Чтение 47–й страницы книги ~Варяг~

лишился руки. Погибли четверо. Серега считал: повезло. Он помнил, как его
последний противник, нурман с топором, в считанные мгновения расправился с
тремя. Горазд и Драй вдвоем завалили одного нурмана, самого молодого, а потом -
вместе с Устахом - еще одного, последнего. Можно сказать: едва-едва одолели. Да
и то лишь потому, что нурманы в самом начале схватки потеряли троих. Теперь
Серега полагал, что понимает, отчего Горазд и остальные так не хотели начинать
драку.

Однако очень скоро выяснилось, что понимать-то он понимает, но не до
конца.

Серегину рану Слада зашила, прилепила сверху нашлепку из мха, забинтовала
туго и отправилась помогать другим, оставив суженого отдыхать на бревнышке.
Помощь пострадавшим оказывалась примерно такая же, как и Духареву.
Зашить-перевязать. Малоприятная процедура, учитывая отсутствие обезболивающего.
Особенно круто обошлись с потерявшим кисть - прижгли культю раскаленным
железом. А парня, которому нурман вспорол ясивот, даже и лечить не стали,
просто перерезали горло. Ясно, что не жилец.

Убитых сложили вместе: своих и врагов. Горазд отправил челядников рубить
лесины: мертвых следовало как можно скорее предать огню, чтобы их призраки не
докучали живым. Теша, правда, хотел, чтобы убитых нурманов не сожгли, а зарыли
в землю. В отместку за убитого друга. Зубка. Но остальные сочли это слишком
жестоким. Одно дело - надругаться над телом, другое - над духом. Тем более что
закопанный в землю дух рано или поздно вырвется и начнет мстить. Нет уж, пусть
летят нурмановы духи в свою Валхаллу, изопьют там брагу забвения и не
вспоминают более о своих земных убийцах.

Все вокруг суетились, складывали костер, обдирали убитых врагов, собирали
в дорогу своих мертвых... Все трудились, даже легкораненые, только Духарев
сидел один-одинешенек, голову повесив, прислушивался к боли в ноге и предавался
грустным мыслям. Вот, дескать, он уже и бился вместе с ватажниками, и не хуже
прочих бился, а все равно как чужой.

От этих "плодотворных" размышлений его оторвал скрип снега.

Серега поднял голову. Перед ним стоял Горазд.

А за спиной Горазда выстроилась вся ватажка: воины, слуги, челядники, чуть
дальше - женщины. Отдельно от остальных - Слада. Из-за плеча Девушки
выглядывала довольная мордочка Мыша.

Горазд ждал.

Серега понял, чего ждет купец, и поднялся, поморщившись от боли в раненой
ноге.

Тут Горазд Серегу по-настоящему удивил.

Поклонился низко, в пояс, как Скольду и то не кланялся.

- Прости меня, витязь Серегей, за непочтенные слова, кои говорил тебе
прежде! Не знал я, каков ты! Смеялся над кулачным твоим уменьем! Прости!

- Да ладно, пустое, - пробормотал смущенный Серега. - Ну о чем тут
говорить...

- Прощаешь ли ты меня? - пробасил купец.

- Ну конечно! - воскликнул Духарев. - Слушай, можно я сяду, нога болит.

И, не дожидаясь ответа, опустился на бревно. Горазд и остальные остались
стоять.

- Ты спас мою жизнь и имение мое. Ты спас всех нас, - продолжал Горазд
торжественно. - Я должник твой.

- Ты меня нанял, - напомнил Духарев, но Горазд пропустил его слова мимо
ушей.

- Мы все кланяемся тебе, Серегей-витязь! - купец поклонился еще раз, и
все остальные, от Устаха до последней девки-челядницы, последовали его примеру.
Даже чудин, с которого так и не сняли цепей, и тот согнул спину.

Серега совсем смутился и снова встал.

Вперед вышли Драй, Голомята и двое кривичей, чьих имен Серега не помнил.
По знаку Горазда они расстелили на снегу оленью шкуру, а на шкуру сложили
серебряными кучками кольчуги и панцири, отдельно - шлемы. Отдельно от шлемов -
мечи, кинжалы, луки и прочее. Одежду и кошели положили прямо на снег. Без того
почтения, какое оказывали оружию.

От Духарева чего-то ждали. Чего?

Может, чтобы он примерил доспехи? Или разделил имущество на всех?

У Сереги не было ни сил, ни желания догадываться. Поэтому он изобразил
головокружение (очень естественно, потому что голова у него действительно
кружилась), оперся на бревно и прикрыл глаза.

Драй сунулся помочь, но его опередил Мыш.

- Тебе худо, Серегей? - озабоченно спросил названый брат.

- Есть немного, - пробормотал Духарев. Горазд махнул рукой, и через три
секунды рядом с Серегой остались только Мыш и Слада. И трофейное имущество
осталось.

Слада поднесла к Серегиным губам чашку с горячим медом. Серега покорно
отпил, хотя успел уже возненавидеть эту сладкую бурду.

- Мыш, - негромко спросил он. - Что мне со всем этим делать?

- Оделить тех, кто лучше бился, - Мыш даже удивился вопросу.

- А почему я, а не Горазд, не Устах?

- Так он же сказал, что ты теперь старший. Без тебя нас всех посекли бы.
Кабы ты обоих волколюдов не побил, нурманы б уже с нас живьем шкуру драли.

- Каких еще волколюдов?

- Да этих же, ну! - Мыш напрягся, вспоминая нужное слово. Вспомнил: -
Бересерков! Или нет? Бересерки, это которые в медведев перекидываются...

- Слушай, Мыш, - сказал Духарев. - Давай по порядку. Я, правда, ничего не
понимаю в этих делах.

- Ври больше! - усмехнулся Мыш. - Все видели, как ты одному ка-ак врезал!
А главному волчаре! Да он как упал, так и помер. Драй ему потом на всякий
случай поленом башку разбить не смог!

- А почему поленом? - удивился Духарев.

- Дык волколюд же!

Понемногу Серега докопался до сути происшедшего.

Горазд с ватажниками своими испугался не просто нурманов. То есть нурманов
тоже боялись, но куда меньше, чем берсерков-волколюдов. Считалось, что даже
один берсерк способен укокошить полдюжины обычных ратников, поскольку бьет так
быстро, что глазу не видно, а сам никакого железа не боится, хоть мечом его
руби, хоть стрелой бей. А завалить волколюда можно только голой рукой или
отрезанной медвежьей лапой. Что Серега нынче и доказал, повергнув наземь аж
двух волколюдов. Один, правда, может, и не сильный волколюд был, потому что Мыш
ему, оглушенному, горло перерезал и кровь побежала сразу, как у человека.
Правда, нож, которым Мыш нурмана резал, - его же, нурмана, нож. Может, поэтому
нурман и поддался. А может, это потому, что Сергей своим молодецким ударом из
оборотня колдовство выбил. Но второй, главный, точно был сильный волколюд,
авторитетно заявил Мыш. Горазд его не шутя мечом рубанул - и ниче. А Духарев
один раз кулачищем приложил - и бересерк откинулся. Вот поэтому Горазд и
извинялся. Мол, смеялся над Серегиным умением на кулачках биться, а выходит,
это не просто для смердов потеха, а самая что ни на есть ан-тиберсерковская
боевая техника. Горазд - он крутой. Но справедливый. Наверняка теперь Духареву
долю в товаре даст. И это правильно. Не будь Сереги, нурманы бы все забрали. А
людей перебили всех, чтоб некому было на них князю жалобить-ся. И то, если б
просто побили, а то ведь они, нурманы, а особенно волколюды, нет бы просто
убить, так сначала мучают долго. От человеческой муки у них, говорят, сила
прибывает. А уж что они с бабами творят...

Серега почувствовал, как напряглась сидящая по его левую руку Слада.

Он обнял девушку, прижал к себе: не бойся, милая! Никто тебя не обидит,
пока я жив. А убить меня теперь ой как не просто!

Поговорив о садистских наклонностях нурманов, Мыш счел информационную
часть беседы законченной и перешел к теме более животрепещущей. К дележу
имущества.

Как выяснилось, Мыш совершенно точно знал, кому и что следует дать.

Во-первых, самому Духареву по праву победителя принадлежит все, что
найдено на телах обоих берсерков и того нурмана, которого Серега зарубил в
лесу. То, что главаря разбойников вроде бы добил Драй, а второго - Мыш,
значения не имело. Беспомощного может и баба добить, так что ж ей, бабе. Меч со
щитом отдавать? Да она его и не подымет, боевой щит-то! Хотя он, Мыш, очень
рассчитывает, что Серега отдаст ему нурманов боевой нож и пояс с серебряными
бляшками. Драю можно отдать доспехи разбойника, которого они с Гораздом
осилили. Меч Горазду отдать. А с третьим, которого уже втроем с Устахом побили,
пусть сами решают, кому что.

Самое ценное, понял Духарев, это панцири. Он взял со шкуры тот, что раньше
принадлежал вожаку нурманов.

Изнутри панцирь состоял из переплетенных кожаных ремней, к которым
ремешками более тонкими крепились разных размеров стальные пластинки. Пластинки
были выпуклые и упругие, а друг на Друга ложились внахлест, как рыбья чешуя. На
самых крупных был выбит значок - клеймо мастера, вероятно. О высоком качестве
брони говорило хотя бы то, что молодецкий удар Горазда всего лишь помял
несколько чешуи. Еще в защитный комплект "волколюда" входила кольчуга с
короткими рукавами. Серега прикинул, что такая двойная "шкура" способна
выдержать и удар топором, и даже попадание "бронебойной" стрелы, выпущенной из
мощного лука. Панцирь был достаточно широк, чтобы Серега мог носить его поверх
тулупчика. Кольчуга - поуже. Но кольчуг было еще четыре, и одна - вполне
подходящего размера. Еще Серега приглядел себе удобный шлем со стрелочкой,
которую по желанию можно было опускать и поднимать, и красивые позолоченные
наручи с чеканкой, явно нездешней работы.

- Забирай свой нож, - сказал Духарев Мышу. - И позови Устаха с Гораздом.
Будем имущество делить.

Утром Устах нашел дополнительные трофеи - нурманские вещмешки, в которых,
впрочем, ничего особенно ценного не оказалось.

А еще Серега, отчасти из озорства, отхватил кусок волчьей шкуры, которую
носил на плечах нур-манский вожак, и попросил Сладу пришить серый клок к
трофейному панцирю. Наподобие эполета. Мальчишество, конечно. Ватажники по
поводу этого "украшения" ничего не сказали. Раньше, может, и намекнули бы, что
нехорошо дразнить навий, бросать вызов мстительному духу волколюда. "Объяснили"
бы то, что "знает" любой кривичский мальчишка. Но теперь все, включая Горазда и