, с которой у него связано
столько воспоминаний и надежд, плетет из полосок жгут, захлестывает его на
собственной шее и под равнодушный храп преступников...
крест-накрест.
Квардаковым до сих пор, были не слишком серьезными, они не закалили его, не
воспитали в нем разумного недоверия или, скажем, здравого пренебрежения к
общественному мнению. Наверно, не было у него случая убедиться, что мнение
это не всегда справедливо и окончательно. Похоже, Квардаков был из тех
людей, для которых самой страшной была мысль о том, кто что про них
подумает, скажет, как посмотрит, в каком виде во сне увидит. Вообще-то все
мы испытываем подобные страхи, но ведь не вешаемся же... Иначе некому было
бы описывать такие вот истории, некому было бы их читать.
Анфертьеву? Промашка Автора? Никакой промашки. Прежде всего, Квардаков был
одинок. А те люди, с которыми его сталкивала судьба, не вызывали в его душе
теплоты и привязанности. С Анфертьевым у Квардакова установились дружеские
отношения достаточно давно. Анфертьев изготовил несколько превосходных
портретов зама, тот, в свою очередь, отвел его в театр, где ему предложили
работу более интересную и выгодную. Вадим Кузьмич на протяжении долгого
следствия твердо придерживался мнения, что Квардаков ни в чем не виновен,
что он честный человек и оказался втянутым в эту историю только по дикому
стечению обстоятельств. И ни улики, обнаруженные Следователем, ни общее
осуждение коллектива, ни доводы разума не могли поколебать Анфертьева.
Приказав себе вести себя столь мужественно и благородно, Вадим Кузьмич этим
как бы искупал собственную вину.
злосчастного обеда. Следователь заполнял документами третий том уголовного
дела - Анфертьев оставался непреклонен. О, сколько знакомых, соседей,
подчиненных и руководителей отшатнулись за это время от преступного
Квардакова, сколько людей искали и находили в его характере, в его
внешности, в прошлом столько отрицательного, что было даже удивительно, как
он до сих пор оставался на свободе.
подернулось дымкой времени, страхи ушли, а суть происшедшего измельчилась в
вопросах Следователя, в бесконечном уточнении подробностей, в долгой череде
дней, не приносящих ничего нового. И нет удивительного в том, что в
предсмертный час перед мысленным взором бедного Квардакова возник именно
Анфертьев, как человек неподкупной порядочности и высокой гражданской
совестливости.
не подарить машину Свете? Ведь, судя по некоторым скромным намекам Автора,
он относился к кассиру далеко не равнодушно, и только его недоступная
должность мешала Квардакову вести себя более раскованно и целеустремленно по
отношению к Луниной. Знали, знали же о подавленных вздохах Квардакова и он
сам, и, конечно, Света, она о них догадалась раньше самого Бориса
Борисовича, знал и Анфертьев, относясь к ним со смешанным чувством ревности
и снисходительности. Более всего умиляли Анфертьева томные взгляды узко
поставленных глаз Квардакова - в них столько было любовной тоски и неги! И
вздохи его умиляли, и новые несуразные галстуки, и даже кисточки, которыми
Квардаков украсил окна своей машины, чтобы сделать ее более привлекательной
для Светы.
повальном стремлении к обладанию автомобилями такой вопрос никому не
покажется праздным.
поразмыслив, он отказался от этой затеи. И правильно сделал. Подарок от
человека, запятнавшего себя грязными делами, от человека, который повесился
в тюрьме... Нет, дорогие товарищи, такой подарок мог пагубно отразиться на
чести и достоинстве девушки. Едва только в смятенном мозгу Квардакова
пронеслись слова "машина висельника", он тут же отказался от своего
намерения. Анфертьеву же положено быть менее чувствительным к подобным
нравственным тонкостям.
снимались подозрения и со Светы. Она кассир, у нее ключи, во время
знаменитого обеда она несколько раз отлучалась, якобы прогуливалась. Поэтому
Следователь не обделял и ее своим вниманием. А теперь представьте, что
Квардаков дарит ей свою машину, - подозрения только усугубятся. Значит,
решат многие, между ними действительно был сговор! "Просто так невинным
девушкам не дарят в наше время машины", - скажет испорченный жизнью
обыватель. И будет прав.
отписал ей магнитофон и приложения к журналу "Огонек", которые сумел как-то
выбить, опять же злоупотребляя служебным положением. Вряд ли стоит осуждать
его, поскольку подписаться в наше время на приличное издание можно лишь
злоупотребив положением, деньгами, знакомством с театральным кассиром, с
уборщицей поликлиники, с банщиком, официантом. Что делать, злоупотребляем
старыми заслугами, орденами отцов, юными секретаршами, собственным
происхождением, произношением и подписываемся, подписываемся, подписываемся!
Но не будем каяться и посыпать голову пеплом. Что ни говори, а из своих
скромных доходов мы оплачиваем полиграфическую промышленность крупнейшей
державы мира, а потом, вовсе не исключено, что как-нибудь тихим одиноким
вечером мы возьмем да и раскроем новенький, похрустывающий, попахивающий
волнующим запахом клея и коленкора томик, возьмем да и прочтем
страничку-другую, чего не бывает...
состояние покорной .безнадежности. Он еще не знал о трагическом происшествии
в тюремной камере и поэтому лишь хмыкнул, прочитав приглашение.
сказала Наталья Михайловна. - Что ему от тебя нужно? - спросила она, не
дождавшись ответа.
плаща. Пиджак на нем сбился комом, плащ оказался перекошенным, но Анфертьев
не замечал этого.
У меня бы ни на что другое не осталось времени.
мужчины - исправлять недостатки, замеченные женщиной. Учти, Анфертьев, я
вижу далеко не все, я ко многому привыкла, со многим смирилась. Свежий
взгляд рассмотрит куда больше, он будет безжалостнее и потому справедливее.
она с лестничной площадки. - Да! - донесся ее голос с улицы, Анфертьев отвел
Таньку в сад, вернулся домой, медленно разделся, бросив в кресло плащ,
пиджак, рубашку. Он хотел бросить в эту кучу и галстук, но с удивлением
обнаружил, что на нем нет галстука. Анфертьев озадачился, пригорюнился. Надо
же, подумал он, похоже, со мной что-то происходит...
отправился бриться. через полчаса поймал себя на том, что сидит на краг
ванны, уставившись в махровое полотенце производства Китайской Народной
Республики. На полотенце были изображены диковинные птицы с длинными
хвостами, но от многократной стирки хвосты поблекли, повылезли и птицы стали
похожи на обыкновенных кур.
рубашку, постоял перед дверцей шкафа, выбирая галстук. Безошибочно взял
темно-синий, гладкий и, остановившись перед зеркалом, неприязненно осмотрел
себя.
и повлияли на тебя, то дален ко не в лучшую сторону. Хиреешь, старик. И
Ковальчук Вера
Орлов Алекс
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна